Лунные пряхи

— Да. Да, конечно. — Она вздохнула. — Ладно, не буду переживать, что с таким удовольствием съела этого барашка. И вино весьма недурно — как, говоришь, оно называется?

— «Царь Минос».

— Что ж, выпьем за «траву счастья».

— Ага, и за ястребинку «лэнглиэнсис»… ой!

— Что такое?

— Я вдруг вспомнила, где нашла его, твой ясенец белый.

— Неужели? Чудесно. Надеюсь, я смогу до него добраться.

— Думаю, сможешь. Растет он у старой церкви, фактически прямо на ней. И он не был единственным, это совершенно точно — там оставались еще такие.

— Прекрасно. Ужасно любопытно посмотреть, как он растет. Ты вроде говорила, что туда ведет вполне приличная тропинка?

— Тропинка-то есть, только вот приличной я бы ее не назвала. Местами она чертовски ухабиста. Если будешь смотреть под ноги, то пройдешь. Но все равно, — я улыбнулась, чувство вины стало покидать меня, — гораздо проще да и интереснее добраться туда на лодке. Неподалеку от церкви расположена заброшенная гавань. Мы могли бы пройти на лодке вдоль побережья, а оттуда пешком подняться в горы.

Я с облегчением подумала, что теперь могу не мучиться угрызениями совести из-за того, что вынуждена увезти Франсис отсюда рано утром. Из Гераклиона мы сможем доехать на машине до Агиа-Галлини, а там возьмем напрокат лодку, и я покажу ей то самое место, где Колин выдернул ясенец белый из стены церквушки.

— Затея интересная, — согласилась Франсис, — но это не к спеху, день-другой можно и подождать — ты ведь не захочешь прямо завтра отправляться на то же самое место. Тони, а можно мы выпьем кофе на террасе? Никола, если ты готова…

— Схожу-ка я, пожалуй, за курткой, — сказала я, поднимаясь. — Давай сюда Origanum, отнесу его наверх, от греха подальше.

У себя в комнате я осторожно опустила полиэтиленовый мешочек с драгоценным растением на столик и сняла куртку с гвоздя позади двери. Когда я надевала ее, что-то твердое, лежащее в одном из карманов, с глухим негромким стуком ударилось об угол стола. Засунув руку в карман, я ощутила холодный металл — тонкое, острое лезвие ножа.

Едва ладонь моя коснулась холодной стали, как меня будто током ударило. Потом я вспомнила. Достала эту штуку из кармана и стала разглядывать. Конечно же, это нож Ламбиса, тот самый, что я забрала у него во время этой ужасной трагикомической схватки в разрушенной церкви. Надо было вернуть его. Что ж, это еще не поздно сделать, когда мы встретимся в Афинах.

Я уже повернулась, чтобы убрать нож к себе в чемодан, подальше от посторонних глаз, когда мозг мой пронзила мысль, от которой я мгновенно напряглась и ощутила мурашки по всему телу, будто меня окатили ледяной водой. Поднявшись сюда за полиэтиленовыми мешочками для Франсис, шарила ли я в обоих карманах куртки? Это точно? Я в этом уверена? Сдвинув брови, я принялась вспоминать. Да, несомненно, я залезала в оба кармана, не заметить ножа я бы просто не смогла. Его там тогда не было.

Софья — вот единственно возможное объяснение. Должно быть, она обнаружила нож, когда вешала мою куртку. И забрала его… но зачем? Чтобы показать Стратосу и Тони? Наверное, она несла его с собой, когда проскользнула на моих глазах в кабинет Стратоса. А пока я ужинала, она тихонько положила его обратно. Но зачем?

Я как подкошенная опустилась на край кровати, злясь на себя за то, что впала в панику, и пытаясь мыслить связно.

Нож Ламбиса. Ну и что? Какое это имеет значение? Надо запомнить, он тут ни при чем, этот нож. Никто здесь не может его узнать: ведь никто здесь никогда не видел Ламбиса да и вообще не знает о его существовании. Нож никоим образом не может указать на мою причастность к этому делу — нет-нет, это невозможно.

Но почему же тогда Софья так поступила? Да потому, убеждала я себя, что она и ее компаньоны, как и все преступники, повышенно чувствительны к любому пустяку. Разумеется, не совсем нормально, когда обычная, ни в чем не замешанная туристка таскает с собой отнюдь не декоративный ножик, к тому же без ножен. Вот она и решила, что не мешает показать его брату, — ну и что тут такого? Почему бы мне было не приобрести эту штуку в качестве сувенира; может, вид у него и устрашающий, но в то же время он довольно-таки симпатичный, с медной рукояткой, покрытой голубой эмалью, и чем-то вроде филигранной гравировки у основания лезвия. Я повертела его в руках, изучая. Да, решено: если кто-нибудь спросит, скажу, что купила его в Ханье, отчасти как игрушку, отчасти потому, что знала — мне понадобится какой-нибудь инструмент, чтобы выкапывать растения для Франсис. Потому я и брала его с собой сегодня… Да, так сойдет… Сегодня я им пользовалась… этим объясняется его потрепанный вид, а также прилипшие к лезвию крошки жареной картошки и царапины на эмали рукоятки.

С облегчением я встала, уже готовая забыть обо всех своих страхах. Такое объяснение вполне сойдет, а пока что надо убрать его подальше и не забыть возвратить Ламбису. Ему ведь будет его не хватать.

Нож вдруг выскользнул у меня из пальцев и, воткнувшись прямой наводкой в доски пола, мелко затрепетал. И вот я снова сижу на кровати, прижав руки к щекам, зажмурившись, и тщетно пытаюсь отогнать прочь картину, неожиданно возникшую перед глазами…

Ламбис, развалившись на солнышке рядом с Колином, выстругивает из дерева маленькую ящерку. Это было уже после того, как мы ушли из церкви, после того, как я забрала у него этот нож. Да он даже и не заметил его отсутствия… и у его собственного ножа деревянная рукоятка… Теперь я это отчетливо вспомнила, вспомнила кожаные ножны с рельефным рисунком, которые он заправлял за ремень брюк и которые лежали рядом с ним, пока он занимался резьбой…

А как же этот нож? Нож с медной рукояткой, покрытой эмалью, который я забрала у него из кармана и забыла вернуть? Этот миленький смертоносный образчик работы турецких оружейников и ювелиров?

«Он выхватил нож, — так сказал Марк, — а потом упал и ударился головой о камень, и все было кончено… Все, что при нем было, мы забрали с собой, а ботинки закопали».

Джозеф. Это оружие Джозефа, с метками и зарубками, позволяющими безошибочно его узнать. И жена Джозефа нашла его в моем кармане, показала Тони и Стратосу, а затем потихоньку вернула на место.

Я даже не задумывалась, на какие мысли это может их навести и удастся ли мне сплести какую-нибудь байку, как я нашла его в горах. Просто сидела и изо всех сил боролась с охватившей меня паникой, повелевавшей мне немедленно убираться отсюда вместе с Франсис, бежать не откладывая, этой же ночью, к друзьям, к свету, туда, где живут нормальные люди, подальше от этого безумия.

Бежать к Марку.

Немного погодя я убрала нож в чемодан, взяла себя в руки и спустилась вниз.

ГЛАВА 18

— А-а, мисс Феррис, — раздался голос Стратоса.

Он стоял в коридорчике позади стола, ничем не занятый, просто стоял и поджидал меня. Из-за закрытой двери кабинета доносились голоса Тони и Софьи, последняя что-то с жаром доказывала, едва не переходя на крик, но внезапно замолчала, как только заговорил Стратос.

— Надеюсь, вы приятно провели день, — сказал он.

— Да, очень, спасибо. — Я улыбнулась, надеясь, что он не заметит, что губы мои одеревенели и с трудом слушаются меня, а нервы напряжены до предела. — Правда, он оказался чересчур долгим, но все равно я очень довольна.

— Значит, побывали в заброшенной церкви? Мне Тони сказал.

Он говорил самым обычным, даже дружелюбным тоном, однако что-то в нем вынудило меня оправдываться, словно отвечая на обвинение.