Вензель твой в сердце моем...(СИ)

— Хо-хо, смотри-ка, ты купил мне выпить! С чего бы?

— С расстройства! Представляешь, сегодня капитана чуть не убили, причем мы все решили, что он мертв, а он выжил!

— И?

— Что «и»? Сначала я обрадовался, что будет возможность продвинуться по карьерной лестнице. Потом расстроился, что не будет больше моей милой голосистой Акулки и шанса ее сломать! А потом он вернулся, и мой шанс на повышение умер, зато вернулась возможность любоваться нашим красавчиком! Так что во мне сейчас борются противоречивые эмоции — печаль и радость. Фу, как же это неприятно! Лучше бы он умер, всё я меньше мучился бы!

— Сомневаюсь, Лус. К тебе когнитивный диссонанс пришел еще когда Скуало якобы умер, так что не изводи себя, это бесполезно. Ты с самого начала и радовался, и грустил, так что не бери в голову: повышение придет, когда на него наработаешь или кто-нибудь из команды отправится к праотцам, а на Суперби ты еще долго сможешь любоваться, если причиной твоего повышения не станет именно его смерть. Ну и чего тут переживать? Лучше думать о приятном, вы ведь опять победили. И на твоем горизонте маячит еще не одна куда более эпичная победа.

— Ты умеешь успокоить! Порой мне кажется, что ты моя мамочка, хе-хе…

— Оу, боюсь, мамочка из меня была бы ужасная: я бы не давала денег на карманные расходы и требовала, чтобы ты каждый день выпивал стакан молока для поддержки уровня кальция. Прикинь, какой кошмар?

— Прикинул. Ужаснулся. Возрадовался, что ты мне, скорее, как сестричка!

— Вот, уже лучше. Лус, а мне вот стало интересно… Если меня прикончат — ну, мало ли, сейчас бизнес не самая безопасная штука — ты расстроишься?

Карие глаза вдруг стали серьезными. Настоящими. Скинули маски прочь.

— Я бы похоронил тебя рядом с родителями, Софи. И память о тебе — тоже.

Из мужского голоса исчезло ехидство, веселость и наигранный трагизм.

— А если снять очки?

Усмешка на тонких, накрашенных бледно-бежевой помадой губах.

— Это бесит, Софи.

Резкое движение и очки сняты. В зеленых глазах раздражение, злость и едва заметная боль.

— Ты будешь жалеть, Луссурия.

Не вопрос. Утверждение.

— Уже начинаю в этом сомневаться.

Раздражение в голосе и нежелание принимать в подруге даже малейший оттенок слабости.

— Но мне всё же нужно было услышать это, Лус. Знаешь, почему?

— Почему же?

— Потому что мне плевать на весь мир, а миру плевать на меня. Но ты — исключение, а я очень жадная и эгоистичная, потому я хочу быть исключением для тебя. А еще я всё-таки женщина, и мне порой хочется услышать какую-нибудь чушь в стиле: «Да, ты важный для меня человечек». Но только если слова эти искренние и сказаны моим другом.

— Зачем тебе такая чушь, Софи?

Злость в мужском голосе сменяет усталость.

— Затем же, зачем тебе нужны мои слова: «Лус, не расстраивайся, прошлое в прошлом, а впереди у тебя еще ненаписанное будущее!» Это бодрит и придает сил.

Одна усмешка на двух лицах. Настоящая. В ней ни капли веселья, но и ни капли грусти. Лишь холодная решимость и понимание простого факта: иногда ждать от друга поддержки — не слабость.

— Знаешь, Софи, хорошо всё же, что ты не мужчина.

— Точно.

Ни в карих, ни в зеленых глазах — ни капли лжи. И поэтому на губах, почти не умеющих искренне улыбаться, но так часто фальшиво смеявшихся, появляются слабые подобия искренних улыбок. Но солнечные очки тут же занимают свое место на переносице, а карие глаза закрываются, чтобы надеть очередную маску.

— Если ты умрешь, Софи, я похороню тебя рядом с родителями и не буду о тебе вспоминать. Только по субботам, а еще когда мне станет тоскливо на душе.

— Спасибо, Лус. Ты настоящий друг.

Последние слова без капли фальши. И вот маски уже надеты вновь, и ощущение неправильности происходящего, напряженность, раздражение исчезают. Потому что эти маски — второе «я» их хозяев. «Я», которое им куда роднее, чем спрятанная ото всего мира и от самих себя истина. Ведь маски имеют привычку врастать не только в кожу, но и в душу.

— Так выпьем же за настоящую дружбу, Софи!

— О’кей, наливай. У нас, кстати, недавно был завоз нового сорта виски, попробуешь?

— А может, раз уж я решил сегодня напиться, возьмем текилу, бурбон и водку и сделаем адскую смесь, а?

— Ты рискни, а я воздержусь: у меня как раз отчетно-бухгалтерская неделя, так что нужна свежая голова. Но учти, налакаешься до состояния не стояния, оплачивать мотель не буду! Точнее, вернешь потом долг.

— Ой, да знаю я, знаю про тот долг! Любишь ты на мозолях больных топтаться! Вот как раз и верну за оба вечера деньги — сразу.

— Ловлю на слове!

— «Поймай меня, если сможешь», милашка. Я верткий!

— А я упрямая, хех. И терпеливая.

— Отличные качества! Я тоже, кстати, очень терпелив. Но всё же мое терпение не вечно — пусть нам принесут мою адскую смесь!

— Как хорошо, что ты не работаешь барменом, а то твоя фантазия на коктейли меня порой ужасает! Это прям оружие массового поражения!

— Теперь я знаю, куда пойти работать, если не смогу драться, — в отравители за барной стойкой, хе-хе!

Липкие солоноватые дорожки пота на раскрасневшейся коже. Танцы под бешеные ритмы безумно громкой музыки. Облака дыма, взмывающие к потолку курилки. Сливающиеся в поцелуях губы любящих партнеров, сплетающиеся в страстном танце языки нашедших пару на один вечер любителей свободных отношений. Смех, алкоголь, табак, веселье. Залитое виски горе, спрятанные от мира чувства, фальшивый блеск неона и мишуры. Глянцевые улыбки, сальные взгляды, пошлые намеки, искренние признания, слезы и разочарования, радости и шутки. Крошечная модель мира, заключенная в четырех стенах. Мини-социум, в котором правят законы жизни окружающего его мира. Игра на выживание, чуть более ярко выраженная, чем за кирпичными стенами, теряющимися в полутьме. Слабаки проигрывают, сильные побеждают. Закон жизни. А потому на слабость есть право лишь у тех, кто нашел себе защитника. Вот только не каждый человек, способный защитить слабака, захочет его защищать…

— Лус, смотри-ка, у нас, кажется, сегодня нашествие моделей! Это же парни из агентства «Star&Sky Media»! Вот не знала, что эти брутальные мачо, фотографирующиеся с красотками в купальниках, — геи.

— Ой, ну что ты! Будь они натуралами, не смогли бы с теми пышногрудыми, липнущими к ним красотками сниматься, хе-хе-хе!

— Тоже верно. Ну что, кажется, сегодня мы с тобой поболтать не успеем: ты только зашел ко мне, но такую роскошь упускать не в твоих правилах.

— О да. Так что давай быстренько допьем, чтоб ценную влагу не растрачивать, и я побежал!

— Удачной охоты.

— С рыбалкой мне не везет, Акулка не ловится, может, хоть охота сработает? Поймаю тигра и… на бифштекс! Хи-хи.

— Оу, ты говорил, что с тигром у тебя порой босс ассоциируется. Ты меня пугаешь, солнце мое, неужто ты переметнулся с рыбы на млекопитающее? Поменял капитана на босса?

— Нет-нет-нет, ни в коем разе! Босс у нас не совсем в этом плане адекватный: если Скуало за мои намеки в основном только орет, то Занзас сразу за пистолеты схватится, к гадалке не ходи!

— Странный тип.

— Что поделать, натуралы порой слишком яро блюдут свою натуральность. Вплоть до актов насилия и кровопускания…

— Странные люди. Я гетеро, но на заигрывания лесби реагирую с юмором и без обид.

— Потому что у тебя лучший друг — я! Ты просто не можешь нас ненавидеть! Я тебя даже натолкнул на идею открытия этого заведения своими страданиями из-за отсутствия в этом городе клуба, отвечающего моим стандартам! Было бы странно, если бы ты дала пинка девчушке, посмевшей тебя приобнять.

— Истинно так, солнце мое. «Вздрогнем»?

— Нет, лучше пусть дрожат окружающие! А мы с тобой выпьем и посмеемся над их дрожью — это веселее!

— Ты такой затейник, Луссурия, что тем парням стоит заволноваться.

— Лучше не надо, я люблю сильных людей! С ними интереснее. Тост! За сильных людей!