Это было у моря (СИ)

- Вот, бульдог же. Не хотел говорить, а ты… Его этот теннис – кстати, Петир все и отдирижировал - куда они там ездили, точно сказать не могу. Но, по-видимому, в бордель. И что-то они там гадкое делали. Необычное. А еще мне тут один друг напел: третьего дня нашли в городе девочку. Искалеченную, избитую. Ну, я и подумал… Не две ли это стороны одной медали?

Сансе стало жутко. Боги, что за монстры ее окружают? Неужели все это происходит в реальности, а не сошло со страниц каких-нибудь газетных хроник? До этого она полагала что Джоффри просто мерзкий мальчишка, из тех «дедов», которым досталяет удовольствие мучить слабых на игровой площадке, подставляя подножки и задирая юбки. Но все, пожалуй, было куда более запущенно. И куда менее невинно… А может, просто возможностей и денег больше… Мороз по коже просто…

- А тетя про все это знает?

Сандор внимательно посмотрел на Сансу, словно задумался о чем-то:

- Хороший вопрос, Иные ее разбери. Что-то, безусловно, знает – не могла же она отпустить Джоффа просто так неизвестно куда. Но, думаю, информации она имеет куда меньше, чем даже мы, а то, о чем догадывается, предпочитает не замечать. Он ей все же сын – любимый. У Серсеи только одна слабость – Джоффри. Ради него она нам всем глотки перегрызёт, не раздумывая. Поэтому, даже если бы знала все – не остановилась бы.

- И что ты прикажешь делать мне? Продолжать играть с ним? К чему это приведет?

- Послушай, ну тяни время. Он же явно поддается. Он тронут – если вообще можно так о нем сказать. Мальчишка - чудовище, но очень одинокое, думаю. Я так же, как и ты, чувствую чудовищ поблизости. Он, безусловно, один из них. Мне его даже местами жаль. Поэтому с поправкой на извращённое мышление Джоффри, можно сказать, ты его заинтриговала, что бы ты там ни сделала, не хочу знать.

- Ничего особенного. Похлопала ресницами. Понадувала губки, как дурочка.

- Ну эти твои ресницы кого угодно заворожат. Продолжай в том же духе. Но держись на расстоянии. Дотяни до своего отъезда. Наври. Скажи, что у тебя… ммм… ну, месячные, что ли.

- А я так и сказала.

- А он, что, уже спрашивал? Седьмое пекло…

- Ты же не хотел знать.

- Не хотел. Но приходится. Держи ухо востро. И дверь – на запоре.

- Если я запрусь, как же ты придешь?

- Хм. Ну, может, и не стоит… Правда, не стоит… Пташка…

- Тогда я вообще оставлю дверь нараспашку.

- Боги, какая же ты дурочка. Это опасно, а ты играешь во влюбленную девчонку. Ну что с тобой делать-то?

- А ты не знаешь?

- Опять за свое. Ты - сексуальный маньяк. У тебя вон все губы уже потрескались от этих наших обжиманий. А у меня… ммм… тьфу на тебя, всё. Ты невыносимое создание. Один скромный поцелуй – без рук, и вообще – усадьба вон, за поворотом. А то Серсея высоко сидит, далеко глядит. Потом. Вечером. Если доберемся. А теперь – ты выключишь эту свою влюбленную томность и включишь прежнюю Пташку – с обгрызенными ногтями и диким взглядом. А то с этакими сияющими глазищами тебе никто не поверит…

Без рук не получилось. И со скромностью тоже они погорячились. Санса поймала себя на том, что тщетно пыталась отодвинуть ремень безопасности с груди Сандора, чтобы залезть ему ладонью под рубашку. Боги, как тяжело… Его рука гладила ей спину, и от этого хотелось изгибаться и потягиваться, как кошке… Как Санса и подозревала: машина – это неудобно…

- Ну все, хватит. Хватит, сказал! А то сейчас открою эту долбанную крышу, чтобы и тебя, и меня охладило дождем.

- В прошлый раз, как ты помнишь, это нам не особо помешало…

Сандор невольно рассмеялся, и это как-то сняло напряжение.

- Да, и вправду. Ты – маленькое чудовище. И Пташкой ты только прикидываешься. Зловредная рыжая ведьма. Ты, случайно, по ночам на метле не летаешь на шабаш?

- Про мои ночи ты все знаешь. Ты же все время за мной следил…

- Почему это все время? Иногда я тоже сплю. Особенно это приятно делать рядом с тобой, ведьмочка.

Санса почти застонала:

- Я потому и говорю, что нам совершенно необходимо спать в одной кровати. А не то улечу на шабаш. Если не будет тебя – ты как мой якорь…

- Ну, спасибо, что хоть не тихая гавань. Я даже как-то обескуражен. Это бросает вызов общественному мнению и с таким трудом созданному мной образу. Тебе стоит спросить обо мне у Джоффриных поклонниц. Они тебе живо расскажут, кто я, да что. Или, пожалуй, лучше не надо…

- Ну их в пекло, поклонниц. Я знаю больше них. Я счастливее их – за моей спиной стоит настоящий мужчина. Мой собственный рыцарь… А они влюблены в чудовище.

- Боги, Пташка, ты безнадежно патетична. Ну какой еще рыцарь? Скорее тебя надо поздравить с приобретением – за тобой увязался приблудный Пес. Страшный, дикий, наводящий тоску, да еще и уродливый. Но может временами побрехать. Или цапнуть…

- Прекрати говорить, что ты уродливый – мне это неприятно слышать. Это, в конце концов, заставляет сомневаться в моем вкусе…

- Нет, это все заставляет сомневаться в твоём рассудке. И совершенно правильно, заметь…

- Дурак.

- Сама такого выбрала, теперь не жалуйся.

- А я и не жалуюсь. Я собой горжусь – в кои-то веки меня потянуло не на мишуру. А на суть…

Санса было опять потянулась к Сандору, а тот, вместо того, чтобы принять ее в объятья, вдруг неожиданно завел мотор, дернув ручку переключения передач с такой силой, что бедный Астон Мартин скакнул, как взбесившийся кролик, которого блоха укусила за брюхо, и, рыча, рванул вперед, с трудом вписываясь в узкий поворот. Через залитое нескончаемым дождем стекло (пока они стояли, машину словно окатило из ведра прозрачной водой - Сандор забыл включить «дворники», и теперь капли на гладкой поверхности собирались в потоки по бокам, летя легкими струями назад, к лесу) была уже видна усадьба, унылым торчком выглядывающая из-за зеленого высокого забора. Сам дом был выкрашен в белый с желтыми элементами и все это сейчас, под серыми низкими облаками, приобрело странно неприкаянный и потерянный вид. Как одуванчик, растущий из трещины асфальта, вокруг которого едут машины и деловито топают сотни неуклюжих ног.

Как же Сансе туда не хотелось… Она вздохнула и покосилась на Клигана, чье лицо было сама решимость. Теперь он, пока не въедет в ворота, точно не остановится. Какой все же проклятый зануда! В такие моменты Сансе особенно было приятно осознавать, что эта непробиваемая в своем закоренелом упрямстве башка теперь принадлежит ей. Его волосы. Его плечи. Эти руки, так небрежно-уверенно сжимающие руль дурацкой Серсеиной тачки (почему-то весь салон тетка отделала черным с красными вкраплениями, а руль был неожиданно бело-серебристым) – ладони были в два раза больше слабых рук Сансы. И все же теперь у нее появилось такое право – протягивать руку, легко касаться – без опаски, что ее сейчас укусят. Разве что слегка зарычат, вот как сейчас… Его еще надо было приручать – но нить доверия уже связала их вместе.