Табия (СИ)

— Я знаю, что всё сделал правильно, — твёрдо произносит Гарри, скорее убеждая себя, чем Снейпа.

— Конечно, мистер Поттер, вы всегда всё делаете правильно, — с оттенком печали в голосе говорит Снейп и тихо добавляет: — Он хотел тебя видеть, поднимись к нему.

— Нет! Мне нечего ему сказать.

— Но он хочет что-то сказать тебе.

— Не пойду, — Гарри упрямо мотает головой.

— Вам хватило смелости спасти его, так найдите в себе смелость ответить за последствия.

Снейп скрывается за дверью, а Гарри ещё какое-то время сидит, изучая рисунок на столе. Он понимает, что его не ругать собираются, но видеть сейчас Риддла просто нет сил. Наконец, от души пожалев, что в его комнате не завалялась бутылка с чем-нибудь покрепче и неоткуда сделать несколько глотков для храбрости, он тяжело поднимается из кресла и медленно бредёт к его кабинету.

Когда он сворачивает в коридор пятого этажа, то застывает на месте. Тут настоящее столпотворение. Люциус переругивается с Беллатрикс, Александра что-то втолковывает Нотту, неподалёку маячит Рабастан. Выглядят сейчас Пожиратели, как студенты перед кабинетом экзаменатора. Когда Гарри подходит ближе, все умолкают, как по команде.

— Мистер Поттер, — скалится Люциус, — примите мои… — они с Беллатрикс обмениваются насмешливыми взглядами, — поздравления?

— А вы примите мои осуждения! Вы отвечали за рассылку порт-ключей и облажались дважды!

Люциус скисает на глазах, как молоко под солнцем.

— А ты молодец, пупсик, — вдруг слышится низкий тихий голос Беллатрикс.

Гарри удивлённо смотрит на неё: это первый раз за всё время, когда она с ним заговорила. В нацеленных на него взглядах остальных Пожирателей весьма странное выражение. И Гарри не сразу понимает, что это. Когда до него доходит, он испытывает неуместный прилив гордости. Кажется, ему удалось, пусть и немного, но всё же заслужить их доверие, которого он добивался целый месяц.

Он не успевает переварить мысль. Дверь кабинета открывается, и в коридор выходят Эйвери и Долохов. Целые и невредимые. Долохов нервно улыбается, Эйвери хмур. Кажется, они отделались лекцией. Гарри дожидается, пока Пожиратели покинут этаж и, собравшись с духом, стучит в кабинет. Ответа нет. Он осторожно толкает дверь и заходит, но Риддла не видно. Проход в потайную комнату за стеллажом открыт, и Гарри недоумевает, что ему там понадобилось.

Он обходит стол и ступает внутрь. Риддл стоит напротив зеркала Еиналеж, сосредоточенно что-то разглядывая.

— Присаживайся, — роняет он.

— Куда? — фыркает Гарри, оглядывая полупустое помещение.

Риддл оборачивается, и на его лице такое выражение, что моментально становится понятно: он знает всё. И про книгу, и про его новые способности. Тяжело вздохнув и сосредоточившись, Гарри наколдовывает кресло. До этого он не пробовал сотворение предметов, но после сегодняшнего у него не остаётся сомнений в том, что всё получится. Кресло, правда, выходит кривым и дурацким, но Гарри плюхается в него, решив ничего не менять.

Проходит несколько минут. Риддл, кажется, превратился в монумент и не собирается отходить от зеркала. Чтобы не валять дурака, Гарри осторожно и уже вдумчиво наколдовывает второе кресло — оно получается намного лучше — и небольшой столик с резными ножками. К тому времени, как Риддл наконец-то отрывается от зеркала, он даже успевает призвать из кабинета бутылку коньяка и два бокала.

Риддл с интересом оглядывает наколдованные кресла и садится напротив. С полминуты он внимательно изучает лицо Гарри, словно хочет найти в нём что-то.

— Злишься на себя? — спрашивает он с усмешкой.

— Скорее, на ситуацию. И немного на Малфоя.

— Ты ведь знал, что тот человек не сможет меня убить. Скажи, о чём ты думал?

Гарри ухмыляется, проигрывая в голове разговор со Снейпом. Вот только Риддл задаёт этот же вопрос с совершенно иной целью.

— Да ни о чём я не думал. Я просто понял, что сейчас случится и… Нужно было что-то сделать. Я бы не смог стоять и смотреть, как… В общем, это вышло само собой.

Риддл, как ни странно, остаётся доволен этим сбивчивым ответом.

— Ты очень напряжён, Гарри, — мягко замечает он.

— Что неудивительно, правда?

Риддл раздражённо морщится.

— Всё позади, к чему переживать теперь?

— С чего вы взяли, что я переживаю? — Гарри сам не замечает, как начинает огрызаться.

Отчего-то он злится и на Риддла, хотя тот, в сущности, ни в чём не виноват.

— Боюсь, в таком тоне разговора у нас не получится, — Риддл привычно улыбается, но на лбу появляется чёткая глубокая складка. — Расслабься, Гарри. Позволь мне тебе в этом помочь.

Он непонятно зачем достаёт палочку, но Гарри настолько взвинчен, что испытывает не волнение, а глухое безучастие. Когда Риддл делает осторожный взмах, что-то шепча при этом, напряжение в мышцах сходит на нет, голова проясняется, но вместе с этим становится очень спокойно. Как будто он только что залпом осушил полбутылки коньяка, но не опьянел. Стук сердца уже не напоминает барабанящие по крыше капли дождя, дыхание становится ровным.

— Что это? — с интересом спрашивает он, прислушиваясь к новым ощущениям и уже не чувствуя ни раздражения, ни злости.

— Релаксантные чары. Странно, что вы не пользовались ими перед экзаменами. Очень помогают собраться с мыслями и не нервничать.

— Да я не… Я просто… — Гарри вяло машет рукой. — Ладно, что вы хотели мне сказать?

— В сущности, ничего определённого. Но мне бы не хотелось, чтобы ты занимался самоедством из-за того, что сегодня произошло.

Насмешливое фырканье Гарри сдержать не в силах.

— Откуда вдруг такая забота?

— То, что с тобой происходит, — продолжает Риддл, проигнорировав вопрос, — не должно тебя мучить. И я говорю не об этом инциденте, а о том, что ты испытываешь в последнее время.

— Отлично. Вы действительно думаете, что знаете всё о моих чувствах?

— Полагаю, да. Зная тебя так, как знаю я, это нетрудно понять.

— А почему вы решили, что знаете меня лучше других? — Гарри чувствует, что разговор превращается в трясину, в которую с каждым шагом его затягивает всё глубже.

— Потому что я видел то, чего не видели даже твои друзья. Я видел твой страх, я видел твою неприкрытую ненависть, я видел твоё отчаяние. Я видел тебя в самые уязвимые моменты, когда открывается настоящее лицо человека. Для них ты, так или иначе, герой, потому что они знают только факты. Я же видел то, что им предшествовало.