Это было у моря (СИ)

— Одурманила, ты хочешь сказать? Как бы ни было, я и так тащусь за тобой, как идиот. Почему как, впрочем? Идиот и есть. И в ванную тоже пойду…

— Пташка, ты в курсе, что у тебя с волос течет лиловая краска.? Это очень странно выглядит. Точно ты — образ на бумаге…

— Сам ты образ. Просто краска не вся вымылась… Не трогай, а то у тебя тоже все руки будут в ней…

— Какая разница… И не только руки, возможно… Лиловой краски я не очень боюсь… Хотя — Пес в лиловых пятнах — это еще более странно, чем рыжая пташка, покрашенная в синий цвет…

— Он не синий, он черный…

— Синий, черный… Хорошо, что хоть ресницы остались, как были… На память… Знаешь что — с тебя в качестве штрафа за это безобразие в душе — рисунок. На этот раз себя нарисуй — и не отпирайся, уверен, что сможешь. В том же ключе — мне на память… Только в исходном цвете, не черной…

— Я думала, я тебе нравлюсь такой…

— Ты мне нравишься. Точка. Цвет меня мало беспокоит — но в оригинале ты мне нравишься больше. Так ты взрослее — и жёстче. И это меня не радует. Спасибо твоему мерзкому мужу…

— Знаешь, Алейна — она сильнее меня. И может делать то, что не могу я. Но, когда я с тобой — она поневоле исчезает. Алейна не умеет любит — это ее сила и ее слабость…

— Тогда включай Алейну и дуй есть. А то завтрак уберут…

Пташка вытерлась — с его небольшой помощью, оделась — сама, это ему было не с руки — и ушла. Сандор вышел из ванной и опять уставился на ее рисунок. Зачем все же? На своей картинке Пташка изобразила спящего мужчину — Сандор не знал за собой такого тотального спокойствия — ему казалось, что в голове вечно бушует рой нехороших мыслей, что, как злые осы, портят все вокруг. Это было не так, как он сам видел себя в зеркале. На рисунке был он — не было сомнения в пойманном сходстве — и все же Пташка нарисовала его почти красивым. Глупая девочка. Это было очень странно — он спал, ему снилась Пташка, а она тем временем рисовала его лицо. Понятно, почему он вышел таким благообразным — на нем ее отсвет. Когда Сандор смотрел на свою физиономию в зеркале, он видел там только собственное уродство — и вечно маячащий призрак Григора… Она же преображала его… Такая маленькая рыжая фея, притворяющаяся черной чертовкой… Сандор усмехнулся, плюхнулся в кровать. Спать все равно хотелось. Когда им еще удастся отдохнуть… Чем дальше в лес, тем ближе запах зверя. Он не сомневался, что их след уже взяли. Скоро и охотнички пожалуют. Будут им тогда картинки. Так что, пока дают — надо спать… Реальность зарябила, завернулась рыжим локоном — и он провалился во тьму. Спящий мужчина с непривычно спокойным челом — и его слегка помятое, но удивительно точное изображение, валяющееся возле кровати на кресле. Такую картину обнаружила Санса, вернувшаяся из буфета. Ее трясло. И было почему. В качестве приправы к завтраку ей достался разговор с любимым мужем…

========== VII ==========

Как трудно

Спускаться с небес

И в нищенстве тратить алмазы

На хлеб плесневелый.

На окнах — разводы от скуки,

На гвоздике — крест,

Как трудно с любовью судиться

И пачкаться мелом.

Как трудно

Спускаться с небес

И жить каждый день,

Забывая полеты и встречи,

Усталою тенью скользить

В новорожденный лес

И крыльев не чувствовать там,

Где сутулятся плечи.

Как трудно

Спускаться с небес

И видеть свое отраженье

В измятой постели,

И знать, что такое потеря,

Разлука и стресс,

И прятаться в доме пустом

От черемух метели.

Как трудно

Спускаться с небес,

Идти по земле наугад

Без конца и начала.

И ставить свое безголосие

Наперевес

И думать, о чем же тогда

Я себе отвечала…

Он подсел к столу, когда Санса закончила с яичницей и кисла над тыквенной булочкой. Как всегда, небрежно-элегантно — расстегнув дорогущее пальто, бросив на стол зажигалку. Она еще не подняла глаз — а уже знала, кто сидел напротив нее. Мята и вишневый табак. Самые ненавистные теперь запахи на свете.

— Ну здравствуй, дорогая! Не дёргайся — тот мешок, в который мне полагается тебя посадить, я, кажется, забыл в машине. Можешь совершенно спокойно доедать завтрак. У тебя, похоже, хороший аппетит — силы возвращаются? Тяжелый день, полагаю, бурная ночь… Кстати, черный тебе к лицу — надеюсь, это не траур, а просто смена имиджа. Ты кажешься взрослее — в таком виде тебя даже можно будет брать с собой, не боясь осуждения общественности…

— Я не буду с вами разговаривать.

— Опять игра в молчанку? Тебе еще не надоело? Со мной интереснее беседовать — хоть молчать я тоже умею, не в пример милейшему Сандору. Он уже выздоровел, или ты все еще таскаешь его на себе? Смотри, не надорвись — мне нужна здоровая супруга.

— Я вам не супруга.

— Нет? А мне кажется, очень даже. Такие птички, как ты, долго в девочках не задерживаются — кто-нибудь, да перехватит. В этот раз мне повезло больше. Твоя мать мне не досталась, тем хуже для нее. Перед ней теперь раскрыта вечность — а перед нами — будущее. Как же не радоваться? Покойники нужны, чтобы напоминать нам о том, как жизнь скоротечна…

— Не смейте говорить о моей матери!

— Почему? Не я же ее из окна выбросил. Хочешь проверить — пожалуйста: я был в другом конце страны.

— Вам и не нужно. У вас достаточно «инструментов». Вопрос в том, не кто ее столкнул, а кто подтолкнул…

— И это, конечно, был я, ты хочешь сказать? Когда ты говорила с матерью в последний раз без страха — не ожидая получить в лицо истерику или, напротив, апатию? Почему ты не поменяла билет, при том что твой чудесный отпуск у Баратеонов был воистину адским? Или ты наслаждалась каждой минутой в обществе нашего юного друга, поклонника жестоких игр? Я тебя умоляю! Твоя мать в последний год — это верх неадекватности, и я тут совершенно ни при чем. Смерть твоего отца — случайная, кстати — и слишком хорошо развитое воображение твоей родительницы — вот что является истиной причиной ее полета. Да и ты не заигрывайся, моя милая — а то рискуешь оказаться в той же палате. Не то, чтобы я этого хочу, но мне совсем не нравятся эти твои игры с бритвами. Клиган, надо полагать, и не заметил, да? И ты еще удивляешься, почему я хочу тебя забрать… Он же тебя не стоит — потому что даже не пытается понять, кто ты на самом деле. Торчит с тобой в одной комнате какую неделю — и не видит ничего дальше собственного носа, да и тот нечетко. Ну, объясни мне ты, дорогая, как можно не заметить такого рода вещи, как располосованные запястья у любимой женщины? Я вот заметил, хоть и издалека. Ну что, нечем крыть? Толкни мне какую-нибудь очередную напыщенную речь про настоящих мужчин… Я не знаю, может, у настоящих мужчин в ходу то, что их женщины пилят себе вены в ванной, пока они сами погружены в наверняка исключительно глубокие измышления на тему отсутствия половой жизни или тягот недельного алкогольного воздержания. Девочка моя, этот твой Пес настолько погряз в своих насущных проблемках, что на тебя у него просто не осталось времени… Хоть сядь посреди комнаты со столовым ножом у горла — он едва ли заметит… Или пустится в замысловатые размышления на тему: «а стоит ли?» — ведь вмешиваться в жизнь других — это неправильно!