Возвращение мастера и Маргариты

На следующий день, проводив Ласкера, Максим и Маргарита сидели в саду. Пахло помидорной ботвой с политого огорода, на всем лежало умиротворение тихого погожего вечера. Шафрановый закат уже начинал светлеть и выгорать, покрываясь пеплом легких, высоких, словно длинные мазки кисти облаков. Насвистывая "Любовь нечаянно нагрянет", Максим оттачивал лезвие крупного перочинного ножа, найденного при вскапывании огорода. Маргарита перебирала ягоды для варенья.

Максим поймал ее липкую от малинового сока руку, слизнул с запястья рубиновую каплю. Маргарита удержала его ладонь, заглядывая в глаза.

- У тебя потерянное лицо. Что-то произошло. Это Ласкер? Он вернулся к вашим разработкам?

Максим кивнул.

- Я ничего не могу от тебя скрывать. Даже то, с чем должен справиться сам... Получается, девочка, что аппарат, способный внушать мысли на расстоянии не утопия и не бред юного фаната.

- Опасный путь, Макс. Если ваш аппарат не фантазия... он может оказаться в плохих руках.

- Лион надеется, что планы у заказчиков самые благородные - помочь стране выкарабкаться из кризиса. Вот сейчас, в этот самый момент, где-то палят из гранатометов, жгут стариков, детей, кто-то проклинает тот миг, когда родился на свет, кто-то молит о помощи, а мы отдыхает под яблонями и чешем языком. При этом даже ощущаем некое удовольствие от собственной отстраненности и сохранности.

- Так устроено. Даже самый сострадательный человек не может умереть от чужого горя. Только наращивает защитный слой.

- И кожа становится, как у слона. Мозги покрываются изоляционной пленкой. А душа... Она наверно прячется в пятки, - Максим с силой вогнал лезвие в доску. - Лион считает меня дезертиром и капитулянтом... Ведь я спрятался, оградился этим заборчиком, своей любовью и ничего не хочу больше знать! Ни- че-го... Смотри, этот нож, принадлежавший какому-то немецкому захватчику, пролежал в земле полвека. Может, им кого-то убили. А я нашел, почистил и точу карандаши. Применяю в самых мирных целях. Значит, дело не в оружие, а в том, кто им владеет.

- Это ловушка. Ведь ты об этом писал - о трясине великих идей, мастер!

- Только, пожалуйста, улыбайся, когда называешь меня так. И я буду улыбаться - свихнувшийся от мании величия чудила.

- Нисколечко я не шучу. Мастер - это склад души... Это такой человек, для которого вокруг ничего чужого нет. И боль каждого - его боль.

Максим печально вздохнул:

- А вот что с ней делать, Марго?

- Я знаю, знаю, что жить внутри своей любви, эгоистично. Но я не хочу слышать о том, что говорил Ласкер и что пишут в газетах. О том, что делается за приделами нашего дома, нашего крошечного необитаемого островка. - Маргарита проглотила вдруг подкатившие слезы. - Ну почему, почему мы не можем жить как обыкновенные люди - копать картошку, солить грибы, растить детей! - Она закрыла липкими ладонями лицо, из-под них выскользнули и скатились по щекам теплые капли. Максим убрал ладони и губами осушил слезы.

- Ты никогда не должна плакать, девочка. Мы вместе и это главное.

- Я понимаю, так не может продолжаться вечно. Мы не можем спрятаться от себя, Макс... Ты колеблешься. И тебе известно кто нанял Ласкера... Поняла Маргарита.

- Я... не хотел говорить. Не хотел тревожить тебя...

- Компания Пальцева?

- Но ведь среди них могут быть порядочные люди... - виновато и совсем неубедительно возразил Максим.

Маргарита схватила его руку, сжимавшую нож, да так крепко, что лезвие впилось в их ладони:

- Обещай мне, сейчас обещай! Ты никогда не будешь верить этим людям. Никогда, даже если речь пойдет о спасении человечества, не станешь работать на Пальцева...

- Пусти... - Максим осторожно высвободил нож. - Клянусь. Забудем об этом.

- Он поднялся и легонько встряхнул Маргариту, - эй, да ты совсем замерзла! Уже падает роса. Пойдем-ка к огню, андрогинка.

Тут же вскочил и закружил у ног дремавший на ступеньках пес.

- Взгляни, взгляни на этого хитреца! Если его никто не видит, спокойно ступает на больную ногу. А если хочет нам понравиться, то подвешивает ее к животу. Взывает к состраданию в виде борщовой косточки. - потрепал пса Максим.

- Ничего ты не понял. Просто, когда очень хорошо, то особенно боишься боли. Он прячет лапу, что бы не испортить болью радость.

Глава 9

Покинув Москву в самом начале января, Роланд вернулся только в июле. Все это время в Холдинговом Центре кипела работа. Иностранные компаньоны фирмы MWM приняли активное участие в деятельности "Музы", оснастив всем необходимым уютное казино. Работников культуры почему-то тянуло туда, как мух на мед. Там проигрывались в пух, уверяя, что делают это от всей души, поскольку половина вырученных средств отчислялась в различные благотворительные фонды. В связи с этим у компаньонов Пальцева появилось множество забот, а на дверях особнячка красовалось расписание приемных дней.

Надорванный работой с общественностью Батон, вывел пару научных формул: "Ничто так не портит человека, как бескорыстная забота о ближнем". "Нет сферы деятельности более вредной, чем святая благотворительность". А Шарль, серьезно отнесшийся к новым обязанностям, пополнил гардероб деловыми костюмами.

Все заметили, что возраст вернувшегося в Москву Роланда стабилизировался в приделах сорока. Это свидетельствовало о внутренней собранности и готовности к действиям. Он был бодр и целеустремлен, хотя и наигрывал сибаритскую хандру. Выслушав отчет по всем направлениям деятельности, экселенц скромно отужинал в кругу друзей и рано удалился в спальню, жалуясь, что Москва навевает на него меланхолию.

Ночь прошла тихо. Над арбатским переулком поднималось серое столичное утро. За окном спальни, скрытым двойными шелковыми шторами цвета индиго раздавались отрывистые команды:

- Двое за тумбу! Третий прикрывает вход! Держать контакт!

- Что там у вас происходит? - экселенц завтракал в постели. Кроватный столик был сервирован Амарелло со старанием горничной приличного отеля. Среди предметов серебряного кофейного сервиза стояла даже вазочка из туманного топаза с огненной лилией.

- Помнится, здесь были весьма популярны учения ПВО. Вся страна увлекалась дирижаблестроением. Интересно, они все еще применяют противогазы? - Роланд вернулся к подрумяненному тосту с белужьей зернистой икрой.