Это было у моря (СИ)

Боги, как это прекрасно — скорость…

Пташка, и впрямь, очень резвая — мчалась, как стрела, поперек поля.

Завороженный фотограф отвлекся от томной Серсеи и успел-таки щелкнуть несколько раз это невообразимое зрелище — наездница, с развевающимися от встречного воздуха широкими рукавами рубашки, с пылающими от гнева щеками, летела по выгоревшей траве, сминая головки барвинков и заскорузлых ромашек. Хвост ее кобылы струился темным потоком позади, и обе они — и всадница, и лошадь — казалось, промелькнули в смутном предгрозовом сне, беспокойным свинцовым облаком, там и сям вспыхивающими молниями, отдавшись на волю причуд ветра.

— Эй, любезный, я долго должна тут гарцевать? Делайте то, за что вам платят! Вам еще Мирцеллу надо снять.

— Да, мадам, конечно, извините. Продолжим.

Фотографу стоило бы снять девчонку на берегу — там как раз ветер нагнал тучи вдоль моря: освещение — чума… С такими кадрами можно сразу и на выставку… Не то, что эта приторная пастораль.

С притворным рвением он защелкал своей машинкой вокруг Серсеи, поминутно бегая поправлять экраны-зонтики и направление подсветки.

Серсея обернулась к детям.

— Это что, Санса проскакала там? Или мне померещилось?

— Да, мама, это была Санса, — ответила Мирцелла, потрепывая Искру по белой челке, — Я и не знала, что она так умеет носиться…

— Я тоже. Словно в нее бес вселился, в эту девчонку. Все-таки, она себе на уме… Но она играет в опасные игры… Пес, ты будешь там шевелиться или нет? Задрых ты там, что ли, в этом стойле? Неужели не выспался в люксе в приятной компании? Я, кстати, заметила, в каком состоянии моя машина — после прогулки отвезешь ее на мойку! Садись на свое чудовище и догони эту дуру Старк, пока она не сломала свою бессмысленную шею. Это нам совсем не нужно.

Сандор вывел Неведомого из конюшни, глянул на хозяйку.

— А что произошло-то?

— А ты пропустил все самое интересное, как всегда. Твоя подопечная сошла с ума. Она тут промчалась, как фурия, — вон, уже и след простыл. Это все, конечно, весело, но надо и совесть иметь. В конце концов, я за нее отвечаю. И что на нее нашло? То канючит, то впадает в неистовство… Найди ее, короче, проследи, чтобы была в здравии. Да езжай же, что стоишь, как истукан. Самая уродливая статуя на свете… Катись…

Клиган сжал ногами бока коня, и чуткий Неведомый пошел рысью, потом быстро перешел на галоп. Бейлиш посмотрел ему вслед, вскочил на свою рыжую кобылу и подъехал к Серсее.

— Вас не снимают, надеюсь? Боюсь испортить кадр.

— Нет, сейчас очередь Мирцеллы. Что вы думаете про все это, Бейлиш? Что происходит?

— Откуда мне знать, дорогая моя, — я же не волшебник, не чтец человеческих душ… Но кой-какие соображения у меня все же имеются. Мой вам совет: не стоит затягивать эту игру со свадьбой. Или откажитесь от нее совсем. Для вас она может оказаться весьма невыгодной, эта сделка. Если вы будете продолжать сидеть на двух стульях, то есть вероятность того, что упадете прямо между ними и останетесь ни с чем.

— О чем это вы? И почему, собственно?

— Да так, к слову пришлось. Я еще поразмыслю над этим всем. И выскажу вам свои соображения перед отъездом, завтра.

— А вы разве завтра уезжаете? Я думала, вы хотели остаться до воскресенья…

— Нет, увы, дела, дела, Серсея, срочные дела накопились… Надо ехать. И вот еще что: пусть Джоффри пока отдохнет от теннисных выездов. Вы понимаете?

— Да, я отлично вас поняла, Бейлиш. Я прослежу. Хотя это будет трудно… С Джоффри всегда трудно…

— Ну, отвлеките его чем-нибудь, вы же мать — знаете, что ему нравится. Сами давеча говорили, все под контролем. Вот и докажите на деле.

— Прошу мне не указывать! Вы забываетесь, Мизинец!

— Я никогда не забываюсь. Впрочем, воля ваша. Но все же примите мой совет к сведению. А теперь я поехал — очень хочется продолжения столь занимательного зрелища…

Бейлиш похлопал по боку свою рыжую лошадь, и та покорно пошла в ту сторону, куда до этого направились Санса и Пес.

Серсея раздраженно мотнула головой — все решили ее сегодня допечь: то истерики, то загадки. Никто не облегчает задачу.

Томмен с упоением ездил кругами по лужку. Грум бегал рядом с ним.

— Ну что, может, мы уже продвинемся? Вы отсняли наконец Мирцеллу, унылый вы человек? А ты, Томмен, приноровился? Не упадешь в первую же канаву?

— Нет, мама, все отлично. Правда же, я могу скакать на берег? — обратился сияющий Томмен к служащему. Тот кивнул.

— Тогда поехали, поехали. Мы тут уже полчаса торчим. Будем надеяться, хоть снимки выйдут неплохо. А вы, маэстро неспешного кадра, следуйте за нами, сфотографируете всех группой на берегу. Да пошевеливайтесь!

Все расселись наконец по коням, и процессия устремилась по направлению к начинающему уже редеть лесу и дальним, почти не отличимым от конюшен дюнам. Солнце играло само с собой в прятки меж набегающих белоснежных, подернутых снизу серо-синим, кучевых облаков, особенно четко обрисовывающих дугу неба, уходящую в перспективу. Тучи марширующими солдатами выстроились, словно на поверхности гигантского невидимого купола, уменьшаясь к горизонту, где сверкающей полоской голубело море.

========== IV - 4 ==========

она умерла оттого, что хотела любви без меры и без предела,

она упала оттого, что летела, и тело её уже не тело,

она замолчала оттого, что не пела, а говорить она не умела,

вся в белом, белее снега и мела, она шагнула вперёд так смело —

она сделала шаг.

душа, как трава, развевалась ветрами, и волосы волнами бились о сети,

она раздевалась, не ведая грани меж человеком нагим и одетым,

она играла, не зная правил, она падала вверх и разбилась о небо,

она не искала волшебного края, она была там, где никто больше не был —

она сделала шаг.

Ольга Арефьева «Она сделала шаг»

Санса проехала поле, направив лошадь в чахлый лесок, отделяющий поросшее сорной травой и ковылем, годами не вспахиваемое пространство от длинной гряды песчаной дюны, что тянулась неровным полумесяцем далеко влево и вперед, в синюю, со свинцовым отливом морскую гладь, расчерченную непрерывно меняющими направление белыми полосками волн. Будь это любой другой день, Санса бы, наверняка, остановилась у окраины в раздумьях, в какую сторону податься и стоит ли ехать туда вообще. Но не сегодня. Сейчас она была, как направленная стрела — кто-то уверенной рукой уже натянул тетиву и замер, придерживая древко за край оперенного кончика. Цель была уже выбрана — и ставить под сомнение весь процесс означало от нее отказаться. Нет, сегодня времени на размышления просто не было. Санса, пригнувшись, въехала в лес, одной рукой отодвигая ветки, другой — придерживая поводья. Пташка слушалась даже самого легкого прикосновения — словно и она была частью этого неведомого плана — как по имени, так и по сути: и обе они — девочка и ее лошадь — были в непонятной синергии, возникшей с первого прикосновения — они были одновременно и целью, и путём, ведущим к ней.

Деревья закончились скоро — казалось, Санса только что отвела рукой первую мешающую ей ветку, и вот — уже стоит на узкой полосе земли с выступающими узловатыми корнями кривых шелковиц, которая постепенно переходит в гладкую поверхность песка. Из поездки по чаще она запомнила лишь какие-то чудовищные пни: черная жесткая кора, будто срезанная острым ножом, а под ней — древесная мякоть цвета человеческой плоти лежала, словно на зеленоватом блюде, сплетенном из мха… А вокруг — белой россыпью мелкого жемчуга — нежные, полупрозрачные цветы кислицы.

Санса понимала, что ее рано или поздно настигнут. Кто-нибудь обязательно приедет. Бейлиш. Сандор. Какой-нибудь из этих мужчин, что в последние дни только и занимаются тем, что морочат ей голову. Завязывают глаза и оставляют в незнакомой комнате: поди, поищи — наощупь, на слух, на нюх, а что найдешь — мы отберем, так уж устроена жизнь, ты — инструмент, неточный и слабый, недоделанный, все достижения — лишь случайная удача. Ты — окно, в которое мы смотрим на мир.