Табия (СИ)

— Дамы и господа! От имени Министра магии я приветствую вас всех на ежегодном Рождественском балу! Позвольте представить: Министр всеобщей магии Руфус Скримджер и его советник Лорд Волдеморт.

На последнем слове на лицах трети присутствующих мелькает секундное напряжение, Марк скрипит зубами. Из коридора на площадку выходят Скримджер с несколькими магами в чёрных строгих мантиях и Риддл, за которым следуют Эйвери и Долохов, внимательно оглядывая толпу внизу. Раздаётся шквал рукоплесканий, и, когда они стихают, Министр начинает стандартный и нудный спич.

— Хорошо, что этот придурок заткнулся, — усмехается Марк, кивая на конферансье. — В прошлом году такое было! Он тогда сам толкал какую-то речь, и давай через слово Лорда по имени поминать. Всех чуть до истерики не довёл.

Гарри фыркает от смеха и снова смотрит на Министра. Тот, к счастью, уже заканчивает череду поздравлений и вялых надежд на то, что следующий год принесёт экономическую и политическую стабильность стране. Отслушав адресованные ему аплодисменты, он эффектным взмахом палочки запускает непонятно откуда раздавшуюся музыку и с охраной спускается в зал. Риддл, однако, остаётся на площадке. Он со скукой оглядывает людей внизу, хмурится, что-то говорит Долохову и Эйвери и скрывается в коридоре. Те остаются на площадке.

Проходит полчаса, Риддл так и не появляется в зале. Слизеринцы довольно быстро набираются, и Гарри становится с ними скучно. К тому же к нему опять начинают подходить какие-то люди, чтобы поприветствовать, и идея скрыться ото всех возникает сама собой. Соврав Марку, что ему нужно в туалет, он поднимается по мраморной лестнице. Эйвери с Долоховым переглядываются и синхронно расступаются, пропуская его в коридор.

В узком длинном проходе нет ни одной двери, факелы на стенах выглядят искусственными, и становится понятно, что на самом деле никакого коридора здесь нет — это всего лишь иллюзионные чары. Ярдов через тридцать коридор уходит вправо. Гарри поворачивает и утыкается в высокие стеклянные двери. За ними виден широкий открытый балкон с массивными колоннами. Спиной ко входу, облокотившись о парапет, стоит Риддл. Гарри вздыхает и, тихо открыв дверь, подходит к нему.

На балконе свежо, прохладно и очень тихо. Гарри тоже упирается локтями в парапет и смотрит на неестественно огромную яркую луну, зависшую над балконом. Около минуты проходит в умиротворённой тишине. Наконец Риддл усмехается.

— Преследуешь меня?

— Не то чтобы вы очень от меня скрывались, — улыбается он в ответ. — Почему вы не спустились в зал? С вами многие хотели поговорить.

— С чего они взяли, что говорить с ними захочу я? — Гарри пожимает плечами. — А почему ты не в зале?

— Полагаю, по той же причине, что и вы. Шумно, душно, все пьяные и слишком весёлые.

— Ты пришёл ко мне за чем-то конкретным или считаешь, что всё свободное время я должен заниматься только тобой?

Гарри поворачивается к нему всем корпусом и внимательно следит за его реакцией.

— Но вы ведь не станете отрицать, что заниматься мной вам куда приятнее, чем всеми остальными?

Риддл тоже наконец поворачивается и прищуривается.

— Что ты хотел, Гарри?

— Церемония посвящения…

— Мне показалось, она тебя несколько смутила.

— Нет, просто я наконец-то увидел… как это бывает. Но дело не в этом. Одному из них было всего пятнадцать. Зачем вам молодые люди, которые ничего не умеют?

— Это пока они ничего не умеют, но вскоре многому научатся под руководством своих наставников.

— Тогда не лучше ли сначала обучить их?

— Чтобы добиться того, чего они хотят, и стать настоящими Пожирателями, им нужно пройти определённый путь. Посвящение — только начало. Следующей стадией будет подчинение. Им нужно понять, где их место, нужно осознать, что они — в первую очередь слуги. И лишь когда они в полной мере примут своё новое положение и научатся беспрекословно подчиняться, их можно будет учить. Их отлично натаскают, вышколят, и через два года из них получатся умелые и преданные слуги.

— Вы раньше со всеми поступали так же?

— Раньше всё было несколько иначе, — морщится Риддл. — Раньше и церемония, и сам факт принятия Метки имели куда более важное значение, нежели сегодняшний фарс и желание просто похвастать своим знаком отличия перед другими.

— Простите, но у меня сложилось впечатление, что и вам сегодняшняя церемония не принесла особого удовольствия.

— Их мотивы изменились, и посвящение мне стало неинтересно.

— А что изменилось?

— Раньше они чётко представляли, зачем принимают Метку. Это был не только знак отличия, но и символ их преданности. В первую очередь, даже не мне, а определённой идеологии, определённым взглядам. Теперь же это скатилось до уровня фетишизма. Они хотят получить Метку не для того, чтобы показать свою приверженность к группе людей, которых объединяет одно общее дело, а всего лишь чтобы чувствовать себя особенными.

— Забавно. Сегодня ко мне пристал один юноша, который принял Метку, чтобы стать ближе к вам.

— Об этом я и говорю.

Гарри непонимающе хмурит брови.

— Я думал, эгоцентричному человеку это должно быть приятно.

— Это приятно, когда не затмевает основную цель.

— Я не верю, что вы ставите цель превыше собственных интересов.

— Ты решил обвинить меня ещё и в эгоизме?

— А разве это не так?

Риддл снисходительно улыбается.

— Гарри, ты опять решил выделить в этом мире только хорошее и плохое. Но, так или иначе, все люди эгоисты.

— Это неправда! — моментально заводится Гарри.

— Правда, — смеётся Риддл. — Назови мне хоть одного человека, кто не был бы эгоистом.

— Я, — отвечает Гарри не раздумывая.

— Вот как? — Риддл подпирает подбородок рукой и смотрит на него с преувеличенным интересом. — Хорошо. И какие поступки ты совершил в своей жизни, которые бы это подтверждали?

— Хм. Как насчёт спасения жизней? Я спас Джинни Уизли — я убил Василиска, я спас от дементоров Сириуса Блэка, я хотел помешать Снейпу украсть философский камень, когда думал, что это он, я…

— Подожди, подожди, — поднимает руку Риддл, насмешливо скалясь, — пойдём по порядку. Итак, злополучный философский камень, который ты так отважно защищал. Для чего ты это делал?

— Чтобы он не достался Снейпу. Вернее, Квиреллу.

— И, соответственно, мне. Но почему?

— Ну… — Гарри даже теряется.