Окутанная тьмой (СИ)

«Все-таки я к ним привыкла»

Будет до жути непривычно бродить одной. Возможно, именно благодаря им она до сих пор не сошла с ума, слоняясь по свету. Их разговоры, их улыбки, их смех тянули ее вперед за собой, заставляли сражаться за них, оберегать. А теперь вновь тишина, вновь одиночество, вновь чувство вины и сожаления – как же все это достало. А девочки убегают все дальше, Люси уже потеряла их из виду. Печально прощаться с теми к кому так привык, в ком всегда нуждался, пускай и никогда не говорил об этом – просто боль, безостановочная, вечная. Девочки и не знают, что она уже давно нашла этого демона, он не прячется, не убегает, возможно, он просто не узнал в ней ту «фею» с праздника. Сегодня уже вечером Люси закончит это дело, поставит на этом городе жирный красный крест и вновь уйдет, вслед за своей целью. Ее уже никто не остановит, она больше никого не посмеет потянуть за собою во мрак. Девочки уже рядом с балконом – Люси так хорошо видит их отсюда. Маленькие, хрупкие, храбрые, но такие наивные.

-С вами было весело, прощайте, малышки…

В просторном лазарете, где в последний день уютно обосновались Полюшка и Шарли, как всегда неприятно пахло лекарствами, будто ты находишься в настоящей больнице. Но, как ни странно, за этот год Шарли уже давно привыкла и перестала обращать на это внимание. Девушка ловко собирала нужные пузырьки и коробочки в небольшой чемоданчик, ведь Полюшка-сама ушла куда-то и приказала ей дежурить на стадионе, Шарли не подведет ее. Это ее работа, ее обязанность, ее желание исполнить мечту Венди – быть нужной, помогать людям, делать этот мир счастливее – так когда-то она говорила. А теперь в голове остались только эти глупые воспоминания, которые выбросить, закрыть куда-то, спрятать так далеко, чтобы они больше не появлялись перед глазами, не выходило. Положив последнюю коробочку с обезболивающим, она огляделась, быстро просмотрев небольшие полки, проверяя все ли она взяла. Нет, забыла бинты. Ее рука тут же потянулась к нескольким запакованным пакетикам, но в тот же момент дрогнула, сбив несколько пузырьков на пол.

После того «дружеского, теплого» разговора она была сама не своя. Она высказала все, что было на душе, все до самой мелкой подробности. Она выпустила всю боль, всю ненависть, но сердце, не смотря на все ее ожидания, не «окаменело» как бывало раньше. Маска безразличия рассыпалась мелкими осколками, а камень в груди упал, канув в пропасть. Вместо радости от того, что наговорила столько вещей, она чувствовала только сожаление и беспомощность, зная, что ни за что не пойдет просить прощения. Она позволила себе слишком много, она сорвалась, будто нажав на какой-то рычаг и задела Локи за живое. Теперь, когда она более или менее успокоилась, осознала все, то не могла понять как смогла произнести такие слова, как могла сорваться так глупо, безостановочно, мерзко, что самой становилось противно, глядя в зеркало.

Больше не из чего было стоить образ «железной» леди, которой было все равно, которой было плевать на всех. Чувство вины – вот что она испытывала, стоило только поймать на себе обеспокоенный взгляд Локи, который с самого прихода на стадион бегал по поручениям МакГарден. Руки сами собой начинали дрожать, как и голос, стоило ей что-либо сказать. Хотелось в такие моменты сжаться, стать невидимой, лишь бы он не смотрел на нее так. Она чувствовала себя неуютно, некомфортно и слова не могла произнести, стоя рядом. Она оскорбила Локи, который был верен своей хозяйке, точно так же как и она Венди. Он потерял Люси, она потеряла лучшую подругу. Значит ли это, что в чем-то, но они похожи. Есть что-то общее, возможно, поэтому он не осуждает ее так, как она сама себя сейчас. Он знает, какого это, а она просто капризная девчонка.

-Шарли-сан, все хорошо? Выглядишь неважно, ты сильно побледнела, – девушка замерла, услышав этот голос за спиной, но бежать было не куда. Она обернулась. В глазах Локи не было ни насмешки, ни издевательства над ней, он смотрел обеспокоенно, даже с какой-то добротой и теплотой, будто они просто друзья, поссорившиеся на мгновение. – Ты ответишь, Шарли-сан? – Лев заботливо касается ладонью ее бледного лба, но температура, как ни странно, в норме. Теперь он точно уверен, что так ее гложет, что ее мучает. Мысли Шарли теперь совершенно спутались к один большой клубок, вручив ей в руку короткий конец нитки, которую ей в одиночестве не распутать никогда. Она оскорбила его, оскорбила Люси, себя выставила чертовой эгоисткой, а он переживает за нее, жалеет.

-Нет, Локи-сан, я в полном порядке. Прошу вас, не волнуйтесь. Я просто заработалась, – схватив дрожащей рукой собранный чемоданчик, она на ходу закрывает его и как можно быстрее торопится к двери. Щеки неизбежно краснеют, и она стыдливо прикрывает глаза рукой, совсем теперь себя не понимая. Как она посмела? Как у нее хватило сил? Как она вообще могла тогда сказать нечто подобное?

-Чувство вины, Шарли-сан, самая ужасная вещь в мире, которую я знаю. Я-то испытал ее на собственной шкуре, вот только знаешь ли ты о ней? Глупая Шарли-сан…

-Мама, мам, мамочка, смотри! – всеми силами пыталась привлечь внимание Биски Аска, перекрикивая все вопли на их балконе. Взрослые что-то решали, а на нее так и не обратили внимание. – Мама, смотри, Милианна опять сцепилась с Рокером, когда объявляли последние места! – выкрикнула девочка и Коннел обернулась, найдя дочь у самого края перил, за которые та, не страшась, держалась. Девочке может и весело, а вот сердце матери дрогнуло, чувствуя некую опасность. Подлетев к дочери, Биска подхватила ее на руки, все же посмотрев на стадион, где в это время в одном клубе дыма порой мигали конечности девушки-кошки и парня, который беспрерывно рычал.

-Прямо кошка с собакой, – буркнула Коннел под нос и подбросила дочь, перехватив ее поудобнее. – Идем, займем наши места, милая. Скоро уже начнется бой, идем, с экранов все прекрасно видно. И не опирайся больше на перила, мало ли.

-Но, мама, отсюда же лучше видно, чем с этих экранов, все, как на… – тут Аска замялась, просто забыв нужное слово. Забавно сморщившись, она задумалась. Биска вздохнула, улыбнувшись.

-Все, как на ладони, но там безопаснее, так что не спорь с матерью, – Коннел посерьезнела на последних словах, строго глянув на дочь, та только что-то пробормотала про равноправие в семье, но послушно прижалась, обняв маму за шею.

-Привет, ребята, давненько не виделись, – раздался тихий девичий голосок и все спорящие, что-то кричащие друг другу маги замерли как один, точно узнав его обладательницу. Шарли так же замерла, а по виску медленно скатилась капелька пота, сердце замерло, когда она обернулась и увидела ее – свою дорогую Венди. Весь мир рухнул, исчез, растворился, и была перед ее глазами только Марвелл, только маленькая, хрупкая девочка, наконец, вспомнившая о ней. Она не могла описать все то, что чувствовала теперь, будто часть ее вернулась назад и весь пазл, когда-то сделавший ее милой, доброй Шарли, собрался воедино. Чемоданчик с грохотов выскользнул из ее ослабших рук, стадион замер, когда на больших экранах засветилась картинка с живой, невредимой, улыбающейся Венди.

-Теперь все так, как и должно быть… – коротко бросила Хартфилия, выдавив из себя некое подобие прежней радостной улыбки.

Комментарий к На стадионе... Как и обещала одна из двух глав.

В связи с прошедшим праздником 23 февраля, у меня появился вопрос. Среди моих читателей есть хотя бы один парень? Нет, ну правда. Это просто интерес. Если да, то с прошедшим тебя.

====== Предательство, часть 1: Ее выбор... ======

После того как все поголовно увидели живую, веселую, улыбающуюся Марвелл, на стадионе наступила долго тянущаяся минута полной тишины, потом еще одна и еще, медленно перетекая в пятиминутное молчание. Зрители затихли, не в силах произнесли хотя бы одно слово, вокруг стало так тихо, как бывает только ночью на кладбище, где только мертвые, где даже муха мимо не пролетит, разрушая гробовую тишину. Затих так же и балкон, где дружно замолчали трое ведущих, зависнув напротив своих микрофонов. Чапати чуть подался вперед, нелепо приоткрыл рот, издавая какие-то странные мычащие звуки, размахивая руками в разные стороны, будто и вправду хотел что-то сказать, но не мог. Видимо, это и есть пресловутое выражение «потерять дар речи». На больших экранах, парящих напротив рядов зрителей, неизменно сияла картинка улыбающейся Венди. И улыбалась она так радостно, глупо и виновато одновременно, ведь только сейчас, когда она уже стояла перед всей гильдией, когда она привлекла внимание всего стадиона, в ее голову забралась мысль о том, как она собирается объяснять свое столь долгое отсутствие. Она ведь не сможет ответить даже на такой простой вопрос «Где ты была?», ведь и вправду не сможет. Вот где она была? Чем питалась? На что жила? Что вообще делала эти полтора года? Ответить на все это она не сможет сейчас и пока Марвелл надеется, что эта тишина продлится как можно дольше, чтобы она могла хотя бы что-то придумать, не смотря на то, что в голову пока ничего так и не приходило. Говорить что-то о Люси она и не хочет, и даже не собирается, ведь это будет полноценное предательство с ее стороны, а его, как известно, очень трудно пережить, а тем более простить. Особенно, когда так поступает близкий человек, которого ты, казалось, так хорошо знаешь и уверен в нем на все сто процентов. Венди так никогда не поступит, она в этом была совершенно уверена.