Это было у моря (СИ)

— Ну да. Какая разница — это всего лишь слова и их бессмыслица. Мой язык путается — он бестолков. Я могу тебя подвезти?

— ну хорошо. Так и быть — на этот раз.

Санса залезла к Зяблику в салон и уселась напротив него.

— Нет, садись рядом — а то тебя растрясет. Это шофер так неровно водит. Меня всегда мутит.

— Ну хорошо.

Она пересела. Зяблик внимательно посмотрел ей в глаза и заявил:

— От тебя так хорошо пахнет — свежестью и зимой. От меня так никогда не пахнет. А от моих дядьев — подавно. От них разит потом, алкоголем и страхом.

— У страха есть запах?

— Да. Он кислый — как прелые овощи, что забыли выбросить. Или как грязное белье. От него саднит ноздри, и волосы начинают торчать.

— Как это торчать — вставать дыбом, что ли?

— Ага. Как трава на осеннем поле. И это запах вездесущ — я слышу его, когда кто-то из них возвращается домой — чую его по стенам — потому что те начинают вибрировать и потеть холодным. Я не могу терпеть этого — и прячусь под одеяло.

— Зяблик, я…

Он вскрикнул

— Не зови меня так! Я уже большой! Я не хочу, чтобы надо мной смеялись… Ты в особенности…

— Но я не смеюсь. Ты знаешь — у меня тоже есть похожее имя. Один мой знакомый звал меня Пташкой…

— И ты не обижалась? Не злилась на этого знакомого?

— Нет. Мне даже нравилось. То есть нравится…

— Это странно.

— Нет, потому что зависит от того, как сказать.

— Да? Ну ты, наверное, права. Мне нравится, когда меня так называет Ранда. И не нравится- когда другие. Например, этот черный Грейджой. Он мне вообще не нравится. У него сумасшедшие глаза. Ты говорила с ним сегодня?

— Ну это скорее был спор. Но да. Мне он тоже не нравится…

Зяблик облегченно откинулся на спинку сиденья.

— Хорошо. Тогда можешь тоже звать меня Зябликом.

— Договорились. А я могу звать тебя Пташкой?

— Нет. Извини, Робин. Не стоит.

— Почему? Так нечестно…

-Возможно. Но понимаешь — это мне слишком бьет по нервам. Ты же не хочешь, чтобы мне было больно?

— Нет. Наверное, не хочу. Но почему бьёт? Птицы — хорошие. Этот твой знакомый — нехороший?

— Нет, напротив — очень хороший. Но я скучаю по нему — а это мне напоминает о нем, и я скучаю еще больше.

Зяблик задумчиво почесал бледную щеку.

— Я могу это понять. Я совершенно не выношу музыку, с тех пор когда умерла мама. Она очень любила слушать всякие песни

— Вот видишь! А что случилось с твоей мамой?

— Не хочу об этом говорить.

Зяблик недовольно отвернулся к окну. Крикнул шоферу:

— Мы приехали! Надо остановиться!

— Шофер хмуро покосился в их сторону, но машину все-таки остановил.

— Спасибо Зяблик, что подбросил меня! Не пришлось топать по грязным улицам!

— Я рад. Не хочу, чтобы ты простудилась и сидела бы дома. Хочу, чтобы ты приходила в школу каждый день — тогда мы сможем общаться и ходить вместе. Я могу каждый день тебя подвозить, а? Хочешь?

— Это так любезно с твоей стороны, но мне надо спросить у дяди и тети. Они мои опекуны.

— А мои дяди — мои. Это так скучно. Я мечтаю о том, чтобы скорее вырасти — и сбежать от них. Или выгнать их вон. Это же мой дом…

— Ага. Ну пока, Робин! Увидимся в понедельник!

Зяблик серьезно посмотрел на Сансу:

— Я буду скучать по тебе. С утра и вечером. Днем со мной сидит мой врач — но вечером и утром так тоскливо. Можно я буду по тебе скучать? Если тоскуешь по кому-то — значит все же у тебя есть друзья — иначе бы и скучать было не по кому…

— Можешь.

— Но тогда ты тоже.

— Что?

— Скучай… Тогда мы словно будем говорить друг с другом…

Санса вышла из лимузина и захлопнула дверь. За затемнённым стеклом бледной луной маячило лицо Зяблика. Она помахала ему рукой и пошла к дому.

2.

Санса зашла в дом и поразилась непривычной его молчаливости. Где все? Ни детей, ни собак. Она зашла к Брану — тоже никого. Из-за двери дяди, впрочем, раздавались протяжные звуки — по-видимому, он репетировал — в воскресенье должен был состояться концерт где дядя выступал вместе с учениками. Санса не решилась его тревожить, и, раздевшись, поднялась наверх. На большом окне в лестничном пролете обнаружилась Арья — она сидела на подоконнике, болтая ногой и смотрела как две сойки дрались из-за ягод на дикой яблоне, растущей во дворе. Санса недовольно поморщилась. Неужели вездесущая сестра видела, как она выходила из машины Зяблика? Если видела, то уж обязательно выскажется…

Что она незамедлительно и сделала.

— Санса — ай-яй-яй!

— Что?

— Я пожалуюсь твоему Псу. Не прошло и двух дней, а ты уже завела себе богатенького поклонника? Что это было вообще?

— Это не поклонник. Просто приятель подвёз из школы. Нас сегодня раньше отпустили. Физкультуру на счастье отменили… Я было хотела позвонить Джону — но потом решила пройтись пешком. А тут мой одноклассник ехал мимо — ну и захватил меня. Там был сильный ветер…

— Ага. Ветер. Ветер перемен, я чую.

— Арья!

— Что? Вы там так миленько ворковали — возле этой черной гробовозки…

— Это не гробовозка, это лимузин. У Джоффри такой был…

— Вот-вот я и говорю — гробовозка. Все, кто в таких машинах ездят, рано или поздно становятся трупаками…

— Все мы рано или поздно ими становимся — независимо от лимузинов. А где все?

— Хорошо, что ты не стала звонить Джону. Он повёз Брана на компьютерную конференцию, что в центре высоких технологий.

— А то что же не поехала?

— А нафиг? Мне то на что? Я же не гений от программирования. Я простой среднестатистический хакер…

— Опять ты прибедняешься. А остальные?

— Дядя пиликает. У него там пришел коллега-гитарист: ну вот они вдвоем и наяривают какой час.

— Это я слышала. А тетя?