Возвращение мастера и Маргариты

Ласкер возликовал - генератор понадобился! И не каким-то воякам или бандитам, а группе просвещенных интеллигентов, намеренных использовать внушением в целях духовного просветления общества - то есть, именно так, как мечтали некогда корпевшие над чертежами друзья. От Ласкера требовали лишь ускоренный темп и строжайшую секретность работы.

Лион мгновенно подобрал команду и в прекрасных условиях предоставленной патронами лаборатории осуществил сборку опытного образца. Провел эксперименты на добровольцах из сотрудников и обнадеженный результатами, сделал конкретные расчеты на будущее. С этими планами он выступил в сентябре перед заинтересованными лицами на даче шефа и поручился в том, что в середине августа сможет установить первый передатчик и произвести пробный сеанс.

Тут и началась чертовщина. Скорее всего, дало о себе знать сильное умственное переутомление. Ласкер не мог уснуть в своей удобной однокомнатной квартире, предоставленной ему работодателями рядом с лабораторией. Не спал, хоть тресни, а все время думал - герой он или выродок, спаситель человечества или губитель. Над кудрявой головой Лиона вороньем кружили черные сомнения.

Однажды, отчаявшись уснуть, Лион проглотил кучу таблеток. Не уснул. Оделся, поехал на вокзал с целью сбежать на край света, то есть - в деревню Козлищи, выскочить из порочного круга, спрятаться. Сел в какую-то пустую электричку и тут понял, что его преследует настоящий черт! Хотел сбежать, выскочил на неизвестной станции, а черт за ним! Угрожал, нервно стуча копытами, требовал от Ласкера немедленно вернуться в лабораторию и продолжить сатанинское дело. При том глаза его светились красным и глядели со всех сторон, как огни на железнодорожных путях. А бежать-то уже было некуда, разве что перемахнуть через парапет моста прямо на крышу идущего товарняка. Что Ласкер и осуществил с ощущением хитрого хода.

Придя в себя после операции в областной больнице, Лион заметил субъекта с рогами, прячущегося за спиной санитарки. И под покровом ночи покинул не надежное убежище. Оказался в захолустном, убогом монастыре, где пытался исповедаться батюшке и получить совет. Прятался там с месяц, пока не столкнулся возле церкви нос к носу с рогатым преследователем. Тот хохотал, разевая зубастую пасть и говорил, что отпускает Лиона, поскольку в его руководстве коллектив лаборатории больше не нуждается. Работа в стадии завершения, а сам Лион теперь умственно поврежденный. Оставил его преследователь! Сел в блестящую иномарку, хлопнул дверцей и умчал.

Лион ушел из монастыря без определенных планов на дальнейшее существование. Бомжи приняли его за своего, тем более, что изъяснялся травмированный странно, то с приволжским оканьем, то с заиканием, то с евангельскими цитатами. И придумали ему прозвище - Хуй ли он? Потому что не рассказывал ничего про себя рыжий человечек.

- Вот и не знаю я, Макс, что здесь быль, а что привиделось. Но больше всего поразило меня вот что... - Лион заглянул в глаза друга. - Главным моим нанимателем, то есть зачинщиком всего этого дела является господин по фамилии Пальцев!

- Ничего себе, поворот! - Максим вскочил, склонился над Ласиком, что бы лучше видеть хмурое обезьянье лицо: - И ты мне сообщаешь об этом только сейчас?

- Когда слушал твою историю с марафоном, вспоминал свой доклад на пальцевской даче, свои криминальные взаимоотношения с чертякой и все никак не мог вникнуть - где правда-то? Может диагноз у меня уже определился шизуха. А может, попутал нас всех хитрый бес и неспроста им вся каша заварена? А если бес от главного дела подло уводит? Отманивает от великой цели? - Лион хитро прищурился. - Не думал об этом? А я сильно думал. Потому к покровителям своим и вернулся.

- Влип ты здорово... Уму непостижимо - вернулся, когда уже знал мой прискорбный опыт общения с этим типом!

- Оттого и вернулся. Во-первых, никто не знает, сколь велика причастность Альберта Владленовича к грабежу. А если его и в самом деле подставили? Ты ж и сам не знаешь.

- У меня нет фактов против Пальцева. Только интуиция и принятое давно решение не работать над генератором, - Максим тихо раскачивался, обхватив голову руками. - Нельзя, нельзя, Ласик! - Он встрепенулся, ухватил простыню и притянул друга к себе, глядя в глаза. - Слушай, старик, ситуация однозначная - надо ликвидировать аппарат и все разработки немедля!

- Это первая мысль, которая пришла мне в голову - мысль труса. Вторая - а если рискнуть? Уничтожить аппарат я всегда успею... Но ведь можно рискнуть сделать большее! Доработать прибор и воспользоваться им в благих целях! Ты и я - это команда, Макс! Может Верховный создатель через нас протянул человечеству соломинку? Может, Христос Спаситель - уже действует!

- Причем, при посредничестве бандитов!

- У них сегодня сила, Макс. У них деньги и власть, а стало быть, без них не обойтись. Но мы сильнее! И мы сможем помочь всем.

- Ты так ничего и не понял!- Максим заметался перед Лионом, хрустя гравием. - Мысли о спасении человечества - самая опасная иллюзия, самый влекущий соблазн. На этом и ловят мозгляков всякие Гнусики. Существуют запреты, табу. Личность - священная территория, на которую нельзя вторгаться диверсантом.

- Так что же, спрятаться, значит, как ты, и наплевать на торжествующий беспредел? Пусть миром правят вырожденцы и нравственные мутанты, пусть потихоньку вымирают прекраснодушные, но не жизнеспособные индивидуумы, а вся страна сидит по уши в дерьме! Это же капитуляция, Макс! Количество зла возрастает в геометрической прогрессии! Оно размножается, как монстры профессора Персикова! Аппарат - наше детище. И он будет слушаться только "донора". Тебя, Макс! - Даже в темноте глаза Ласкера сверкали и речь полыхала огнем. Но Горчаков не дрогнул.

- Клянусь, я могу подойти к этому прибору лишь один раз - для того, что бы уничтожить его,- резко повернувшись, Максим зашагал по тропинке к полю.

- Умоляю, остановись! Послушай - все очень серьезно. Если ты не согласишься, они найдут другого. Тогда может случится все, что угодно...

Макси не обернулся. В темноте светилась спина в белой футболке. Затем спина скрылась в осоке, раздался всплеск и Лиону показалось, что он остался совсем один под равнодушными далекими звездами.