Легенды белой осени. Защитник смерти (СИ)

Новинки и продолжение на сайте библиотеки https://www.litmir.me

========== Пролог ==========

Меня зовут Анхэ. Наверное, это странное имя для эльфа. Дело в том, что на нашем языке “Анхэ” означает - ночь после жизни. Или просто – смерть.

Когда-то меня и в самом деле звали по-другому. Кажется, это звучало так: Трвинсиэль фин Ратар Сарвейнел, что значило: Копьё, пронзившее Тигра, рождённое в клане Хранящих Север. Это было давно. Когда в Великом Лесу ещё был такой клан – Сарвейнел.

Впрочем, «давно» – понятие растяжимое. Кому-то две сотни лет кажутся лишь мигом, а для кого-то и год становится вечностью. Я принадлежу ко вторым. И мысли эти навевают на меня одиночество.

В одиночестве время идёт дольше. Вставая утром, не можешь понять, зачем солнце осветило твой день. А на закате, когда вершины деревьев и воды священных озёр заливает алый, будто кровь поверженного хищника, свет, пространство вокруг заполняет странная пустота. Будто между тобой и ближайшим живым существом лежит целый мир, лишённый жизни. И то, что до соседней деревни всего час пешего ходу - не имеет значения. Мир всё равно кажется пустым, потому что ты знаешь: там тебя не ждут. Ни там, ни где-то ещё. И миру, по-большому счёту, всё равно, прожил ли ты ещё один день, проснулся ли утром, или стал добычей для волка. Пожалуй, только голодному волку ты и нужен, и то немногим больше, чем горный козёл.

Эльфы не живут одни. Сама природа - наша мать - требует, чтобы мы жили кланами. Кланами мы можем охотиться на животных, которые сильнее нас, клан даёт нам имя и обязанность, делает нас теми, кто мы есть – нужными. Когда клан гибнет, оставшимся в живых лучше умереть вместе с ним. Это не закон и не обычай, это - веление разума. Очень редко какому-то клану нужен охотник, привыкший охотиться по-другому. Лекари или хранящие память – может быть. Если глава клана мудр, он всегда примет под опеку того, чей опыт принесёт пользу его людям. А те, кто несёт в себе дар исцеления и вовсе встречаются так редко, что любой клан с радостью примет их.

Но я - охотник. Во мне нет ничего необычного. Рука моя тверда, а глаз остёр, но этим может похвалиться добрая половина эльфов. Я мог бы рассчитывать на новый дом, если бы шла война, и в других кланах не хватало мужчин, но даже тогда до конца дней на меня смотрели бы как на того, кто пережил свой клан. И правда, разве может быть оправдание тому, что я жив, когда моя семья и мои друзья мертвы? Опять-таки, вполне возможно, оно нашлось бы для лекаря или Хранителя, но я… Я – охотник. Я должен был защищать их, пока жив. Но они погибли, а я все еще топчу землю…

Когда луна второй раз осветила кострище на месте моего прежнего дома, я попытался просить помощи у других. Я пришёл в клан Хранящих Восток, а затем в клан Поющих с Волками. И ещё во многие кланы, где со мной не хотели говорить. Только один из вождей сжалился надо мной, предложив мне пройти испытание истиной. Вместе мы отправились к оракулу священных озёр, и моя кровь окропила алтарь. Луч света упал на мою надрезанную ладонь, выжигая знак Анхэ – смерть. Это был приговор, и отныне он стал моим именем. Анхэ - смерть - последний из клана, которого нет.

С тех пор Вечный Лес трижды три раза укрыло снегом, трижды три раза зацветали липы, и трижды три раза ветви деревьев обнажались навстречу грядущей зиме.

Летом в лесу было не так уж плохо. Тихий шелест листвы и стрекотание насекомых в сумраке подлеска. Солнечные блики, игравшие на поверхности Священных Озёр, запахи трав и нагретых солнцем цветов. Настоящая тоска накатывала на меня, когда листья опадали под ноги, ветви деревьев становились голыми и безжизненными, а с неба падали белые хлопья снега. Костёр не согревал до конца, а изредка доносившиеся издали голоса чужих охотников лишь навевали ещё большую тоску.

То и дело вспоминались такие же зимние вечера и костры куда больше и ярче моего. Как пели песни мужчины, вернувшиеся с охоты, и девушки, ждавшие их в селении. Как дети радостно кричали, встречая отцов… Ждали и меня… Не дети, и не девушка… Короткое имя кололо грудь иглой кожевника – Вьен. Я часто погружался в воспоминания с головой, то и дело прокручивая перед собой эти вечера, тихие и шумные одновременно. Вспоминал веселый зимний праздник солнцеворота - Йоль, как называем его мы, лесные эльфы. Встречать его я особенно любил. Девичьи ленты, носившиеся в воздухе, запахи специй, горячее вино и тепло… Тепло ладоней и тел, рукопожатия охотников, хлопки по спине… и не только. Меня считали красивым там, в далёком прошлом. А теперь я даже и не знал, как выгляжу. Меня любили – и девушки, и мужчины. Меня выбирали… Даже речь эльфов, окружавших меня, бывших со мной рядом, казалось, дышала теплом в те далёкие дни.

Но потом я стал одиночкой, последним выжившим, опозоренным охотником, не защитившим своих родных. Тепло ушло из моей жизни. И ни один другой клан, в которые я изредка прибивался, так и не смог дать мне эти чувства - единения и принадлежности. Ведь мой клан был мёртв.

За годы скитаний я привык быть один. Я мог в одиночку загнать и оленя, и вепря. Но мне не нужно было столько мяса, и если стояло лето, моя добыча оставалась гнить на земле, а я уходил в новое место, чтобы загнать новую дичь. Я привык быть один, и я мог выжить один, но каждый год тянулся как десять лет. Каждый год всё меньше смысла я видел в таком существовании – диком и одиноком. Казалось, ещё одна зима, и я забуду, как звучит мой родной язык. Как выглядят девушки нашего народа, когда плетут венки перед свадьбой, и как окликают друг друга юноши, собираясь на охоту. Моя охота была другой. Она не доставляла радости и не приносила пользы никому, кроме меня.

Когда в десятый раз хлопья снега укрыли обнажённые ветви, я принял решение. Давным-давно я слышал легенду об эльфах, что живут по другую сторону Великой Реки. Хранительница предостерегала от встреч с ними, потому что они были ин-канэ – не такие. У тех эльфов не было кланов и не было оракула. «Как же тогда они определяют, кем станет ребёнок?» – спрашивал я, и хранительница смеялась. Она никогда не отвечала, возможно, потому, что не знала и сама.

Когда в десятый раз хлопья снега припорошили ветви лип, но ещё не покрыли сплошным ковром почерневшую землю, я принял решение пуститься в путь. Я отправлялся туда, где жили эльфы, не знавшие кланов и хранителей. Эльфы, у которых не было оракулов. Эльфы, которые не испугались бы моего знака и имени. Я шёл на запад, к берегам Великой реки.

***

Меня зовут Вельд. Странное имя для эльфа, не правда ли? Знатные эльфы дают своим детям длинные и красивые имена. Когда-то и у меня было такое. Меня звали Артайнен тау Вин Двальен, что значит – Хранящий славу из дома Ночного Волка.

Так было, пока мой брат, Тирвейнен тау Винд Двальен, не стал королём народа эльфов Луны. Тирвейнен – мой младший и любимый брат. Он - сын моей матери и главы дома Ночных Волков. И вот тут мы подходим к самому неприятному обстоятельству из моей жизни, потому что, несмотря на высокий рост и аристократические черты лица, я не его ребенок.

Отца, как я привык его называть, никогда не волновала эта деталь. Куда большее значение для него имело то, что я отлично убиваю его врагов. А вот тот факт, что обаяния у меня было, как у навозной мухи, его порядком смущал. Он всегда считал, именно из-за этого его собственных неприятелей становится только больше. И когда отравленный дротик вонзился в его грудь, а лекари смиренно сложили руки – те, кто не успел сбежать подальше от двора, ведь за бессилие многие были казнены – отец взял с меня клятву, что я никогда не попытаюсь отобрать наследие, корону или что бы то ни было у своего младшего, но чистокровного брата.

Клятва далась мне легко. Куда легче, чем другая – никогда не иметь детей. Как будто те шлюхи, что выползают ночью из моей постели, спрашивают у меня разрешения. Но отец был отцом. А мать, стоявшая поодаль, была моей родной матерью. К тому же, было бы глупо идти поперёк их воли, когда я уже отказался от всех прав на престол. Поэтому я дал и вторую клятву и накрепко запретил женщинам входить в свою спальню.