Вы ненавидите меня так страстно (СИ)

– И я тебя не подвёл, – холодно заметил Мориарти. – Твоя газета одна из ведущих в стране, ты процветаешь.

– Да, но…– Чарльз повёл головой, неспешно гладя пальцы друга. – Я не могу больше так рисковать, как бы хорошо я к тебе не относился. Подумай над этим. Либо усмири свой несносный характер, либо… я ухожу. Ты лидер или исполнитель? Реши уже.

– Ты думаешь, от меня так легко уйти? – усмехнулся Мориарти. – Да я убью тебя. Мой снайперы тебя достанут.

– Ох, Джим, – Чарльз протянул руку, мягко обхватывая пальцами подбородок Мориарти. – Ты пока ещё не достаточно вырос, чтобы угрожать мне, поэтому я даже не обижусь. А что у тебя с лицом?

– Этот урод Моран приложил, – поморщился Мориарти и отстранился.

– Ты заслужил, – усмехнулся Чарльз.

Не успел Джим ответить, как дверь отворилась, и в подсобку вошёл доктор, который уже неоднократно помогал Мориарти и его людям. Оставив Джима и врача наедине, Чарльз вышел из подсобки и поднялся в зал, высматривая взглядом Морана. Тот со скучающим выражением лица стоял в стороне.

– Моран, – окликнул он и приблизился, добавляя гораздо тише. – Джим сказал, что вы его ударили.

Себастьян поднял голову и усмехнулся. Ему хотелось сказать, что ирландская мелочь (а по говору Джиму создавалось впечатление, что он ирландец), ещё легко отделалась. Было бы больше времени, Моран точно отбил бы ему почки. Все это время, пока он стоял в стороне и наблюдал за тем, как люди М прессуют и без того разбитого Френсиса, он понял, что был очень и очень мягок с айтишником.

– Он сам нарвался, – ответил Себастьян.

– Не спорю, – кивнул Чарльз. – Нас официально не представили друг другу. Я Чарльз Магнуссен, работаю вместе с Джимом на М. Вы вроде человек с опытом, неглупый. Вас в этом сегодняшнем деле ничего не смутило?

– С чего бы начать? – усмехнулся Себастьян. Его удивило, что Магнуссен подошёл к нему, но раз уж тот решился заговорить, то не стоило искать конфликта. – Мне кажется, у вас завелась крыса. Это раз. А два… что-то странное было во всём этом плане…

– Да. И это Джим, – пояснил Чарльз. – Он придумал всю эту схему, но как руководящее звено не должен был являться в клуб. Вместо него должен был идти другой человек, обученный, умеющий стрелять и драться, который отослал бы мне несколько фото и украл флешку. Если бы его убили – не жалко.

– Тогда зачем он вообще полез?

– Молодость и жажда драйва, – пояснил Чарльз. – Вы понимаете эти чувства?

– Ага, это придурью называется, понимаю, – кивнул Моран. – А зачем вы мне это говорите? Не так давно вы и вовсе угрожали мне расправой. А я, если честно, заебался слушать угрозы то от вас, то от этого цыпленка.

– У меня есть предложение, – Магнуссен проигнорировал ругань снайпера. – Джим может сколько угодно строить из себя идиота, но он прекрасно знает о крысах, но надеется их поймать. Я же опасаюсь покушения. Моё предложение: я хочу, чтобы вы стали его телохранителем, хотя бы на время.

Себастьян помолчал, а затем усмехнулся и покачал головой. Сегодняшний день явно затянулся, и усталость брала своё. Моран даже не мог серьёзно воспринимать слова Чарльза, ему хотелось рассмеяться, словно он услышал забавную шутку.

– Ну нет, – он покачал головой. – Я с этой заразой больше и дня не выдержу. Да и почему я? По вашим словам, я его не сберёг.

– Да, Джима ранили, – согласился Чарльз. – Но он жив. Пусть этот разговор останется между нами… Поймите, Джим не поддаётся контролю, но его голова и его таланты к организации имеют для нас огромную ценность. Однако он ходит куда захочет, делает, что хочет, никого не слушает, игнорирует меры самозащиты. Я хочу, чтобы рядом с ним был человек, который мог бы не только защитить, прикрыть, но и…

– На место поставить? – догадался Моран. – Не выпустить, если лучше сидеть на заднице ровно и не высовываться?

– Если будет нужно, – кивнул Чарльз. – Именно этого я от вас и прошу. Если согласитесь, то после того, как найдём крысу, обещаю договориться с М о том, чтобы вас отпустили.

– Убили?

– Нет, именно отпустили. Без подводных камней, Моран, – заверил Магнуссен.

Себастьян всё же задумался. Он прикрыл глаза и потёр лоб, стараясь собраться с мыслями и не послать этого петуха куда подальше. Одно дело выполнять заказы и устранять цель, а следить за взбалмошным недоноском – совсем другое.

– Да он сам не согласится, – сказал Себастьян.

– Это решать М, не Джиму, – улыбнулся Чарльз. – Я всё улажу.

– Мистер Магнуссен, – окликнул Чарльза молодой парнишка в костюме, судя по всему его помощник. – Френсис готов всё подписать, мы зовём Джима.

– Подумайте, – многозначительно произнёс Чарльз. – Это ваш шанс получить свободу и расплатиться с долгом.

Себастьян слышал и понимал, но даже думать об этом не хотел. Джим был противен ему с самой первой встречи, и совместная пробежка под пулями любви не прибавила, как и новость, что именно айтишник выбрал его как «утиль». Однако обещание свободы манило. Месяц другой можно присматривать за засранцем, а потом собрать вещи и вернуться домой. Встретиться с отцом, найти мать. Зажить наконец-то настоящей жизнью после войны.

Себастьян думал всё то время, пока Джим и Чарльз триумфально подписывали договор, по которому Френсис передавал всё своё имущество некой организации. Мистеру М, стоило полагать, но Себастьян не прислушивался. Он подошёл к центральному столику лишь когда переговоры подошли к концу и Магнуссен поманил его. Видимо, решив приручить к мысли, что быть телохранителем Джима не так уж и плохо.

– И напоследок, – трагично выдохнул Джим. – Френсис, я буду великодушен. Разрешаю попрощаться с семьей. Но до утра ты должен покончить с собой. Иначе, если я не найду труп, будет хуже.

Себастьян подумал, скольких так уже сломала машина под символом М. Наверное, многих, хотя этот Френсис откровенно нарвался сам, когда решил нажиться на компромате. И всё же Джима эта ситуация не красила. Моран ощущал только неприязнь.

Когда пришло время разъезжаться, Чарльз настоял, чтобы Моран поехал в одной машине с ним и Джимом, сопроводив их до дома. Последний уже выглядел мрачнее тучи, видимо, Магнуссен уже обрадовал его перспективой сотрудничества с полковником.

– Ждите смс от М, Моран, – сказал Чарльз, когда Джим выскочил из машины, торопливо направляясь к дому.

Себастьян вышел следом, желая пройтись пешком и унять головную боль. Джим внезапно обернулся и показал ему средний палец, а после вновь направился к дому. Моран вздохнул: его бесило это ребячество.

Всё произошло внезапно: стоило Джиму коснуться дверцы низких ворот, как раздался взрыв. Себастьяна отбросило, и на мгновение наступила звенящая тишина.

Голову повело, перед глазами всё кружилось. Себастьян поднялся и пошатнулся, но всё же устоял на ногах. Он слышал крики, шум, вокруг столпились люди. Моран сосредоточился и поднял взгляда на дом: тот горел, пламя пожирало здание изнутри. Себастьян переждал, пока гул в ушах не пройдёт, и прошёл ближе к месту взрыва, выискивая взглядом Магнуссена и Джима. Айтишник был жив. Он встал на ноги, пошатнулся и сделал шаг к дому.

– Стой! – Себастьян перехватил его и потянул на себя. – Может ещё раз рвануть!

– Там… Джонсон… – произнёс Джим, размазывая по лицу кровь. – Пусти!

Моран похолодел. Генри Джонсон, давний друг, тот самый, который помог ему выйти из тюрьмы, был мёртв. И всё из-за чрезмерной активности Джима. В какой-то момент Себастьян ощутил желание отпустить парня, пусть тот мчится прямо в огонь, но помешал подоспевший Чарльз.

– Увезите его! – закричал Магнуссен, зажимая рукой рану на щеке. – Моран, увезите Джима немедленно!

========== Глава 5. Мужской клуб ==========

Глава 5. Мужской клуб

Ремарк хорошо писал о войне. Моран хоть и не был ценителем и литературоведом, но мог сказать, что книга ему нравится. Неспешно куря, он переворачивал страницу за страницей, погружаясь в то далёкое время, когда война вырвала из многих тысяч домов не подростков, а совсем ещё детей. Детей, которые не успели вырасти, они сразу превратились во взрослых, стали опытнее и старше тех взрослых, которых оставили дома, но при этом не научились жить в этом мире. Они могли только воевать, даже по возвращению домой. Они надышались смертью и гарью, принесли в своих лёгких остатки пепла, и смотрели на мир чужими глазами. Каждый из тех детей умер ещё до войны. Кто вернулся? Вернулись чужие.