Что такое хорошо (СИ)

***********************************************************************************************

– Негодяй! – вычурный серебряный кувшин сорвался с туалетного столика и понёсся в сторону Люциуса Малфоя. Люциус отпрыгнул, и кувшин, разбив окно, с жалобным «чвак!» врезался в здоровенный куст дрожащей трясучки. Неторопливо колышущиеся стебли возмущённо задёргались, сыпля листьями и сбрасывая цветы.

– Нарси, милая, давай пого…

– Подлец! – чаша для умывания подпрыгнула и, расплёскивая душистую воду с розовыми лепестками, устремилась точнёхонько Люциусу в лоб.

Малфой, едва успев выхватить палочку, остановил смертоносную посудину в паре дюймов от своей головы. Дракклов тазик обдал Люцию ноги остатками воды и с противным дребезжанием покатился по паркету.

Малфой суетливым движением палочки высушил брюки и возобновил увещевания:

– Дорогая, выслу…

– Потаскун! И с кем? С этим мужланом! С этим… с этим чокнутым, отсуши Салазар его причиндалы!

Люциус поморщился. Вот насчёт чокнутого, кстати, кто бы говорил. До прочих Блэков его супруге покуда далеко, но движется она в нужном направлении и с хорошей скоростью.

Однако счастливую супружескую жизнь надобно было спасать как можно скорее, пока о размолвке не узнал рара. С Абраксаса Малфоя станется запереть сына в мэноре для вразумления и осознания ответственности перед родом вообще и наследником в частности.

– Нарси, сокровище моё…

– Конечно, сокровище! – Нарцисса совершенно по-плебейски подбоченилась. – Но тебе, кобелю гулящему, на это наплевать! Я подарила тебе свою невинность!

Люциус вымученно улыбнулся. Подарок был так себе. И вручался по частям – пять ночей горестных стонов, жалобных всхлипов и слезливых обвинений в животной похоти и непристойной грубости.

– Я молодость свою сгубила! Ради тебя, распутник!

– Я, между прочим, тоже, – огрызнулся Малфой и тут же прикусил язык. Но было поздно.

– Ах ты, скотина! – взвизгнула дорогая супруга и, пренебрегая магией, с неженской силой метнула в Люциуса флакон любимых духов. Малфой пригнулся, вычурная скляница вдребезги разнесла старинное зеркало и сама осыпалась мельчайшими осколками. По будуару поплыл волшебный аромат жасмина, вот уже несколько лет ассоциирующийся у Люциуса с запахом семейного скандала.

– Я сына тебе родила! – Нарцисса упала в кресло и театральным жестом сжала виски.

– Это прекрасно, – кивнул Малфой. Собственно, ради сына весь этот кошмар с женитьбой и затевался.

– Прекрасно? Прекрасно?! – Нарцисса вновь вскочила, и давешняя чаша для умывания, бешено вращаясь, полетела в сторону Малфоя.

Люций, быстренько помножив массу проклятущего тазика и на его же скорость, счёл за благо ретироваться из будуара. Он выскочил из комнаты и прикрыл двери. Спустя пару секунд массивные створки из морёного дуба сотряс тяжкий удар, а потом донёсся звук, чрезвычайно похожий на похоронный звон колокола – таз свалился на пол.

Учтя приобретённый в предыдущих перебранках опыт, Малфой резво переместился за ближайшую колонну, выставил усиленный Протего и не прогадал. Двери, вынесенные Бомбардой миссис Малфой, засыпали щепками большую часть просторного холла.

– Милая, – выкрикнул Люциус из-за колонны, держа палочку боевым хватом, – ничего не было! Это навет! Я и Долохов – это же смешно!

– Мне – нет! – ответила дражайшая супруга. – Люциус, немедленно выходи! Быстро!

Малфой сквозь зубы помянул Мордреда и мать его Моргану и осторожно выглянул в холл. Нарцисса подскочила к его укрытию, схватила Люциуса за руку и поволокла в сторону детской.

– Вот! – супруга ткнула пальцем в сторону резной колыбели под парчовым балдахином. Три домовухи, крутившиеся вокруг, с испуганным писком исчезли прочь. – Вот единственный мужчина, который отныне должен занимать все твои мысли!

Она выхватила из кроватки недовольно кряхтящий кружевной свёрток и сунула его Люциусу в руки. Малфой немедленно пожалел о несостоявшемся свидании с серебряным тазиком – из свёртка донеслось сердитое: «У-а!»

Люций сконфуженно пробормотал: «Утю-тю!» и замер в раздумьях. Детям вроде положено делать «козу», но как её сделать, если заняты обе руки?

– Дорогая, пойми, мы просто играли в карты, – жалобно сказал Малфой, держа кулёк с «единственным мужчиной» на вытянутых руках. Он решительно не знал, как положено держать трёхмесячных младенцев, и боялся даже пошевелиться.

Нарцисса всхлипнула и притопнула ногой:

– Карты! А я ночей не сплю, нянчусь с твоим наследником!

– Уа-а-а! – похоже, наследник тоже ревновал отца.

– Я всего-навсего проиграл поцелуй, – в отчаянии возопил Люциус. – Один-единственный!

– Блудодей! – припечатала Нарцисса. – О том, как ты отдавал проигрыш, судачит пол-Британии!

– Карточный долг – это святое, Нарси!

– Святое – это семья, похабник!

– У-а, у-а, у-а!

Нарцисса обиженно выпятила губы и промокнула глаза платочком:

– Тебе хорошо! Рара занимается делами семьи, я в одиночку воспитываю наше дитя и управляю домом, а ты порхаешь, как птичка. Никакой ответственности!

– Мне хорошо? – разозлился Люциус. – Моя жена – ревнивая истеричка! Хватит с меня!

Он впихнул вопящего отпрыска в руки опешившей Нарциссе и рявкнул, вызывая домовика:

– Мантию мне! Я ушёл! В кутёж! В запой! В блуд!!! Раньше утра не жди. Может быть, твои вопли покажутся приятными, если выслушивать их за дело!

– Блядун! – заорала Нарцисса. Малфой скривился – фамильный темперамент Блэков крайне пагубно влиял на их лексикон. – Посмей только!

– Доброго дня, – холодно изрёк Люциус и аппарировал прочь.

***

Аппарационным потоком Малфоя вынесло в Косой переулок, прямо на пятачок перед зданием Гринготтса. Загул начинался правильно – по идее, в процессе морального падения следовало швыряться деньгами.

Набив кошель галеонами, Люциус задумчиво застыл на ступенях банка. Начинать кутёж у Флориана Фортескью было глупо. Немного поразмыслив, Малфой также вычеркнул из списка злачных заведений «Чайный пакетик Розы Ли» и кондитерскую Шугарплама. Стоило наведаться в какой-нибудь малоприличный трактир, а таковые водились только в Лютном переулке.

Малфой поёжился. Кто бы что ни думал, а кутёжник он неопытный – нужен советчик. Долохов, невольный виновник семейной ссоры, подойдёт идеально.

Долохов нашёлся в лавке Борджина, где азартно торговался с владельцем за хрустальный самоохлаждающийся змеевик повышенной прочности.

– Добрый день, Антонин! – Малфой мучительно соображал, как бы деликатно перейти к сути просьбы. – Увлекаетесь зельями?

– И тебе здоровьичка, вьюнош! – Долохов озорно подмигнул Люциусу. – Увлекаюсь, а как же! Только одним зельем, но самым чудодейственным – на моей родине им спасаются от всех болезней, включая душевные.

– О, – оживился Люциус, беседа свернула на знакомую тему, – вы хотите повторить опыт достопочтенного Фламеля?

– Не совсем, – хохотнул Долохов. – Моё зелье дарует не бессмертие тела, но торжество духа. Желаешь убедиться, Люций?

Уже через полчаса Малфой свято уверовал в зельедельческий талант Долохова. После пары стаканчиков мутноватой жидкости воспоминания об утреннем скандале смазались и стали совершенно неважными, а мрачный грязноватый трактир показался уютным. Весело потрескивали поленья в отродясь не чищеном камине, Долохов травил малопристойные байки, и Люциус наслаждался каждой минутой своего незапланированного бегства из мэнора.

«Я не ошибся, – размышлял он лениво. – Долохов, безусловно, эксперт в запоях и кутежах. Интересно, а в разврате он так же хорош? Ну, чтобы никуда больше не ходить и управиться со всеми видами грехопадения до утра, а то рара будет волноваться».

Вчерашний поцелуй Люциусу скорее понравился, смущали только хохот партнёров по партии в покер да поджатые губы дам, наблюдающих за игрой. Наверное, без чужих глаз всё будет ещё лучше.

– Скажите, Антонин, – перебил он Долохова и рукой подпёр уплывающую куда-то голову, – вы не хотите со мной переспать?