Начать жизнь заново (СИ)

И в этот раз и я, и он понимаем – вот этот, именно этот поцелуй наш последний.

*

Я снова мнусь у дверей в палату. Ещё немного, и это станет закономерностью. Не прошло и недели, но с прошлой ночи мне никак не удавалось уснуть и пришлось собраться рано утром.

Сейчас, по-моему, часов восемь… или уже половина, не помню – телефон умудрился забыть дома, когда обувался. По-быстрому сбегал в магазин, набрал всё, что попалось под руку: от «Натса» и «Скитлса» до сетки апельсинов - и запихнул всё это в огромный именной пакет АТБ.

Всю дорогу думал об Андрее. Правильно ли я сделал, когда согласился на его просьбу прекратить занятия и разорвать контакты? Так непривычно видеть его сжатые губы и тщательно скрываемую боль в глазах. Но сделанного не воротишь, а сердцу не прикажешь. Он знал, что прав – я не люблю его, и если не смог полюбить за эти два года, то причина в нём, а не во мне.

Люди влюбляются, встречаются, разочаровываются, расстаются и снова влюбляются. Говорят «люблю» как нечто совершенно обыденное, хотя часто не знают, какое это чувство на самом деле. Они разбрасываются словами, создавая с помощью них иллюзии, хотя на самом деле ничего похожего не ощущают.

А я так не могу.

Немного обидно – как бы ни старался – всё равно не получается. Любовь – не то чувство, которым можно управлять.

Помнится, как-то давно я давал определение любви. Как же там… «Если любить – то это уже до гроба. До боли и слёз в глазах. До скрипа зубов и судорожного сжатия кулаков. До щемящей нежности где-то внутри и осознания того, что вот он – единственный, а остальные - всего лишь мутные тени на его фоне». Да, что-то такое есть, но любовь – она разная. Слишком разная, чтобы иметь одно точное эксклюзивное определение. Тот, кто любит, поймёт это, я же… Нет, любовь - это не то, что я чувствую к Андрею, пусть он как раз меня любит.

В конце концов позвонил Лере и со вздохом вкратце рассказал обо всём. Та, вроде, не была удивлена и, несмотря на раннее время, не ругалась, сонно отвечая. Девушка что-то сказала своему отцу и, получив ответ, произнесла:

- Мих, ты же не дурак. Не стоит жалеть о том, что сделано. Мозги тут не помощник, а сердце подскажет, что лучше. Если бы ты остался с Андреем из чистой жалости и симпатии – вот это было бы жестоко. А так, он переболеет, переживёт – он сильный. А тебе правда нужно идти дальше.

Я тогда усмехнулся – надо же, звучит будто предсказание. Не зря Кирилл в академии дразнил её «госпожой гадалкой».

И вот, я стою здесь, пытаясь успокоить учащенный пульс. Мой выбор сделан, и если Женька вдруг скажет, что он пошутил – этот спектакль был понарошку, я задушу его собственными руками.

Поставив всё на кон, чувствуешь себя нагим среди сотен людей, с интересом патологоанатомов обозревающих выставленные наружу внутренности. Естественно, это лишь моя собственная иллюзия, но пробирает до костей.

Под удивлёнными взглядами проходящих медсестёр делаю пару вдохов-выдохов и вхожу.

Ничего не поменялось – та же палата, те же вещи. Правда, один сосед отвернулся к стенке, а второго, который немного хромает, нет – он ушел ещё при мне, отсалютовав на прощание. Окно открыто, а Женя стоит у подоконника, с кем-то разговаривая по телефону. Говорит не по-русски и не по-украински, наверное, с кем-то из своих друзей в Бразилии или тренером, что, в общем-то, неважно.

Он меня пока не заметил, и я, тихо прикрыв за собой дверь, просто наблюдаю. Каждый раз такой разный – новый для меня и по-прежнему невероятный. Ещё та зараза, но такая восхитительная, что поневоле прощаешь ему всё.

И понимает ведь – совершенно всё понимает. Может сделать больно и себе, и мне, и окружающим, но осознавая - это правильное решение. Le devoir avant tout*.

Сейчас – именно сейчас - серьёзный, собранный, наверное, действительно разговаривает с тренером. А мне так хочется подойти и обнять его, почувствовав ответные объятия.

Всё. Now or never**.

- Женя… - рывком оборачивается, тут же произнося пару слов в микрофон телефона.

Ему даже не успевают ответить, потому что отключенный телефон точным броском отправляется на кровать.

Смотрит, а в глазах ожидание. Эдакая аквамариновая мини-бомба, тикающая со скоростью пульса. Недовзрывчатка, готовая взорваться в любую секунду, только тиканье ускорится выше нормы.

- И что ты… - прокашливается, - выбрал? Или… еще же не прошло недели.

Надеется, будто хочет потянуть время.

Я медленно подхожу, кладя пакет рядом с кроватью и садясь на белые простыни. Негромко, чтобы не потревожить сон больного на соседней койке, говорю:

- Не видел смысла ждать какую-то неделю. Всё и так понятно…

Гипнотизирует, как змея. Ядовитая, но прирученная заботливыми руками. Нависает надо мной, от волнения облизывая губы:

- И?..

- Я останусь.

Разом выдыхает весь воздух. Чуть ли не падает, опираясь коленями на постель, сжимает меня в объятиях, носом утыкаясь в плечо.

Ощущаю, как где-то хрустнула кость, определённо моя, и неожиданно понимаю, что против воли щеки загораются румянцем. С чего бы это?

Чтобы скрыть неловкость, хриплю:

- Псих ненормальный, задушишь же!

А он улыбается, будто это похвала, и говорит:

- Сколько комплиментов я от тебя сегодня получил, сейчас умру от смущения.

- Дебил, - блин, вот писец, не представляю, что будет, если тот больной, спящий рядом, сейчас проснётся от нашей нелепой возни.

И снова улыбка. Отпуская меня, с размаху падает на кровать и перекидывает на белые простыни ноги. Прямо через меня, наплевав на жалобный скрип старых пружин.

Недолго лежит, с совершенно дурацкой улыбкой смотря в потолок, потом, не отрывая взгляда, просит:

- Возьми меня за руку.

- Зачем? – недоумеваю, садясь боком.

- Просто возьми, хорошо?

Не понимая, зачем, всё-таки выполняю его просьбу, беря в свои две его повреждённую правую ладонь. Всё точь-в-точь, как несколько дней назад, с той разницей, что за спиной нет непосильного валуна выбора, самоубийственной верёвкой стягивающего шею.

Глубокий вдох, выдох. Он серьёзнеет и сжимает мои пальцы:

- Миш… Я хочу, чтобы ты держал эту руку, когда тебе будет больно и обидно, когда ты будешь злиться или радоваться, когда почувствуешь, что рядом нужен кто-то, кто может тебя обнять и поддержать. Когда тебе плохо, грустно, неприятно…

Перебиваю, усилием унимая ошеломлённое «ту-дух» внутри. Боже, ну почему, почему он опять растрачивается на такие надрывные невероятные вещи…

- Смахивает на предложение руки и сердца.

На губах брюнета появляется намёк на улыбку:

- Ха-ха, скорее только руки.

У каждого своя дорога – кто-то сразу находит счастье, кому-то приходится за него бороться. У кого-то всё с самого начала «зашибись», а у кого-то длинная извилистая тропка, на которой, как ни иди, всё равно заблудишься.

Затихаем.

На улице жарко, и будет невероятно жарко позже, около полудня. Кажется, мы, замерев, сидим на третьем этаже – я все три раза, пребывая в странном состоянии, не считал этажи – даже подсознательно. Из окна выглядывают ветки небольшой яблони и ещё какого-то дерева, так мной и не определённого. Я же прилагаю огромные усилия, чтобы смотреть не на парня, а в окно, хотя по-прежнему держу его руку. Но сдаюсь, задумчиво спрашивая:

- Жень, а можно я сразу не поверю, что в моей жизни всё случилось именно так?

Непонимающе смотрит, а потом фыркает и негромко смеётся, в положении лёжа закидывая ногу на ногу, будто не в больнице лежит, а на пляже загорает:

- Можно. Только если ты меня поцелуешь, щено-о-очек, - насмешливо тянет гласные на последнем слове, копируя кое-кого очень знакомого.

Убью Диму.

Скептически смотрю на брюнета:

- Тут люди.

Нет, ну, точно как на пляже, сейчас ещё разденется до трусов и нахлобучит очки для завершения образа.

- Тебя что-то смущает после того, как мы поцеловались в кафе?

- Мы не поцеловались, ты всего лишь оставил мне синяк. Засосал, как пылесос, - перекривившись, вздыхаю.