Мы будем жить (СИ)

Мадам Спраут смахнула слезу, улыбнулась и взяла первый диплом.

- Боунс, Амелия.

Высокая худенькая девочка в белом платье поднялась на сцену, крепко обняла своего декана и обменялась рукопожатиями с министром и директором.

- Бриджет, Гарри.

Капитан команды Пуффендуя вскинул в воздух сжатый кулак.

- Джонсон, Майкл.

Скоро Спраут сменил подпрыгивающий от возбуждения Флитвик.

- Бруствер, Джонотан, – пропищал Флитвик и чуть не свалился со сцены, потянувшись пожать руку своего лучшего студента.

Дождавшись фамилии, от звука которой у него все еще ускорялось сердцебиение, Римус невольно улыбнулся. Эмма Уэйн скованно улыбнулась, на щеках у нее заиграли ямочки, она покраснела, когда Дамблдор что-то шепнул ей на ухо, а потом посмотрела в зал и нашла взглядом Римуса. Меньше всего ожидавший этого, Римус смутился, а потом ободряюще ей кивнул и поднял вверх большой палец.

Получили свои дипломы слизеринцы, и уже спустя несколько секунд, гриффиндорцы, уставшие ждать, вскочили на ноги, а МакГонагалл, вместо того, чтобы рассердиться, с такой нежностью и теплом взглянула на своих подопечных, что у Люпина встал комок в горле.

- Блэк, Сириус, – голос МакГонагалл чуть дрогнул и она глубоко вдохнула.

Сириус, провожаемый восхищенно-влюбленными девичьими взглядами, радостно помахал своим дипломом, а потом подскочил к МакГонагалл и быстро поцеловал ее в щеку, получая еще одну порцию всеобщего восхищения. Сама МакГонагалл только махнула рукой, но, как показалась Римусу, осталась довольна.

- Эванс, Лили.

Джеймс засвистел, а Лили, едва сдерживая слезы, долго обнимала декана и смущенно трясла руку министра.

Когда пришел его черед, Люпин почувствовал, что ноги как будто онемели, не помня себя, он поднялся за своим дипломом, глупо улыбаясь и постоянно оглядываясь на друзей.

Поттера встретил самый громкий гул и самые искренние приветствия, а сам он, игнорируя ступени, лихо запрыгнул на сцену, упершись рукой о край.

До одури счастливые, теперь уже бывшие ученика Хогвартса, обнимались, радовались, обильно проливали слезы, обступали своих деканов, перебивая друг друга говорили слова благодарности, когтевранцы качали Флитвика на руках. Сохатый подступился было к МакГонагалл, но Эванс во время его одернула.

- … всю нашу жизнь, день за днем, вы вынуждены применять решения, – говорил Дамблдор. – Порой незначительные, например, встать по будильнику или поспать лишний час, а порой судьбоносные, способные изменить мир. И если в какой-то момент вам покажется, что судьба предопределена, помните, что пока вы стоите перед выбором – все возможно. А ведь именно выбор определяет человека, а не заложенные в нем качества. В любом случае, – директор улыбнулся и раскинул руки, словно пытался обнять всех присутствующих, – Хогвартс всегда будет здесь, чтобы принять вас домой. *

С потолка сыпался золотой дождь. Люпин поймал на ладонь искрящуюся каплю, но та, вспыхнув, пропала, не оставив и следа. Выпускники с улыбками наблюдали за тем, как Сириус Блэк приглашает на вальс Минерву МакГонагалл, как та отмахивается, а потом все-таки сдается и подает студенту руку. Менялись танцевальные мелодии – все то медленно плыли по площадке, то, сбивая каблуки, отплясывали под зажигательные ритмы, то с хохотом пытались танцевать, утонув в коллективном объятии, в центре которого оказались Сохатый и Лили.

Римус вышел в коридор, решив немного отдышаться и подумать о словах Дамблдора. Действительно ли всегда есть шанс все исправить? Даже если слова уже сказаны, а мосты сожжены, неужели можно вернуться и попытаться начать все сначала?

- Римус…

Он обернулся.

Эмма стояла в паре метров от него, кутаясь в легкую розовую накидку. Ее платье мягко мерцало в полутьме, волосы чуть растрепались и теперь непослушные кудрявые пряди падали на щеки. Она неуверенно улыбнулась, а Римус улыбнулся в ответ и, сам не понимая зачем, шагнул ближе. Он понятия не имел, что собирается сказать.

- Вчера мне пришел ответ из Пенсильвании. Они готовы предоставить мне место в университете и стипендию.

Сердце сжалось и провалилось.

- Поздравляю, – часть Римуса действительно радовалась этому. – Здорово! – уже бодрее продолжил он. – Ты ведь очень этого хотела.

Она кивнула.

- Да, хотела, но… – ее голос вдруг стал тихим и ломким. – Америка – это на другом конце света. Вдруг мы больше никогда не…

И тут Римус принял, пожалуй, свое лучшее решение. Он сгреб Эмму в охапку и поцеловал, впервые не боясь казаться грубым, напористым или слишком смелым. Он чувствовал, как ее губы сдаются его губам, как ее тело обмякает и становится тяжелым, и главное, как сильно она хотела, чтобы этот поцелуй случился.

– Я тебя люблю, – прошептал он, зарываясь лицом в ее волосы и тяжело дыша.

- И тебя люблю, – она порывисто целовала его лицо, хватаясь за плечи Люпина, – люблю, люблю, – шептала девушка сбивчиво. – Боже, Римус, я без тебя чуть с ума не сошла, прости меня, можешь ничего не говорить, только не оставляй меня больше. Пообещай мне, что все будет хорошо, это всего два года, я буду часто приезжать, буду писать тебе, ты ведь меня дождешься? Да?

Никогда в своей жизни он еще не был так счастлив как в эти минуты.

- Конечно, сколько будет нужно, – он вытер ей слезы. – Успокойся.

Музыка, доносящаяся из зала, казалось очень далекой. Они молчали, держались за руки и смотрели друг другу в глаза. Римус сейчас был готов пообещать ей все что угодно.

- Когда ты уезжаешь?

– Через две недели, – Эмма перестала всхлипывать, только глаза все еще влажно блестели. – Так скоро?! – вырвалось у Римуса. Она снова приготовилась плакать. Люпин улыбнулся, надеясь приободрить Эмму. Никогда у него не получалось быть с девушками таким же веселым и обаятельным как Джеймс, и уж точно он не был напористым и наглым, как Сириус, поэтому сейчас он тянул время и не мог решиться озвучить свои мысли. Он боялся оскорбить ее, боялся, что Эмма решит, будто он воспользовался моментом или что он со всеми такой… – Мы подумаем об этом завтра, – Римус скользнул пальцами по ее щеке и шее. – А сегодня у нас есть целая ночь. Самое лучшее в их отношениях всегда было умение понимать главное без лишних слов. – Пойдем, – она сжала его ладонь. Оглянувшись на двери Большого Зала, Римус и Эмма, улучив момент, когда мракоборец, маячивший вдали, на миг отвернется, нырнули в коридор, ведущий к гриффиндорской башне, и скоро их фигуры растворились в темноте. Питер Петтигрю Питер тянул из бокала сладкий пунш и с завистью наблюдал за танцующими парами. Сам он выйти на паркет не рисковал, потому что прекрасно помнил, как пару лет назад Сириус сравнил его с вальсирующим поросенком, который научился ходить на двух ногах. Сам Сириус, конечно же, был центром всеобщего внимания. Он широко улыбался, громко разговаривал и смеялся, его рубашка резала глаза ослепительной белизной, а костюм сидел на крепкой высокой фигуре как влитой. Питер вздохнул, набрав воздуха, до боли в мышцах втянул живот и попытался расправить плечи, чтобы придать своей осанке горделивый вид. Он покраснел от натуги, и, разумеется, в эту самую минуту Марлин МакКиннон обернулась на звук взорвавшейся хлопушки, а потом посмотрела на Питера. Хвост был готов поклясться чем угодно, что Марлин сегодня была самой красивой девушкой на этом празднике. Когда Питер увидел ее входящей в Большой Зал, у него даже дыхание перехватило. Нежно-голубое платье, напоминающее греческую тогу, обнажало руки и спину, свои длинные блестящие волосы она убрала в замысловатую прическу, а глаза, подкрашенные чем-то серебристо-мерцающим, казались еще ярче и больше. Питеру очень хотелось постоять с ней рядом, о чем-нибудь спросить, попытаться завязать разговор, но Сириус не отходил на Марлин ни на шаг. Он вообще был на удивление внимателен к ней, Питер вообще никогда бы не поверил, что Блэк может с кем-то так себя вести: ласково перебирать пальцы, приносить сладкое и фрукты, расточать комплименты и смотреть таким внимательным взглядом. Интересно, что такого сделал Блэк, что она его простила и ведет себя так, словно ничего и не было?