Начать жизнь заново (СИ)

Когда он отрывается от колючей проволоки, я вдруг понимаю. Это всё происходит словно… словно в последний раз!

С силой отстраняю любовника от себя, практически рыча:

- Блять, Андрей, не смей решать всё за меня!

На секунду замерев, он будто выдыхается, садясь на пол.

Я же шарахаюсь от мужчины, выбираясь из-под тяжелого тела. Он и вправду…

Под моим испытывающим взглядом не выдерживает и пары секунд, отводя взгляд:

- Ты не любишь меня, Мих.

- Любовь может прийти с годами, - возражаю, стараясь не показать своего замешательства.

- Но все эти два года она не приходила…

На это мне нечего сказать – только, как будто маленький потерянный в стужу ребёнок, зябко пожать плечами:

- Ты как будто сватаешь меня, - улыбается, а я не выдерживаю, крепко обнимая его за шею. – Это всё так глупо получилось…

Недолго молчит:

– Ты застрял здесь и не видишь, что там, вверху, только серый потолок. А нужно всего лишь дойти до лифта и нажать кнопку «вверх». Разреши мне хоть раз побыть твоим душевным адвокатом. Когда ты рядом со мной, то я превращаюсь во влюблённого мальчишку. Стоит тебе улыбнуться, и я теряюсь, улыбаясь в ответ. При одном твоём взгляде сбиваюсь с мысли. Я старше тебя, но, когда мы вместе, ты ведёшь себя так, будто ты старше. С ним же, - я слышу, как он усмехается, – с ним ты другой. Ты бы видел себя, когда рассказывал о нём. Он твой огонь, - и без перехода. – Скажи, ты знаешь, что такое моногамия?

Сглатываю:

- Ну… да. Это когда человек одновременно любит только кого-то одного… или брак между двумя людьми. Ничего особенного.

- Что-то вроде того, - кивает. – И моногамные люди могут быть однолюбами. Редко, но такое случается, - понимаю, к чему он клонит.

- Не правда, - возражаю. – Он не однолюб, как и я. Я не верю ему… и себе. И уже совершенно ничего не понимаю. Я запутался, Андрей, - отстраняясь, смотрю на мужчину.

Я тоже эгоист. Вот он, передо мной: любящий, добрый, настоящий. Он пошел ради меня на многое – да, стал пассивом, в конце концов. Так почему мне так не сидится на месте?

- Я говорил с ним.

- Когда? – ошеломлённо.

- Несколько дней назад, - сказал это так спокойно. И ведь ни словом не обмолвился. Будто прочитав мои мысли, говорит: – Я обещал ему, что ты ничего не узнаешь. Мы сидели у меня в кабинете, и он выглядел почти разбитым, почти отчаявшимся, почти сломленным. Он сразу понял, что ту картину нарисовал ты. Встал и так долго, не прикасаясь, водил по ней пальцами, что я подумал, он хочет впитать в себя все краски.

- Шесть лет прошло, - качаю головой. – Слишком поздно для нас обоих.

Но Андрей только хмыкает:

- Это должно было когда-нибудь случиться. Вы просто струсили. Оба.

Вскакиваю, не сумев сдержать эмоции. Господи, какой же он… правильный. Прямо до тошноты и зубного скрежета.

А я словно каторжник, запертый на воде и хлебе в карцере. Ни движения, без того, чтобы рядом не звякнули цепи, пристёгнутые к рукам, ногам, шее. Ошейник без поводка, туго стягивающий горло. И, что бы я ни решил, всё равно кому-то будет больно.

Отвратительная ситуация. Сколько раз я наблюдал нечто похожее в телесериалах, книгах, у знакомых, самоуверенно надеясь, что мне больше никогда не придётся метаться в клетке безвыходности. Знать бы, чего на самом деле требует моё сердце.

- Миша, - сильный глубокий голос выводит из нервной задумчивости, - я же говорил, что существуют люди однолюбы, и, если он не притворялся, у вас совпало.

- Ты ошибаешься, - прикусываю губу с внутренней стороны, снова присаживаясь. – Почему на протяжении стольких лет он молчал, не попытавшись связаться?

- Как и ты, - напоминает о моей трусости. – Возможно, мы с тобой, как обычная пара, не обязательно гомосексуальная, прожили бы долго и счастливо. Но подумай, нужны ли тебе эти «долго и счастливо» со мной?

Медлю с ответом, заключая:

- Ты его защищаешь? – не отпирается. – Почему?

Ненадолго прикрывает веки, заставляя меня напрячься. Такое ощущение, что струны эмоций, на которых он так умело играет, сейчас зазвенят в тревожной мелодии.

- Я его понимаю. Он последний год узнавал о тебе малейшие новости. Всё, что ты делаешь, куда поступил, с кем живёшь. Этот парень в Киеве не первую неделю и уже успел со многими «перезнакомиться» втайне от тебя. Это ты думаешь, что он сразу же, приехав, кинулся к тебе, но на самом деле он долго к этому готовился – по его же словам. Почему шесть лет? Он отказался говорить мне об этом, как я ни пытался выспросить. Тебе надо спросить самому.

«Со многими», - эхом пронеслось в голове, обескураживая, ошеломляя.

Значит, он успел встретиться не только с Яром и Андреем, но и с другими моими скандальными друзьями.

Боялся, готовился, нервничал, зная, что кто-нибудь из бывших одноклассников может его сдать.

Переступал через себя, убеждал, просил, может, даже угрожал – уж некоторых наверняка пришлось уламывать сохранить конспирацию.

Практически заставил меня поверить в свой спектакль, в котором я был… Зрителем? Актёром? Одним из режиссёров? И не открыл бы ролей до самого завершения.

Рисковал, можно сказать, ни из-за чего, своим телом, душой, если она, конечно, существует, всего лишь для того, чтобы обратить внимание. И как я мог не заметить такого явного теперь отчаянья в его глазах, когда собрался уйти из того кафе.

Удивительно, мы повзрослели, но в этом плане практически не изменились. Мы по-прежнему слишком ненормальные для этого мира.

Чьи-то пальцы мягко касаются моего лица, выводя из задумчивости.

Андрей. Я произносил его имя неисчислимое количество раз. Гораздо больше, чем «Женя» и «Евгений», но между нами всё равно остались белые пробелы. Таких не бывает у тех, чья любовь взаимна. Он любит меня, а я…

- Что решил? – спрашивает.

Мы так и сидим. Трусь щекой о его руку, рассеянно смотря, как другой он водит по татуировке, повторяя движения лозы.

- Я схожу к нему. Проведаю, - он хочет что-то сказать, но я первее: - С тобой мне хорошо. А с ним…

Так сложно подобрать формулировку, но это делают за меня:

- А с ним правильно.

И целует меня так нежно, насколько это вообще возможно. Я же действительно не знаю, будут ли поцелуи этой ночи нашими последними.

========== Глава 54: То, что ещё можно вернуть ==========

Вот уже как двадцать минут я стою возле дверей Его палаты, никак не решаясь войти. И хочется, и колется. Но надо.

Мимо проходили медсёстры, врачи, посетители. Пара интернов заглядывала внутрь, и тогда я отходил немного назад, чтобы никто из находящихся внутри не увидел. Но это не могло продолжаться вечно, и, собравшись духом, я зашел.

Тихо идти мешали синие, так похожие на мусорные пакеты бахилы, и меня заметили.

В палате было уютно и просторно - два больших завешенных гардинами окна, шкаф, вешалка, несколько тумбочек, стол со стульями. На одной из трёх занятых коек лежит Он. Видно – кто-то из дома принёс ему лёгкий спортивный костюм: майку и шорты чуть ниже колена. Сам бледноватый, читает какой-то спортивный журнал, неповреждённой левой рукой перелистывая страницы, пока соседи - молодой парень и худой, лысоватый мужчина в одних старых синих трениках – режутся в карты.

Когда я захожу, Женя отрывается от чтения, и в его глазах что-то теплеет. В них зажигается яркая озорная искра, а губы растягиваются в улыбке. И совершенно не самодовольной или обезбашенной, а такой… тоже непонятной. Нечитаемой.

У меня в руке сетка апельсинов, яблок, бананов и прочих продуктов, традиционно полагающихся больному. Подходя ближе, кладу её на тумбочку, а двое других пациентов, вопросительно посмотрев на брюнета, поднимаются после его кивка.

- Я попросил их выйти, - поясняет мне. – Взамен обещал поделиться половиной заначки и дать автографы. Ты садись, вон, стул возьми, не просто же так пришел.

Он сейчас совсем другой: и такой привычный, каким я его помню, и иной – повзрослевший. Причём повзрослевший где-то там, далеко, без меня, так же, как я повзрослел без него.