Это было у моря (СИ)

— Из какого еще окна?

— Неважно из какого. Из любого, вообще-то…

— Я понял. Ну раз ты злишься, я, пожалуй, отключаюсь…

— Не надо. Сандор, ну пожалуйста! Поговори со мной еще чуть-чуть… Я так скучаю…

Санса знала, что это непоследовательно, знала, что после ее программных заявлений это прозвучит совершенно по-детски и, что еще хуже нивелирует серьезность ее предыдущих слов. Но знала она и другое: что их телефонные ссоры, даже самые мелкие, имели тенденцию накручиваться еще больше, взрастать как снежный ком, катящийся под откос. Поскольку между разговорами проходило не менее суток — к следующему дню ты уже забывал причину спора — но ощущение отчужденности сохранялось. А ей этого не хотелось. Она и так его теряла — стремительно, со скоростью убегающего весеннего ручья. Сансе почему-то вспомнились слова Зяблика в машине. Когда обоюдно скучаешь — словно разговариваешь…

— Сандор?

— Да, Пташка.

Голос его стал внезапно усталым — ну вот, и ему она испортила настроение…

— Я хотела тебя спросить — ты хоть чуточку по мне скучаешь?

— К чему тебе это знать? Тебе от этого станет легче?

— Да. Один приятель мне сегодня сказал, что когда скучаешь по любимому человеку, словно продолжаешь с ним диалог…

— Пташка, тоска — это не диалог. Это последствие, вызванное его отсутствием. Твой друг просто еще ни по кому по-настоящему не скучал, видимо. Кто это? Какай-нибудь твой романтический слюнтяй-одноклассник?

— Что-то вроде…

— Так вот. То, что я теперь испытываю — ты сама завела этот разговор, так слушай — но не думаю то тебе от этого станет легче — это не какой-то там хренов пасторальный юношеский бред. Когда тебя нет- меня рвет на все стороны сразу. Я вижу тебя везде — в каждом долбаном лице, что мне попадается — ищу -и не нахожу. Дни растягиваются как резина — не знаешь куда деться, чтобы день поскорее прошел, и можно было рухнуть в сон. Но и сон не очень спасает. Я все думал — тут мне будешь сниться- но хрена с два — что угодно, но ни намека. Или еще хуже — намеки есть, а тебя — нет. И когда я просыпаюсь и думаю, что нет, это всего лишь кошмар — то обнаруживаю, что кошмар-то как раз и стал реальностью — тебя рядом нет, и я один в этой гребаной ледяной постели — вернувшись в свои предыдущие годы. Ты тоже начала возвращаться в прошлое — ну у тебя позади по большей части светлые дни — это наша с тобой история была черной тучей — а у меня позади — только выжженная пустыня. И впереди, по-видимому, тоже. Поэтому да — тоска — печаль — это прекрасно: для слюнявых поэтов и меланхолических музыкантов — но я этого ничего не понимаю. Я не умею страдать красиво. Я умею только напиваться в говно — чтобы вообще все мысли ушли — и выть на луну. То есть на тебя. Ты знала с кем связываешься. Псом я был, Псом видимо и помру, ничего уж не попишешь…

— Сандор, я… Прости пожалуйста… Я не хотела тебя растравливать…

— Оставь красивые слова для мальчишек. Я хотел сказать тебе вот что. Завтра я уезжаю из столицы — делать мне тут больше нечего. Поеду дальше…

— А куда?

— А куда глаза глядят. Видимо все же моим направлением станет север. Смотаюсь, посмотрю места, где ты выросла. Все занятие. И найду какую-нибудь работу — мне надо что-то делать или я рехнусь.

— Поедешь на машине?

— Пока да. Я думал вернуться в горы — забрать Шевви. Но тогда надо ехать на мотоцикле — а что-то дороги не располагают. Видимо, теперь уже только весной. Или если оттепель продлится достаточно долго…

— Нет, не надо туда ехать. Это же опасно!

— Все в этом мире опасно, Пташка, если ты еще не заметила. Но самым моим опасным занятием как выяснилось было провожать тебя до гостиницы там, у моря… За что боролись на то и напоролись. Помнишь, как ты по дороге напоролась на железяку?

— Да.

— Она у меня до сих пор в кармане валяется… Напоминанием. Есть такие опасности, которые и не разглядишь — пока не влезешь в них по самые яйца и не завязнешь с концами. Тут уж и остаётся разве что ныть как твои юнцы — про печаль, телепатические диалоги, незримые связи…

— Я ужасно скучаю по тебе. До невыносимости. И каждый день отдаляет тебя все больше…

— Я знаю, Пташка. Не должен бы — но чувствую. Один-ноль в пользу юнцов. Я бы все отдал за то, чтобы ты сейчас была рядом. Не любовью заниматься — ну хоть просто спать вместе. Да седьмое пекло — даже в одной комнате — на одном этаже, через стенку! Хоть дышать с тобой одним хреновым кислородом! Все готов отдать — но не твоё будущее. Так что давай хватит ныть и иди спать. И я пойду. Завтра надо встать пораньше — и в путь… А там кто знает…

— Спокойной ночи! Позвони завтра, как будешь выезжать!

— Нет, я рано поеду. Не стоит. Лучше вечером, как обычно.

— Ну хорошо. Тогда до вечера. И я все равно скучаю. И люблю.

— Знаю. Я тоже…

========== IX ==========

Alas, my love, you do me wrong

To cast me off discourteously

And I have loved you oh so long

Delighting in your company

Greensleeves was all my joy

Greensleeves was my delight

Greensleeves was my heart of gold

And who but my lady greensleeves

If you intend to be this way

It does the more enrapture me

And even so I still remain

A lover in captivity

Greensleeves was all my joy

Greensleeves was my delight

Greensleeves was my heart of gold

And who but my lady greensleeves

Greensleeves, now farewell, adieu

God, I pray he will prosper thee

For I am still thy lover true

Come once again and love me

Greensleeves was all my joy

Greensleeves was my delight

Greensleeves was my heart of gold

And who but my lady greensleeves

Greensleeves English folk song.

1.

— Арья, ну давай уже! Сколько можно?

Санса уже с полчаса уговаривала сестру выйти из комнаты. Ей это почти удалось, но тут как назло подошел Джон, чтобы сообщить, что все остальные уже готовы и ждут в гостиной. Он постучался в дверь Арьи, тем самым сорвав Сансину блестящую операцию по вытаскиванию упрямицы из ее берлоги. Арья затаилась еще на десять минут. Но сейчас уже было время. Санса слышала как внизу родственники начали выходить из дома. За окном вспыхнул свет фар. Так и она чего доброго пропустит концерт дяди.

— Арья я в последний раз тебе говорю, или ты выходишь…

Тут дверь открылась и перед изумленной Сансой предстала младшая сестра в точно таком же как у нее бархатном платье — только синего цвета. Оно сидело на Арье как влитое, подчеркивая округлившиеся формы и Санса с неудовольствием заметила, что грудь у сестры растет быстрее чем у нее самой.

Арья посмотрела на нее исподлобья — ну вот-вот начнёт бодаться.

— Идем что ли? Чур я поеду с тетей!