Записи психолога (СИ)

Тор удивлённо смотрит на оказавшийся на столе судок с синей крышкой и переводит взгляд на Локи. Его решили покормить? Кажется, если спросит с чего такая щедрость, то снова услышит про ту змею и благодарность. Ну, пускай, зато не надо будет выходить на обед в кафешку. Тор приоткрывает крышку и вдыхает соблазняющий сладковатый запах блинчиков с клубничным сиропом.

- Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, - несмело произносит Локи, но стоит Тору поднять на него взгляд, как тут же стыдливо опускает голову. – Простите, неудачная шутка.

- Ты сам это приготовил? – Одинсон не скрывает удивления и закрывает крышку, чтобы не возникло чувство голода.

Юноша только смущённо кивает головой и предпочитает смотреть себе в колени. Ну… Тор надеется, что всё же не в первый раз Локи готовил и что добавил сахар, а не соль. Успокаивающе улыбнувшись, ведь на него всё равно косятся, он отодвигает судочек ближе к своему краю стола, чтобы не задеть, и кладёт сверху на крышку прочно завёрнутую в салфетку вилку. Продумал, побеспокоился и… странно, уж действительно очень странно, однако приятно.

Тор закрывает дневник и прячет его в ящик стола, чтобы не мозолил глаза. Сегодня они просто говорят, не больше и не меньше, а запишет потом, если захочет. Всё же проблем как таковых, с какими обычно приходят к нему, нет, поэтому и рушить систему записей в дневниках как-то не особо хочется. Подумает об этом позже, как-нибудь потом.

- Ты сегодня в хорошем настроении, - лёгкие нотки манипуляции в голосе смешаны с теплом, чтобы расположить быстрее к себе Локи для разговора.

- У друга на ночёвке был, за эти два дня отдохнул от отца и его замашек.

- Они стали хуже? – с явной тревогой спрашивает Тор, кладя руки на стол.

- Ну, как хуже… - Локи, тяжело вздохнув, полностью расслабляется и кладёт голову на стол.

Врал ему? Нет, наверно нет, но выслушать точно нужно, ведь тогда Лафейсону станет легче. Тор подымается на ноги и, обойдя стол, берёт подростка под локоть, чтобы он тоже встал. Не нужно лежать на столе и мять о дерево голову, тем более Тор был уверен, что краснота с этой белоснежней кожи сходит очень медленно.

Тор помогает юноше сесть на диван, не понимая, зачем вообще это делает и почему Локи ничего не говорит. Сев в кресло рядом с головой юноши, который уже лёг и сложил руки на груди, Одинсон кладёт руки на подлокотники.

- Так что произошло?

- Через восемь дней нужно же снова идти в школу, а у отца опять начинается разрыв… начинает снова включать свой весь характер, - Локи тяжело вздыхает и прикрывает глаза. – Это мой последний год, экзамены и все прочие дела, поэтому отец уже принимается доставать меня с тем, почему я не сижу за книгами, не сдаю онлайн-тесты и не показываю лучшие результаты.

- Что по его мнению лучшие результаты?

- Как вам объяснить? – Локи открывает глаза и переводит взгляд на Одинсона. – Знаете Ноама Хомского? Юдит Полгар? Стивена Хокинга? – на последнем имени Тор утвердительно кивает головой. – Отец считает, что я должен быть умнее их уже сейчас.

- Но это же нереально.

- О, мой папенька прекрасно это понимает, но всё равно пытается добиться этого от меня.

У кого проблемы – так это у Лафея, который явно и… Это он оставил синяк на скуле собственного сына и разбил ему губу. Два и два складывается слишком быстро в ужасающую картину, ведь Лафей может просто в порыве такого вбивания в сына желания к учёбе избить его до смерти.

Тор поджимает губы и опускает взгляд в пол, складывая руки на груди. Возможно, надо будет поговорить с Лафеем, вызвать его в свой кабинет, но это уж отчаянный поступок, ведь так может подставить Локи. Типаж Лафея очевидный – он старается сделать из собственного сына того, кем сам не стал, вкладывает в него столько всего, чего обычный человек в таком юном возрасте не может вынести. Это действительно уже просто фанатизм, который стал чересчур больным. Поэтому сам он не будет действовать, не станет перепрыгивать через Локи, а, для начала, поговорит с ним об этом.

Тишина затягивается на добрые двадцать минут, но Одинсон ничего не говорит, чувствуя, что юноша сам что-то хочет ещё добавить. Что-то важное, раз столько смятения на лице у него появляется. Подтолкнуть? Нет, сам пускай решится, потому что так может и в дальнейшей жизни ждать того, чтобы его подталкивали к высказываниям чего-то важного.

- Я люблю его, - всё же решается сказать хоть что-то Локи. – Как никак, это мой отец, но его эти… требования переполняют мою чашу терпения. И я всё больше склоняюсь к тому мнению, что просто съеду в общежитие, когда поступлю, и буду приезжать домой только на Рождество. Я понимаю, что это неправильно, но по-другому никак.

- Ты пытался с ним говорить?

- Конечно, - Локи фыркает. – Но это бесполезно, как горохом об стену. Он совершенно не слышит ни меня, ни даже учителей, когда они говорят, что я сваливаюсь с ног от переутомления. Да, я несколько раз падал в обморок, - отвечает юноша на немой вопрос в глазах Тора. – Конечно, из всех случаев только один был взаправду, но и это не действует на отца. Только таблетки мне какие-то купил, что-то с витаминным комплексом.

Локи не переставал изливать душу, не переставал говорить, рассказывая всё так, как оно есть, и Тор почему-то чувствовал себя особо хорошо. Всё внутри так и пело о том, что Лафейсон ни с кем так не делился, это было понятно по тому, как он рассказывал всё с запалом и сбиваясь – неопытный в рассказах собственной жизни. И Одинсон вовсе не останавливает себя, не отворачивается, даже не вспоминает профессиональную этику, правило – нельзя испытывать ни сочувствия, ни восхищение, ничего к своим клиентам. Но…

Отчего-то вновь вспоминается Сиф, которая когда-то давно так же изливала ему душу. Что её не любят родители, что они пьют и она постоянно была в интернате, где и стала почти что пацанкой. Нет, девушка уж никак не была пацанкой, но разве переубедишь женщину, если она что-то уже вбила себе в голову? Да так со всеми людьми, ничего не меняется. И Тор невольно принимается сравнивать Сиф с Локи, понимая, что юноша куда интересней, чем была она, что Лафейсон даже в некоторой степени красивей.

Тор прогоняет от себя такие мысли, напоминая себе, что это просто его клиент, пациент, которому он должен помочь, а не рассматривать его в плане отношений. Глупо, упал с головой в этот омут и теперь не может уже рационально смотреть на окружающую Локи проблему. Не сможет помочь и в итоге, когда нужно будет уже прощаться с ним. Прощаться? Совсем никак не хочется торопить время, однако оно само неумолимо бежит к концу всего.

- Ладно, что-то я много наговорил, - Локи переворачивается на бок и не сводит внимательного взгляда с Тора. – Мистер Одинсон, вам же нельзя рассказывать о себе, да? Правила ваши, запреты… Это, наверно, так напрягает, ведь все мы вам изливаем душу, делимся тяжёлым, а вы вынуждены всё держать в себе.

Манипулятор. Тор усмехается и отводит взгляд в сторону. Его так и тянет узнать что-то про него, но Одинсон не будет ничего говорить потому, что это просто пациент его. Или нет? В принципе, если так посудить, то от одного раза ничего не случится, тем более он же не будет рассказывать что-то такое прям тайное из своей жизни.

- Выпытывать у своего лечащего психолога тайны его жизни очень плохо, Локи, - со смешком произносит Тор и возвращает взгляд юноше.

- Но, кажется, вы не против того, чтобы я это делал, - слишком самоуверенно говорит подросток. – Да ничего не будет, если вы хоть что-то расскажете.

- Я самый младший в семье. Тюр давно уехал, лишь приезжает по праздникам, а Бальдр… Он был всегда противным, надоедливым. В детстве я считал это забавным, игры, как никак, но когда поступил в университет, то Бальдр стал доставать меня ни на шутку. Постоянно: «Ты, как психолог, скажи, в чём же смысл жизни». Или: «Я сегодня встал с левой ноги, порог переступил правой, прошёл под лестницей и погладил чёрного кота. А потом мне стало как-то тошно, и я сделал куклу вуду, но мне стало жалко своих волос. Почему мне стало их жалко? Помоги мне». И так продолжается уже двенадцать лет.