Мое побережье (СИ)

Беннер расплылся в простодушной улыбке, заметив мисс в откровенном костюмчике тверк-девочки.

— А вон там, — он чуть прислонился ко мне плечом и указал по направлению к ближайшей стене, — самец ищет самку, — вынес вердикт, кивнув на парня, засунувшего руки в карманы и, подобно голубю, подергивающего головой в такт музыке, при этом поворачивая ее то вправо, то влево.

Я уже говорила, что люблю беспечность в беседах с Брюсом? Не поленюсь повториться и сейчас.

— А этот? Ковбой, алкоголик или любитель тектоника? — подкинула ему новую жертву дискуссии.

— Скорее, наркоман, — трудно определить, что меня забавило сильнее: невозмутимый вид Брюса, закатывающего рукава по локти, или дрыгающийся мужчина в толпе.

— Ну, а ты? — обратилась, не желая терять нить контакта. — Из какой ты категории: танцующих или подпирающих стены?

— О, нет, я совсем не танцую, — Брюс качнул головой и грустно улыбнулся, разглядывая собственные ладони. — Да и для меня пригласить на танец девушку — смерти подобно.

— Почему? — по всей видимости, удивление, промелькнувшее в моем голосе, заняло его, и Беннер повернулся лицом. — Ты же, — я запнулась, поздно понимая, что любое продолжение фразы может быть воспринято неоднозначно, — хороший парень.

Брюс, повезло, не принял сказанное за двусмысленность.

— Мало быть просто хорошим парнем, чтобы нравиться девушкам, — на выдохе проговорил он, на что возразить, в общем-то, было нечем.

Обида за испорченность современного мира затопила с головой. Ужасно, что вокруг развелось так много избалованных девиц, вешающихся на шею тем, кто имеет за собой статус популярного заводилы в крупной компании или широкий кошелек, полный родительских средств; ужасно, что он настолько разочаровался в жизни, что не поверит, попробуй я достучаться с простой истиной: если какая-то стерва сочла тебя недостаточно крутым, это еще не значит, что ты не привлекателен на самом деле. Как и дотошна обратная сторона медали, заключенная в самовлюбленных, зарвавшихся бабниках, тратящих свое время только на тех девушек, чьи фигуры соответствуют закрепившемуся образу «модельной красотки с зачетной задницей», коей она, в перспективе, должна уметь эффектно крутить перед их ширинками.

Кто-то скажет, что мною движет подростковый максимализм, ну и пускай; меня откровенно огорчает факт, что рисованные лица пользуются куда большей популярностью, нежели естественная красота, и что навык фотографироваться в зеркале с вываленной грудью ценится наравне с расстоянием между ногами — чем больше, тем лучше, ибо это один из критериев определения твоей худобы.

Почему удручающее число девчонок столь плачевно без конца тянет на откровенных мудаков? Почему парни ставят фигуру и уровень популярности своей будущей пассии выше той силы, с которой их может полюбить обыкновенная, посредственная девушка?

Захотелось злобно хмыкнуть. Словно я сама не попала под влияние этих клише.

Одного имени человека, из-за которого я и усом не веду в сторону кого-то действительно хорошего, достаточно для красноречивого примера. Противно, стыдно. А что делать?

Кажется, это одно из любимейших увлечений подростков — влюбляться в тех, кто тебе не пара.

Не исключаю, что с возрастом мы будем прятать лицо в ладонях и бормотать: «О, нет-нет, не начинай», когда кто-то заикнется о годах, когда мы были молоды, упрямы, совершали одну ошибку за другой, прыгали на «граблях» с грацией антилопы, из вредности отмахивались от слов со стороны старшего поколения, но сейчас в наших головах творится каша, кажущаяся непомерно важной, и этот период, увы, ни перешагнуть, ни проспать под одеялом в ожидании, когда на именинном торте появится два десятка свечей. Мы плачем из-за ерунды, любим с нелепой экспансивностью, каждый раз, как в первый и последний, курим, кричим, танцуем так, что лучше бы никто не видел, напиваемся в поиске спускового рычага от болота реальности, в котором увязли по уши. Мы берем без мыслей о последствиях и отдаемся, пытаясь что-то доказать кому-то или самим себе, относимся к чужим телам, как к продукту потребления.

И я знаю, что через десять лет искренне улыбнусь с «серьезных» проблем, что волновали меня в восемнадцать (а то и вовсе стану считать подростков худшими существами на планете, стыдясь собственного прошлого), но даже от подобных мыслей легче не делается. Я — одна из тех, кто уже не ребенок, но еще не взрослый, и моя жизнь ни черта не в порядке.

Я устала любить придурка, который никогда не посмотрит в мою сторону, и мне надоели стереотипы, из-за которых один из самых лучших людей, с кем мне довелось быть знакомой, сидит рядом, составляя на пару со мной дуэт неудачников, вместо того, чтобы подойти к красивой девчонке и пригласить ее на танец, ибо риск быть отвергнутым бьет все планки мира.

— Господа, — от голоса Тони, неожиданно прозвучавшего над самым ухом, я вздрогнула и потерянно моргнула, возвращаясь на землю. Он уселся на подлокотник, упершись рукой в спинку за моим затылком, и выглядел очень довольным судьбой. За его спиной маячил бармен с маленьким подносом. Он что, уже умудрился эксплуатировать в свою волю местный персонал, сделав из парня за стойкой мальчика на побегушках? — Я несу в ваши серые массы веселье.

На низкий столик ритмично, один за другим, опустились три маленьких продолговатых рюмочки с долькой лайма на ободке.

— Я не пью, — оповестил Брюс, когда бармен удалился, оставляя нас таращиться на принесенную выпивку.

— Посмотри на эту порцию и устыдись, — Тони съехал на диванчик, отчего мне пришлось вплотную прижаться к Беннеру, дабы его туша смогла уместиться. — Хороший вечер всегда начинается с текилы. Давайте, тут промочить горло на раз! — для наглядности он первый взял свою порцию.

Мы с Брюсом, переглянувшись, молчаливо приняли очевидное поражение. Со Старка станется заглушить три залпом. Конечно, мысль споить его и пораньше увезти домой манила, однако где гарантия, что он не начнет дебоширить прежде, чем покинет клуб?

Я осторожно покрутила в руках рюмочку, настраиваясь морально. Давай. Выпей эту гадость в один глоток, и он от тебя отстанет.

— Стоп-стоп, — Тони прервал Брюса, готового было уже отпить. — Это делается не так. Сначала слизываешь соль, затем выпиваешь и быстро закусываешь лаймом, — господи, тут еще свои пошаговые особенности! Сдалась бы эта текила ввек.

Я проследила взглядом за тем, как Старк аккуратно снял соль с ободка и растер вдоль маленького участка между запястьем и изгибом большого пальца. Чувствуя себя крайне глупо, попыталась повторить маневр.

Спаивать компаньонов — его любимое занятие, но прежде мне удавалось ограничиваться одним коктейлем, который я через силу опустошала в течение всего вечера, так и не допивая до конца. Одному богу известно, мешанину из чего он мне подсовывал, но нечто стоящее попадалось крайне редко.

Я не монашка, но и не девица легкого поведения. Ничего не имею против того, чтобы выпить, однако напиваться до рвоты над унитазом — нет уж, ешьте сами.

Соль. Рюмку в себя. Одним глотком не получается — в два, остатки на третьем… спирт голимый! Как бы не закашляться, выплескивая изо рта содержимое на платье. Господи, гадость какая! В спешке засунула в рот лайм, страшно морщась и, кажется, слыша смех этого дурака рядом.

— Откровенно говоря, это было мерзко, — поделился Брюс, изымая зеленую кожуру; подобно мне его не скривило, но солидарности было не занимать.

Зато Тони форменно веселился.

— Вещица на миллион, вы просто не распробовали. Средний градус, не нойте, — он довольно отряхнул руки и джинсы. — Ну, что, растрясем жиры на танцполе и по виски?

— Смеешься? — ирония Брюса отражала все мои мысли в отношении каждого подпункта грядущей программы.

— Да ладно вам, приходить в клуб и сидеть на диване? — начинается старая песня. — Тем более трезвым. Если я и усядусь с тобой за компанию, то только на стадии «гения», а до нее мне еще как минимум парочка «Блэк-Джек шотов» и одна «Русско-японская война».