Замок Ист-Линн

— Как давно это случилось?

— В сентябре будет четыре года, миледи. Коттедж с тех пор стоит пустой, поскольку в нем никто не хочет жить: говорят, в нем пахнет убийством. И продать его я не могу, потому что у Эфи на него такие же права, как и у меня. Я иногда прихожу туда, открываю окна и проветриваю дом. Именно это я должна была рассказать вам, миледи, прежде чем вы примете решение взять меня на службу: не всякая дама захочет взять девушку, сестра которой так опозорила себя.

Леди Изабель сказала то, что думала: она по-прежнему хотела взять Джойс в горничные. После этого она откинулась в кресле и задумалась.

— Какое платье, миледи?

— Джойс, о чем это вы сплетничали возле двери, ты и Сьюзен? — внезапно спросила леди Изабель. — Что-то насчет чаши с ядом, которую мне может дать мисс Хэйр. Ты должна сказать Сьюзен, что шептаться нужно потише.

Джойс улыбнулась, хотя и смутилась.

— Конечно, это чепуха, миледи. Люди считают, что мисс Барбара была очень привязана к мистеру Карлайлу, можно сказать, любила его, и многим казалось, что это была бы неплохая пара. Но, мне кажется, она, даже при всей ее любви, не смогла бы сделать его счастливым.

Внезапно кровь прилила к лицу леди Изабель, и она почувствовала нечто похожее на ревность. Нет такой женщины, которой было бы приятно услышать, что другая женщина привязана к ее мужу, даже если это было в прошлом: где гарантия, что это чувство осталось неразделенным?

Леди Изабель спустилась к обеду в платье из дорогих черных кружев, расшитом черным янтарем; низкий лиф и рукава платья были отделаны белыми кружевами, такими же дорогими, как и черные. Она выглядела неописуемо прекрасной, и Барбара отвела от нее глаза, почувствовав невыносимую зависть: к ее красоте, ее наряду, даже к мягкому и изящному платочку с графской короной, напоминающей, чьей дочерью она была. Барбара и сама выглядела недурно в своем светло-голубом платье и с раскрасневшимися от волнения щеками. На шее у нее была надета золотая цепочка, подаренная ей мистером Карлайлом — она не смогла отказаться от нее.

Так они и стояли у окна вдвоем, когда м-р Карлайл, поднимавшийся по аллее, увидел их и поклонился. Леди Изабель заметила, как алые щеки соседки сделались малиновыми.

— Как поживаешь, Барбара? — воскликнул он, пожимая руку гостье. — Наконец-то ты нанесла нам визит, хотя и подзадержалась с ним! А как твои дела, моя дорогая? — прошептал он, наклонившись к жене, но не поцеловав ее.

Вы спросите, понравилось бы ей, если бы он сделал это при посторонних? Нет. Но Изабель находилась в таком состоянии духа, что заметила отсутствие поцелуя.

После обеда мисс Карлайл вызвала Барбару прогуляться. Возможно, чтобы показать красоты парка, редкие растения в оранжерее, подумает наш читатель. Вовсе нет! Она спешила показать запас овощей, грядки со спаржей и огурцами, которые, по мнению мисс Карлайл, стоили сотен акров цветов. Барбара пошла с большой неохотой: она предпочла бы остаться в обществе м-ра Карлайла, и ничего не могла с собой поделать, хотя он и был женат на другой. Изабель осталась в доме: Барбара была гостьей мисс Карлайл.

— Ну и как она Вам? — внезапно спросила Барбара, имея в виду леди Изабель.

— Лучше, чем я думала, — признала мисс Карлайл. — Я ожидала, что она будет манерной и претенциозной, и должна сказать, что этого за ней не водится. Она, кажется, целиком поглощена Арчибальдом и ждет его домой, словно кошка, караулящая мышь. Она скучает без него.

Барбара сорвала розу с куста, мимо которого они проходили, и разорвала ее, лепесток за лепестком.

— Скучает. Чем же она занимается?

— А ничем, — резко ответила мисс Карлайл. — Немножко поет, немножко играет, немножко читает, принимает посетителей: так и убивает время. После завтрака уговаривает Арчибальда прогуляться по парку, хотя ему не следовало бы поддаваться на уговоры и опаздывать в контору. Затем она, видите ли, провожает его до ворот парка, задерживая еще больше, ибо один он прошел бы это расстояние вдвое быстрее. Как-то утром шел дождь, так она все равно пошла. Я сказала, что она испортит платье. «Ах, это не страшно», — ответила она; Арчибальд набросил на нее шаль, и они ушли. Для нее, видите ли, не страшно испортить платье! А вечером она снова отправилась встречать его. Она бы и сегодня это сделала, если бы ты не приехала. Для него сейчас она стоит на первом месте, а бизнес — только на втором.

Барбара из последних сил пыталась казаться спокойной.

— Ну, я думаю, это естественно.

— А я думаю, это абсурд, — последовал ответ мисс Карлайл. — Я почти не бываю с ними, особенно вечером. Они вместе идут гулять, или же она поет ему. Он трясется над ней, словно она сделана из золота. Впрочем, она, кажется, для него дороже, чем все золотые монеты на свете. Послушай-ка, что я увидела вчера вечером. Они приказали запрячь почтовых лошадей в закрытую коляску и отправились с ответными визитами, причем вернулись не раньше семи, опоздав к обеду. У Арчибальда сильно разболелась голова, что с ним бывает очень редко; он отправился в соседнюю комнату и прилег на диване. Она отнесла ему чашку чая и не вернулась, причем ее собственный чай остался на столе и совершенно остыл. Я открыла дверь, чтобы сказать ей об этом, и что же я увидела? Ее батистовый платочек, смоченный одеколоном, лежит у него на лбу, а сама миледи стоит на коленях, склонившись над ним, а он обнимает ее одной рукой. Ну скажи на милость, Барбара: имеет ли смысл так носиться с мужчиной? До его женитьбы я, бывало, смешаю для него александрийский лист с солью и уложу спать пораньше, чтобы боль прошла во сне.

Барбара не ответила, однако отвернулась от мисс Карлайл, чтобы та не видела ее лица. Они наткнулись на садовника, и мисс Карлайл затеяла с ним спор, довольно оживленный: она хотела, чтобы он сделал что-то с клумбой, а он утверждал, что м-р Карлайл отдал другие распоряжения на этот счет. В конце концов, Барбара устала от их препирательств и вернулась в дом.

Изабель с мужем были в соседней комнате, возле пианино, и у Барбары появилась возможность услышать, наконец, этот дивный голос. Она поступила так же, как мисс Карлайл: толкнула дверь и заглянула в соседнюю комнату. Уже смеркалось, но она разглядела Изабель, сидевшую за пианино, и м-ра Карлайла, стоявшего за ее спиной. Она пела балладу из оперы «Девушка богемы»: «Когда другие губы…»

— Почему ты так любишь эту песню, Арчибальд? — спросила она, закончив.

— Не знаю. Пока я не услышал ее от тебя, она мне так не нравилась.

— Может быть, они уже вернулись? Не пройти ли нам в соседнюю комнату?

— Спой мне сначала этот перевод с немецкого, «Напрасно все тебе я рассказал». Это — настоящая музыка.

— Да, несомненно. Знаешь, Арчибальд, твой вкус очень схож с папиным. Он, так же, как и ты, любил такие спокойные, поэтичные песни. Впрочем, и я тоже, — рассмеявшись, добавила она, — если говорить честно. Миссис Вейн кривилась и затыкала уши, когда папа просил меня спеть одну из них. Папа платил ей той же монетой, ибо выходил из комнаты, когда она начинала петь эти громкие итальянские песни. Это было в то время, когда она гостила у нас в Лондоне.

Она замолчала, а потом начала песню; она спела ее изумительно, негромким, мелодичным и искренним голосом. Последние аккорды растаяли в наступившей тишине.

— Ну вот, Арчибальд! Я спела тебе не меньше десяти песен, — сказала она, запрокинув голову и глядя на него. — Ты должен заплатить мне.

Он заплатил ей несколькими страстными поцелуями. Барбара отвернулась, прижалась головой к оконному стеклу, и у нее вырвался низкий стон. Вскоре под руку с мужем вошла Изабель.

— Вы здесь одни, мисс Хэйр? Простите, бога ради! Я думала, Вы гуляете с мисс Карлайл.

— Барбара, а где Корнелия?

— Я только что пришла, — ответила Барбара. — Думаю, она идет следом.

Так и было на самом деле. Она вошла и сердито спросила м-ра Карлайла:

— Арчибальд, что ты там говорил Блэйру о клумбе с геранью? Он говорит, ты распорядился сделать ее овальной. Мы же решили, что она будет прямоугольной.