Tough Cookie (СИ)

— Куда ты, малыш? Я тебя уже полчаса, как высматриваю, и вот решил с тобой коньяка распить, еще разочек, — гадко ухмыляется мощный накаченный мужчина в лицо Чону, и Чонгук его вспоминает.

Он обслуживал этого садиста около месяца назад. Те два часа, проведенные с ним в запертой комнате, Чонгук вряд ли уже когда-нибудь забудет. Синяки и ссадины не сходили пару недель, Чон помнит унижение, которое он испытал, когда эта сволочь заткнула ему рот твердым пластиковым шариком, закрепленным на кожаный ремень под затылком, соединенный жесткой черной лентой вдоль позвоночника с такими же кожаными браслетами, сковавшими ему руки. Он чуть не вывернул Чонгуку плечо: дергая то в одну сторону, то в другую, тянул и заставлял гнуться до хруста в костях, так, что у Чона в глазах белело от боли. Мужчина хотел криков, но кляп вынуждал лишь бессильно хрипеть, а когда он трахал его без подготовки и смазки, Чонгук кажется и вовсе потерял сознание, до тех пор пока не почувствовал, что руки свободны, а этот конченный садист роняет ему на живот остывающий пепел, явно намереваясь оставшуюся сигарету затушит о стертую на запястьях кожу. Чонгук не помнит, как умудрился извернуться и добежать до ванны, хватая чужой телефон с тумбочки, но отчетливо помнит, как набирал заученный номер Кена и сорванным голосом просил его оттуда забрать. Кен клялся, что все это не обговаривалось в заказе, но Чонгуку было уже все равно, он просто хотел домой, отстраненно думая, как будет прятать следы, чтобы мамины врачи не заметили и не вызвали полицию. Он так и не открыл дверь, пока присланные Кеном парни не вытащили его оттуда и не увезли. Чонгук просто отгородился, но это мерзкое гадкое ощущение в груди не отпускало его до сих пор.

— Я уже напился, — Чонгук сглатывает вязкую слюну, заталкивая панический страх обратно внутрь, и говорит на удивление практически не дрогнувшим голосом. Он пытается обойти бугая, но тот усиливает хватку и не позволяет отстраниться дальше, чем на маленький шажок. Чонгука ведет как тряпичную куклу, и он буквально заваливается на мужчину, неспособный удержать равновесие.

— Эй, — слышит Чон позади до боли знакомый голос, — оставь паренька в покое. Я не думаю, что ты ему нравишься, — говорит Чихо и смеется.

— Ты что за пидор? — хрипит бугай, и все еще держа Чона за локоть, делает шаг в сторону столика Чихо. Чонгук от безысходности прячет лицо на груди садиста, лишь бы Чихо его не узнал.

— Вот нахуя ты лезешь? Отдохнули, блять, — Минхек недовольно цокает, снимает пиджак и расправляет плечи. Он, конечно, не пацифист, но Чихо умел устраивать драки с размахом, а портить вечер еще больше, чем он уже был испорчен в доме Сумин, не хотелось.

— Спокойно. — У кладет руку на плечо Минхека, не давая тому встать. — Я хочу развлечься, только и всего. А ты, — он переводит холодный взгляд на сжавшийся комок в руках мужика, потом на его раздражающую физиономию и продолжает. — Отпусти пацана. Посидишь с нами, я расскажу тебе, кто я, — Чихо театрально хлопает по диванчику рядом.

— А давай я сперва разукрашу твое лицо, а потом разберусь с этой шлюхой, — мужчина отцепляет от себя Чонгука и отталкивает того в сторону.

Чон понимает, что бежать уже некуда, еле выравниваясь, чтобы не отбить задницу об пол. Встает на ноги ровнее, одергивая задравшуюся футболку, и сцепляется с впившимися в него черными глазами напротив. Чихо замирает, пропускает выпад со стороны, но чужой кулак перехватывает за него Минхек, и одним ударом своего лба, ломает мужчине нос. У не замечает, как подбегает охрана, как того урода стаскивают вниз по лестнице, а за ними уходит и Ли, чтобы разобраться с администратором. Чихо так и сидит, уставившись на Чонгука. Минхек далеко не отходит, узнав их, менеджер подлетает еще на середине лестницы, кланяется и извиняется, впрочем, Мин слушать его не собирается, отмахивается, что все нормально, соглашается на бутылку самого дорогого алкоголя и возвращается к Чихо. Ли замирает на месте и долго удивленно переглядывается с У на этого паренька и обратно.

Чонгук шумно дышит, перед глазами всплывает все, до последней секунды, абсолютно любая мелочь из того, что Чихо вчера начал, а у Чонгука не было выбора остановить. Он хочет забыть, но чувствует, как закипает кровь, что до этого липко стекала по телу, стоит Чихо просто посмотреть, не прикоснуться даже. Чон вздрагивает, но не шевелится. Один Бог знает, чего ему это стоит. Может быть, когда-нибудь он бы смог все это стереть и научиться жить заново. Может быть. Но Чихо, который сколько не пытайся, останется в этой жизни навсегда — не позволит. Чонгук по глазам видит, как хочется тому переломить его вдоль позвоночника, разложить под собой и наказать, не понятно только для чего. Чтобы причинить боль ему или избавиться от своей собственной.

Атмосфера душит окончательно ровно в тот момент, когда Чихо мигает, и в зрачках начинают плясать пятнами искры алой бурлящей и совсем не объяснимой злости. Чонгук вздрагивает, хватается за вспыхнувшую секундным онемением грудь, потому что забывает сделать вдох, и легкие сводит опасной судорогой и, наконец-то, взяв себя в руки, делает шаг вправо, пытаясь сбежать. Ему нечего сказать. И слышать он тоже ничего не хочет.

— Сядь, — зло выговаривает У и показывает взглядом на место рядом. — Это мой клуб и ты из него без моего разрешения не выйдешь. Будь хорошим мальчиком и просто сядь, — уже спокойно добавляет он.

Чихо смотрит внимательно, границы дозволенного стираются парализующей мозги злостью, и взгляд его меняется оттенками от наглого раздевающего до опаляющего в угли с одного касания. Чонгук красивый, и Чихо вдруг понимает, что ему это нравится. Нравится, как он выглядит сейчас, и больше чем просто нравится, как он выглядит, когда умоляюще на грани протеста стонет под ним. Это возвращает во вчерашний вечер, а его неповиновение — отбрасывает на несколько лет назад, в тот день, когда отец уходит к этому мальчишке, и он ничего не может сделать — отец даже не слушает его просьб — а потому причинить Чонгуку боль сейчас, кажется действительно стоящей идеей.

Чонгук с надеждой в глазах смотрит на парня рядом с У, и не может заставить себя двинуться с места.

— Я не понял, вы знакомы? — в недоумении спрашивает Минхек.

— О да, притом очень близко знакомы, — ухмыляется Чихо. — Это одна из лучших шлюх Кена, а еще и мой братец Чон Чонгук.

Минхек протягивает руку к нетронутому бокалу с виски и залпом его опустошает. Мальчишка кажется ему прозрачным, Мин всматривается внимательнее и возникает внезапное желание встать между ними и загородить Чонгука собой. Потому что Минхек отчетливо улавливает в Чихо то самое состояние, когда он готов сделать что-либо безрассудное и настолько же глупое, что последствий потом не оберешься. Чихо как бермудский треугольник, стоит спустить стоп-кран и его замкнет, черная дыра его детских обид и собственной безбашенности затянет в себя всех без лишних вопросов — выбраться из нее будет невозможно, она сломает и перетрет, перекроит внутренности и выплюнет оплетенные болью и кровью ошметки.

Минхек почти решается сдвинуться с места и предотвратить все, что может произойти, но его опережает какой-то незнакомый взлохмаченный рыжий пацан.

— Что случилось? Сказали наверху драка и я… — к Чону подбегает Чимин и, увидев, кто сидит за столиком, замолкает.

— Привет, — мило улыбается ему Чихо, но глаза остаются такими же черными и непроницаемыми, без намека на улыбку.

— Мы уже уходим, — Чимин меняется в лице, высокомерно приподнимает брови, готовый защищаться самому и защищать побледневшего в конец Чонгука, хватает его за руку и пытается оттащить с линии огня.

— Раз уж и ты пришел, составьте мне с другом компанию, — ухмыляется У, смотря на этих двоих. — За ценой не постою, — Чихо встает с диванчика и, подойдя вплотную к Чонгуку, пристально смотрит ему в глаза. — Тебе же понравилось? И уже наверное похуй брат ты мне или нет. Я тебя уже трахнул и хочу еще. Так что поехали с нами, — шипит У в губы Чону.