Окутанная тьмой (СИ)

«Ложь, Венди, это, конечно же, плохо, но только в том случае, если слишком полагаться на нее. В любой момент, если знать, как ее использовать, она может спасти тебя и твою жизнь. Только не переусердствуй, слишком много лжи тоже плохо. Она будет гнить в твоей душе, пожирать и саму тебя, пока не превратит тебя же в живую куклу, без чувств и принципов. Тогда тебя уже будет не спасти…»

Марвелл глубоко вздохнула, спрятав глаза за челкой. Она сжимала и разжимала кулаки, успокаивая себя, успокаивая сердце, которое под этим взглядом билось так быстро, что казалось еще немного и пробьет все кости. Спокойствие вернулось слишком быстро, что безумно удивило и даже в какой-то степени разозлило Драгнила. Ее руки уже не трясутся, губы не дрожат – Венди чувствовала себя сейчас так же, как и рыба в воде. Девочка вела себя так, будто между ней и Нацу выстроилась высокая, непробиваемая стена, сквозь которую ее, не достанет ни Драгнил, ни его прожигающий насквозь взгляд. Единственный кто мог сдать Венди, эта была Эми, которая стояла позади и тряслась, испуганно выглядывая из-за ее плеча и тут же прячась. В аловолосой волшебнице не было того спокойствия и терпения, которое было в Марвелл сейчас. Всему этому небесная волшебница научилась у Люси, ведь такому безразличию, каким порой обладала Хартфилия, можно было только позавидовать. Глянув через плечо на сжавшуюся в маленький, трясущийся комочек Эми, Венди вздохнула и крепко взяла ее за руку, не понимая, кто же из них храбрее. Там, на балу, Эми ведь так храбро выступила вперед и заставила чувствовать себя неуютно саму Эльзу, а тут, от этого пронзительного взгляда защищать ее приходится Венди. Крепко держа ее руку, Марвелл обернулась, дерзко посмотрев в глаза Нацу, с неким вызовом, отчего тот опешил. Он сжал губы в тонкую линию и начал оглядываться по сторонам, будто успокаивая самого себя, чтобы не сорваться, хотя его сердце, как смогла услышать Венди, билось спокойно и ровно. Видимо он просто нервничал из-за того, что боялся не добиться от нее ответа на свой вопрос. – Венди, вы были с Люси? Отвечай сейчас же! – первый вопрос прозвучал вполне нормально и спокойно, Драгнил специально отчеканил каждое слово, показывая, что все это ему надоело, а вот на последней фразе он сорвался. Если бы рядом стояла стена или стол, то там уже давно красовалась бы огромная вмятина от его кулака, если бы это что-то еще устояло.

-Нет, – серьезно, спокойно, с долей безразличия, почти по-взрослому, уверенно ответила Венди, смотря ему прямо в глаза. Драгнил удивленно изогнул бровь, ведь он явно не ожидал такого поворота событий, он вообще не ожидал услышать нет. Нацу наивно полагал, что стоит немного надавить на Венди, немного припугнуть, и она испугается и выдаст все то, что ей известно, вот только в чем он просчитался? Марвелл уже подросла, ее характер так же окреп, появился некий стрежень и теперь ее не так просто сломать, вывести из себя, как кажется на первый взгляд, особенно в таких ситуациях. Ее ведь учила этому Люси, а свою любимую учительницу девочка ни за что не подведет.

-Повторюсь еще один раз, ты была с Люси? – голос Драгнила почти дрожит от злости, но он продолжает держать себя в руках – перед ним ведь не враг, перед ним маленькая девочка, волшебница из его гильдии и весь его гнев объясняется лишь тем, что он боится, что она все же ничего не скажет. Марвелл прекрасно знает, что он не ударит, просто не посмеет, кто-кто, но только не он. Нацу слишком слаб для такого, чтобы поднять руку на девочку, пускай и волшебницу, он так не поступит никогда. Шарли вздрогнула, застыв на месте, не понимая, что сейчас здесь, черт возьми, происходит. Почему Нацу так грубо разговаривает с Венди, почему ведет себя с ней так, будто она враг? Почему все так спокойно стоят и слушают, не удивляясь о Люси, которая умерла? Нет, по их рассказам она жива? То есть все в гильдии знали об этом, знали, что Люси жива и здорова, но сообщить об этом ей никто не посчитал нужным? То есть она кричала про мертвую Хартфилию, потом корила себя за это, жалела обо всем сказанном и выходит что зря? Ее выставили полной дурой, теперь еще оказывается, что все это время ее Венди была рядом с Люси. Выходит, что не зря все это время Шарли проклинала ее, считала последней мразью, которая отняла у нее все? Выходит, что не зря.

-Нет, – так же серьезно, неприступно и, казалось, вовсе непоколебимо повторилась Венди. Ее лицо тут же перестало выражать хотя бы что-то, ее прежнюю, еле уловимую радость, а глаза приобрели пустой, ничем не заинтересованный вид, пропала та маленькая доля радости и даже печаль исчезла. Нацу смотрел, словно в зеркало, потому что ничего кроме собственного отражения там он не видел. Драгнил неожиданно начал сдавать позиции, прекрасно слыша и видя, что она сейчас находится, будто не здесь, будто она надежно отгородилась от него чем-то и сейчас уверена, что там, сквозь эту стену, этот щит, он ее недостанет. Ее сердце стучало спокойно и ровно, и как бы Драгнил не пытался услышать хотя бы один слишком частый, слишком сбитый, слишком сильный удар, отличающийся от других – ничего не выходило. Весь ее прежний страх перед ним растворился, она как будто поняла, что он не враг, но сейчас Марвелл готова бросить вызов.

-Ясно, – слишком быстро сдается Драгнил, опускает руки, что, несомненно, вызывает у Венди шок. Всего минуту назад он казался таким уверенным, целеустремленным, что казалось, если она не скажет ему правду, то тот возьмется за Эми, а уж та под таким-то пронзительным взглядом быстро сдастся. Но нет, вместо всего, о чем думала Марвелл, он просто печально смотрит по сторонам, где так же взволнованно, ожидая ее ответа, стоят и другие маги, пока стадион бушует и радуется. И почему-то стоило только и ей взглянуть на них, как сердце предательски замирает, ведь она смотрят с такой надеждой, так, что становиться тошно и противно к самой себе. Теперь ее сердце бьется сильнее, есть чувство, что она все делает правильно, но глядя на них, стоя перед ними, почему-то появляется вовсе противоположное. Драгнил же просто сдался и сейчас, возможно, испытывает такие же смутные чувства относительно самого себя. Быть может, в какой-то степени, он счастлив, что у Люси такая верная подруга, что Венди окрепла, выросла, как и ее характер, а может ему сейчас противно, что Марвелл вот так вот ведет себя, может в нем есть ненависть к ней и к самому себе. Однако, будто забыв всю обиду, все слова и эти дерзкие взгляды, Нацу криво улыбается, когда яркий луч солнца, вышедшего из-за облаков, падает ему на лицо. Он щурит глаза, поднимает голову вверх и смотрит в небо, не прекращая улыбаться, будто ожидая какого-то чуда. – Посмотри в небо, Венди, что ты видишь там? – он не указывает ей, а тем более не приказывает, он просто предлагает. Этот голос уже такой теплый, родной и знакомый Марвелл, что кажется, будто лед в его сердце растаял. И вернулся тот Нацу, которого она знала, которого она запомнила, которому она подражала. Теперь он такой же светлый, жизнерадостный и сильный, не смотря на то, что Венди вела себя грубо, на манеру глупого волчонка, который просто отвык доверять кому-то. Марвелл послушно поднимает глаза в небо, где единственный свет, идущий от солнца, постоянно перекрывается темными облаками, которые стремительно собираются в тучи. Было красиво и таинственно, ей казалось, что все тепло, которое так до них и не доходит она ощущает своей рукой, своим лицом, каждой клеточкой тела, хотя здесь, внизу, до сих пор прохладно, даже в куртке. – Красиво, правда? – Венди не отрывает взгляда, смотрит все так же ввысь и почему-то криво усмехается, когда у нее появляется ощущение того, что и она и Нацу смотрят в одно и то же место – солнце, опять скрывшееся за облаком.

-Очень, только вот жаль, что солнце сейчас так далеко и так плохо греет, пальцы мерзнут даже в карманах, – уголки губ Драгнила приподнимаются в легкой полуулыбке, как и у Венди. Сейчас, когда перед ней стоял старый добрый Нацу, ей стало так легко на душе и в сердце, уже не было того чувства отвращения, будто он понял, что она не смеет предать Люси. Теперь Венди легко разговаривать с ним и ей кажется, что они понимает друг друга лучше, чем кто-либо другой. Есть какие-то узы, сохранившиеся за столько времени, что их обоих, несомненно, радует.