Заместитель (ЛП)

Почему все, увидев меня, непременно приходят к выводу, что я не знаком с правилами поведения в обществе? Я действительно сейчас немного растерян, особенно учитывая стрессовую ситуацию, но это не значит, что я не знаю, как себя вести. Что-что, а это в школе в нас вбили намертво. Ты можешь быть полным идиотом, но всегда должен твердо знать, о чем говорить, что надеть и когда заткнуться.

Я никак не мог выбросить из головы обвинения, выдвинутые Репиным против Конрада. Что-то похожее говорил тот ненормальный журналист, но Репин был конкретнее. Почему он иногда называет Конрада по имени? Они когда-то были друзьям? Разве не говорил мне Алексей, что благодаря Конраду легальное состояние Репина увеличилось? Отмывка денег? Правда ли он приказал устранить репинского человека? Доказательств у меня нет — лишь слова бандита.

Фортинжере. Ковёр. Нет, не может быть. Там присутствовало человек пятьдесят, все — из респектабельных компаний и банков! По неким причинам я был отослан из дома на всю ночь, хотя раньше Конрад никогда бы не позволил мне ночевать одному в отеле. В предыдущем году их встреча тоже затянулась допоздна, но я оставался дома. Пятно на ковре было слишком большим для одного разбитого бокала, понадобилось бы четыре-пять бутылок. Винные пятна красные или бордовые, и их можно свести специальным средством. В ресторане нам постоянно приходилось это делать. Высохшая кровь — другое дело, ее никогда не отчистишь до конца, и люминольная проба** все равно даст положительный результат.

Нет. Это безумие. Кто в здравом уме станет убивать в присутствии пятидесяти свидетелей?! Фортинжере всего лишь выразил недовольство в мой адрес, он не заслужил такого наказания. Конрад говорил мне, что и раньше имел дело с оппозицией в Ордене. Нет. Отсутствием поддержки, так он сказал. Это не то же самое, что прямая оппозиция. А Лёвенштайн говорил, что собравшиеся возмущались «мягкостью» Конрада по отношению к Морозову.

Я отправился в ванную умыться и приготовиться к ужину. Опоздать — верный способ разозлить Репина. Я оперся руками о раковину, чувствуя огромную усталость. Конрад не может быть таким, как Репин. Он заботливый и ласковый, иногда даже чересчур. Как-то раз он сказал, что так ведет себя только со мной, со всем же остальным миром он жесток и беспощаден. Со мной он «опускает свои щиты». Похоже, это — правда, если вспомнить, как все бегают в банке, стоит лишь ему поднять бровь, и как он обошелся с Фердинандом из-за дурацкой шутки Мари Амели. Банкиры в его присутствии держатся с уважением и долей страха, хотя они и не его служащие. У некоторых из них почти столько же денег, как у него.

Вернувшись в спальню, я открыл чемодан и на автопилоте стал раскладывать вещи. Выбрал костюм из гранита***, белую рубашку и голубой галстук, оделся и без пяти девять был готов.

Как мне сейчас не хватает Конрада!

Дверь оказалась не заперта. Да, Гунтрам, ты даже можешь отсюда выйти. Очередная уловка, чтобы внушить мне ложное чувство безопасности. Я прошел по коридору к лестнице и столкнулся с Обломовым. Он придирчиво осмотрел меня. Мудак!

— Идем, — рявкнул он.

Он отвел меня в гостиную и оставил одного.

В гостиной я обнаружил впечатляющую коллекцию импрессионистов. Коллекция Конрада подобрана по-другому. Там можно найти ошеломительные полотна, написанные начиная с XIV века и далее, большинство на религиозные темы, фантастического качества. Есть и импрессионисты, но не в «жилой зоне». «Современные» вещи находятся в банке или разбросаны по другим его домам. Личную студию Конрада украшает маленький Рембрандт и Гирландайо. Ничего послевоенного. Если Конрад и покупает что-нибудь современное, то только для вложения денег. Последнее, что он купил, это Юдифь Кранаха в Нью-Йорке почти за миллион… и Брейгеля Младшего более чем за два… плюс четыре рисунка Тьеполо, которые теперь висят в его венецианском доме; назад, на родину, можно так сказать.**** Девятнадцатый век и далее Конрад не признает.

Коллекция Репина — другая. Более живая и современная. У него даже есть две работы Пикассо — Конрад никогда бы не повесил его в своем доме; к сожалению, он держит Пикассо в хранилище. В коридоре я заметил Макса Эрнста, Миро и Кандинского. Еще рисунок пастелью, похожий на Дега или Ренуара. Чудесный лес. Невероятно, как художник смог добиться впечатления грандиозности леса — на полотне почти не видно мазков, эффект достигнут мастерским использованием теней.

— Это Дега. Я приобрел его в декабре. Нравится?

— Очень красиво. Он подразумевает больше, чем изображает. Так просто и в то же самое время сложно. Как он это делает?! — с восторгом сказал я, забыв, с кем разговариваю.

— Искусство — не отображение реальности, а ее переосмысление.

— Ваша коллекция великолепна, Константин Иванович.

— Спасибо. Хочешь посмотреть остальное, или пойдем ужинать?

— Как вам будет угодно, сэр.

Пусть сам выбирает. Это его дом, и правило номер один, когда имеешь дело с такими людьми, как он и Конрад, всегда признавать, кто здесь альфа.

— Ты — мой гость, — сказал он, и я еле сдержался, чтобы не наорать на него или не дать ему в глаз за издевательство. Мне пришлось досчитать до десяти, прежде чем я смог спокойно ответить:

— Тогда ужинать.

Неужели он думает, что я отправлюсь с ним в экскурсионный тур по дому? И почему его так развеселил мой ответ?

Его столовая была… эклектичной. Современной. Я узнал стиль Лусианы, но только тут чувствовалось, что потрачены большие деньги. Элементы старины сочетались с современной расстановкой.

Совсем не как у Конрада, где если гостиная в стиле барокко, то и все вещи в ней того же периода, я даже думаю, что и из одного места… как в музее.

Репин показал мне, где я должен сесть — напротив него; сам же он не стал садиться во главе стола. Мы ели молча, пока я не отказался от вина.

— Поверь мне, туда ничего не добавлено.

— Я не пью. Алкоголь плохо сочетается с лекарствами и повышает давление.

— Почему ты пьешь так много таблеток?

Странный вопрос.

— У меня дважды останавливалось сердце во время комы, вызванной травмой головы, а позже состояние ухудшилось из-за недоразумения с лекарствами, и в результате развилась стабильная стенокардия. Доктор считает, что у меня и до этого было больное сердце, но это оставалось незамеченным до тех пор, пока меня не прооперировали. Никто и не подозревал, что у девятнадцатилетнего может быть слабое сердце. Мне следует избегать стрессовых ситуаций.

— Недоразумение с лекарствами?

— Кое-кто хотел пошутить, подмешав матамфетамин в мой напиток, и случилось это меньше чем через три месяца после первого сердечного приступа. Немного, но мне надолго прописали постельный режим.

— Что случилось в Буэнос-Айресе? Между тобой и Линторффом? Ты сказал, что хотел уйти от него.

— Ничего, — я ковырял еду в тарелке.

— Скажи мне.

— Я не хочу об этом вспоминать. Пожалуйста. Вы и так уже слишком много знаете.

— Почему ты хотел уйти от него? — с угрожающим нажимом настаивал он.

— Нервничал из-за обстановки. Я не привык к такой жизни, какую он ведет; все эти важные люди вокруг напрягали меня. Я скучал по дому, боялся нового, меня пугала его одержимость. Он подавлял меня… и я чувствовал себя в ловушке. Конрад — суровый человек и не приемлет никаких хитростей и игры. Ты всегда должен помнить свое место, — объяснял я, не сознавая, что делаю, пока последние слова не сорвались у меня с языка.

— Когда он впервые жестоко обошелся с тобой? — спросил Репин, на этот раз спокойно.

— В Венеции. Он ударил меня, когда решил, что Федерико — мой любовник. Заявил, что я — шлюха и охочусь за его деньгами. Сейчас-то я могу его понять. Из-за его богатства людям всегда что-нибудь от него надо. Еще я получил несколько пощечин за недостойное поведение и неуважение. Но это было давно. Уже больше года назад.

— Что произошло в Буэнос-Айресе?

— Я… я опасался его жестокого характера и скачков настроения. В Аргентине мне стало казаться, что это была не любовь, а увлечение. Я начал бояться, что он убьет меня, если я сделаю что-нибудь неправильно, потому что он очень остро реагирует на любой вызов. За день или два до моего предполагаемого возвращения в Цюрих я решил порвать с ним, но он приехал за мной. Он купил мою квартиру и книжный магазин, где я работал, и выкинул меня и из дома, и с работы. Угрожал, что навредит людям, которые мне не безразличны.