Это было у моря (СИ)

I’m in heaven, I’m a god

I’m everywhere, I feel so hot

I feel alive

If you don’t have it your on

The other side

I’m not an addict (maybe that’s a lie)

It’s over now, I’m cold, alone

I’m just a person on my own

Nothing means a thing to me

Oh, nothing means a thing to me

I feel alive

If you don’t have it your on

The other side

Free me, leave me

Watch me as I’m going down

Free me, see me

Look at me I’m falling

And I’m falling………

It is not a habit, it is cool

I feel alive I feel…….

It is not a habit, it is cool

I feel alive

I feel alive

If you don’t have it your on

The other side

I’m not an addict, I’m not an addict, I’m not an addict.

K’s Choice Not an Addict

Санса с неохотой открыла глаза - за окном безумным прожектором прямо ей в лицо било уже высоко стоящее солнце. В гостиничный номер оно заглядывало исподтишка, бережно сажая на ресницы своих лучистых мотыльков. Тут же оно открывалось безжалостно и неумолимо - даже матовые занавески цвета бледной розы не давали ни спасения, ни укрытия от этой пронзительного, похожего на допрос, противостояния - твой день уже начался, готова ты или нет - я смотрю в твое лицо, вижу тебя насквозь, даже глубже. Тебе ничего не скрыть - вся ты нынче, как на ладони…

Санса, прикрывая глаза рукой, приподнялась на подушках. Как она оказалась в кровати?

После ужина, когда тетя ушла с гостями на террасу, Санса поспешила ретироваться, не привлекая к себе внимания. Ее эскапада, к несчастью, не осталась незамеченной для Джоффри, и он нагнал ее в коридоре. На этот раз разговаривать он не стал, а просто впечатал ее в стену, так что макушка Сансы вдавилась в висящую в коридоре картину в тяжелой золоченой раме, изображающую мирную пастораль с коровами и пастушками. От боли в голове и зацепившихся за уголок слегка расщепившейся от времени рамы волосах Санса так растерялась, что даже не успела принять решение - сопротивляться или уворачиваться. А пока она медлила, он уже впился в ее рот зверским поцелуем. Не как ее мальчишки в школе. Не как Гарри на дискотеке - тот слюнявился, а Джофф целовал, как бы это сказать - технично, ничего лишнего, но так, словно нарочно пытался ее оскорбить. Не было в этом ни нежности, ни даже страсти. Скорее какое-то странное механическое упражнение - как изучение ее на предмет слабостей. Санса дернулась - за это ее вознаградили таким сильным укусом за нижнюю губу, что на глаза навернулись слезы… Она перестала упираться, ушла в себя - пусть делает, что хочет - и тут Джофф отпустил ее, словно почувствовал перемену, и от этого ему стало неинтересно.

- Ты целуешься, как лопата, сестренка. Надеюсь, все остальное будет лучше. А то скучно. Готовься. И утри рот, у тебя кровь идет…

Он осклабился, развернулся и направился к своей двери. Санса стояла в коридоре, словно ее облили холодной водой. Машинально вытерла губы - и вправду, кровь. Надо помыться… Она, как старуха, потащилась в свою комнату - вернее, в комнату Мирцеллы, куда ее непонятно зачем поселили. По каким-то причинам Мирцелла теперь спала напротив матери, в гостевой, а Санса очутилась в глубине коридора, в ее укромной спальне. Тут было хорошо, уютно и могло бы быть и покойно, если бы не тот факт, что в соседней комнате жил сам Джоффри. Что за игру они ведут? Похоже, тетка только одобряет поведение сына и его планы относительно Сансы. Зачем им всем это надо? Зато теперь было ясно, что Серсее бесполезно было жаловаться на поведение Джоффа - она с ним заодно. Стоило и вправду запирать дверь. И позвонить матери. После того, как Санса тщательнейшим образом вымылась, причем лицо помыла дважды - горячей водой и мылом, так, что даже глаза защипало, а кожа начала саднить и пошла красными пятнами, зато никаких следов от этого мерзкого поцелуя. Санса, подумав, намазала нижнюю губу мазью, что ей выписал врач. Хуже явно не будет…

После душа (липкое ощущение собственной нечистоты слегка отпустило, особенно когда Санса влезла в длиннющую рубашку Сандора) она принялась обустраивать отведенное ей пространство, как птица, что готовится к ночлегу, пытаясь одомашнить одинокую ветку, которую завтра покинет навсегда. Зажгла смешной ночник в виде избушки, что стоял на подоконнике - за окном только начали сгущаться сумерки и ночник, как свеча, не столько освещал полутемную комнату, сколько создавал вокруг себя давно утерянную позади атмосферу детства, уюта, невинности, роняя на гладкую поверхность мраморной доски желто-оранжевое, неровное пятно света, гармонирующее с теплой закатной полосой, отделяющей туманное море от серого неба. Санса свернулась клубочком в широченном белом плюшевом кресле Мирцеллы, взяла телефон с намерением позвонить матери. Сейчас было уже поздно. Наверняка она дома и подойдет. После пяти попыток линия сообщила, что абонент временно недоступен и предложила оставить сообщение. Санса звенящим от волнения голосом попросила мать перезвонить, причем в любое время. Можно было позвонить тете Лианне или Арье, но, когда Санса летела сюда, она поменяла сим-карту - для более удобного тарифа и возможности звонить без ограничения времени. Куда она сунула крошечный кусок пластика, конечно, Санса теперь не имела не малейшего понятия. А там, увы, остались все нужные номера - а на память их, как материнский, она не знала.

Все это было непонятно, странно и тревожно… Санса все еще надеялась, что мать просто забыла где-то телефон и тот разрядился, как это частенько случалось у нее самой. Завтра она вспомнит и перезвонит. Если же нет - надо будет просто ехать и менять билет, ни с кем не советуясь, не спрашиваясь. Сандор отвезет ее в аэропорт… А что дальше? Она улетит - а он останется… Об этом думать было слишком больно, и Санса просто задвинула эту мысль подальше, в самый дальний и темный угол своего сознания… Как было бы замечательно, если бы мама могла понять. Но Санса слишком хорошо знала мать, чтобы тешить себя надеждами на этот счет. Долг и приличия для нее превыше всего. Если к младшим детям она относилась мягче, делая поблажки со скидкой на возраст, то себя держала - или хотя бы старалась - в ежовых рукавицах. То же отношение в последнее время было и к старшему сыну. Теперь на очереди была Санса. Никто не даст ей свободы выбора. Максимум, чего она сможет добиться от матери - это освобождения от навязанного брака с Джоффри. И уже надо будет радоваться, если оно будет дано. Их история с Сандором лежала за пределами возможного допустимого для Кет Старк, как, впрочем, и для остального семейства. Либо Санса сделает выбор в пользу семьи - и пожертвует своим выстраданным первым чувством, либо ее путь навсегда отдалится от всех ее близких и любимых, уводя мимо захлопнутых в лицо дверей дальше, в неизведанную тьму. Выбор был жесток - это тебе не детские сказочки. Не между драконом и принцем, не между лачугой и дворцом, а между любовью и любовью. Между ее корнями: всем тем, что создало ее такой, какая она есть, сформировало ее пристрастия и характер, закалило, придало ей ту форму, что отличала Сансу от других - и ее врожденной сутью, первым правдивым порывом души, в котором нельзя, недопустимо было сомневаться – потому что это означало предать себя, отказаться от малейшей надежды на освещающую путь истину.

Поскольку эту дилемму разрешить она была не в силах, Санса просто зависала на пороге сна и реальности – вяло прокручивая в голове события последних дней, отмечая наиболее важные моменты, ощущения, вспышки. Надо было вести дневник. Или фотографировать. Санса хихикнула, представив себе этот фоторяд. Может, снимать только места? Пляж. Дорога. Номер. Другой номер. Волнорез. Эти треклятые конюшни - как она про них забыла? Дурацкий тетин кабриолет. Веранда. Холл в гостинице. Эти кретинские горшки с бархатцами… Ага – иллюстрации – и между ними цветок. Вот! Это было то, что нужно. Санса вскочила – теперь она знала, чем себя занять. Извлекла из крышки чемодана толстенькую книжку для скетчей – ее туда сунула мать, несмотря на возражения Сансы – та уже много месяцев не бралась за карандаш, просто руки не держали его. Даже на уроках живописи в школе она старалась делать только то, что он нее требовали, по номиналу, чем несказанно расстраивала учителя рисования - он с горечью осознавал, как у его любимой ученицы вдруг погасла та божественная искра, что освещала все ее рисунки до трагедии с отцом. Почему - было понятно, но принять такой исход он не мог – хоть и не настаивал. Просто ждал, когда пройдет эта напасть. И, похоже, он был прав.