День греха

– Ты не возражаешь, если я немного опоздаю к гостям?

Он шутливо шлепнул ее.

– Ты будешь столь восхитительна, что гости будут вознаграждены. – Уже в дверях он добавил: – Не забудь: надо надеть что-нибудь сексуальное, черное, с низким вырезом.

Реми не торопясь принимала ванну во второй раз. Снизу доносились звуки настраиваемых инструментов – это готовились к приему музыканты. Совсем скоро должны были появиться гости. До поздней ночи они будут поглощать дорогие закуски и крепкие напитки, будут танцевать, смеяться, флиртовать и говорить, говорить, говорить.

При одной мысли об этом Реми вздохнула. Интересно, хоть кто-нибудь заметит, если хозяйка дома решит остаться в своей комнате и не появится на приеме?

Пинки уж точно заметит.

В честь победы на очередном процессе он подарил ей роскошный кулон, который пополнит ее обширную и весьма дорогую коллекцию драгоценностей. Пинки был бы очень обижен, если бы узнал, до какой степени Реми не хочется присутствовать на его празднике и как мало удовольствия ей доставил его подарок. Но как она могла искренне радоваться его щедрости, если эти ценные подарки не заменяли того, в чем муж ей отказывал.

Повернув голову, она посмотрела на туалетный столик, где стояла черная бархатная коробочка. Голубоватое мерцание драгоценного камня не трогало Реми. Аквамарин не излучал тепла, ей не хотелось касаться его ледяных граней. Падавший на него свет не рассыпался огненными искрами, а преломлялся холодноватым свечением. Камень олицетворял собой морозную колючую зиму; он не наполнял свою обладательницу счастливой радостью, напротив – заставлял острее ощутить пустоту и одиночество.

Жена Пинки Дюваля беззвучно заплакала.

Глава 3

Из появления Реми Пинки устроил настоящее шоу. Властно взяв ее под руку, он во всеуслышание объявил, что, поскольку его жена присоединилась к гостям, вечер можно считать официально открытым. Он вел Реми через толпу, знакомил с теми, кого она не знала, в том числе с ослепленными роскошью присяжными, заседавшими по делу Бардо.

Многие из гостей имели дурную репутацию, их имена связывали с шумными скандалами или с преступлениями, или и с тем и с другим вместе. Некоторые, по слухам, являлись членами Городской комиссии по борьбе с преступностью, но, поскольку принадлежность к этому строго элитарному органу была засекречена, трудно было утверждать что-либо с уверенностью. Финансовые средства комиссии превосходили даже ее неограниченные властные полномочия.

В этом зале можно было встретить политиков, пользовавшихся широкой поддержкой избирателей; выскочки-нувориши стояли рядом с представителями старинных, уважаемых финансовых семейных корпораций. Кое-кто из гостей был связан с организованной преступностью. Здесь находились друзья Пинки, коллеги и бывшие клиенты. Все они пришли отдать ему дань уважения и восхищения.

Реми терпела лизоблюдство всех этих гостей по той же самой причине, по которой они лебезили перед ней, – из желания сохранить благосклонность Пинки Дюваля. Все преувеличенно восхищались новым кулоном и, к некоторому смущению Реми, скромным крестиком. Ей совсем не нравилось находиться в центре внимания, и она терпеть не могла, когда ее разглядывали эти наглые мужчины и их наглые жены, в чьих глазах читались плохо скрываемые зависть и неприязнь.

Пинки, явно не сомневающийся в их искренности, демонстрировал жену, словно живой экспонат.

Реми видела фальшивые улыбки, чувствовала на себе оценивающие взгляды. Эти люди, казалось, выискивали в ней какой-то скрытый дефект и спрашивали себя: кто бы мог подумать, что столь неравный брак продержится так долго?

В конце концов разговор вернулся к сегодняшнему процессу, и у Реми спросили, что она думает по поводу вердикта присяжных.

– Пинки выкладывается на сто процентов на каждом процессе, – ответила она. – Меня ничуть не удивляет, что его клиента оправдали.

– Но вы должны признать, моя дорогая, что исход дела был предрешен заранее.

Эта снисходительная реплика принадлежала матроне с ослепительными бриллиантами на дряблой шее.

За Реми ответил Пинки:

– Исход дела никогда нельзя предсказать заранее. Данный процесс мог в любую минуту пойти в совершенно ином направлении. Когда в качестве свидетеля выступает полицейский, следует быть вдвойне осторожным.

– Да ладно, Пинки, – протянул один из гостей. – Доверие к свидетельствующим в суде полицейским было раз и навсегда подорвано, когда Марк Фурман дал ложные показания на процессе Симпсона.

Пинки отрицательно покачал головой.

– Верно, Фурман принес обвинению больше вреда, чем пользы. Но Берк Бейзил – существо совсем иного рода. Мы пытались найти в его прошлом хоть что-нибудь его дискредитирующее – безуспешно. Его послужной список был безупречен.

– До той самой ночи, пока он не подстрелил собственного напарника, – фыркнул другой гость И хлопнул Дюваля по плечу. – Он у тебя вертелся как уж на сковородке, когда давал показания.

– Жалко, что судебные процессы не разрешают показывать по телевидению, – заметил третий. – Люди смогли бы увидеть, как легавого размазывают по стенке.

Кто-то подхватил:

– Я бы не удивился, если бы во время показаний Бейзила присяжные предложили прекратить заседание и разойтись по домам.

– Но ведь был убит человек! – вырвалось у Реми. Эти шуточки и смешки казались ей верхом непристойности. – Что бы там ни решили присяжные, но ведь мистера Стюарта не убили бы, если бы Бардо не воспользовался им как живым щитом. Разве не так?

Смех смолк, и в зловещей тишине все взгляды обратились к Реми.

– Технически дело обстояло именно так, дорогая, – отозвался Пинки. – На суде выяснилось, что мистер Бардо прижимал к себе раненого полицейского, когда стрелял, но мы зашли бы слишком далеко, если бы стали утверждать, что Стюарта использовали в качестве щита. Произошла нелепая, трагическая случайность, но это еще не повод, чтобы отправлять невиновного за решетку.

Реми никогда не бывала на судебных заседаниях и не видела, как Пинки выступает, но с этим делом она была хорошо знакома, так как следила за ним по газетам и телевидению. Офицеры отдела по борьбе с наркотиками, Стюарт и Бейзил, первыми прибыли к помещению склада, где предположительно изготавливались наркотики.

Те, кто находился на складе, получили сигнал о полицейском рейде. Когда Стюарт и Бейзил приблизились к зданию, раздались выстрелы. Не ожидая подкрепления, Стюарт под градом пуль ворвался внутрь. Ответным выстрелом он убил человека по имени Тут Дженкинс.

Дженкинс лежал мертвый, Стюарт был тяжело ранен. Пуленепробиваемый жилет спас его от рокового выстрела в грудь, но пуля прошила Стюарту бедро, другим выстрелом ему раздробило локтевую кость.

– Врач, дававший показания, заявил, что Стюарт, возможно, находился в шоке, однако его можно было спасти, – сказала Реми. – Раны были серьезны, но жизни не угрожали.

– Но ваш муж камня на камне не оставил от показаний врача.

Пинки поднял руку, словно желая сказать, что не нуждается ни в чьей помощи, особенно когда, нападающей стороной является его собственная жена.

– Поставь себя на место мистера Бардо, дорогая, – начал он. – Один человек – мертв, другой – ранен и истекает кровью. Мистер Бардо сделал вывод – абсолютно резонный, – что он помимо своей воли оказался в крайне опасной ситуации.

– Возможно, он решил, что люди снаружи, назвавшиеся полицейскими, вовсе не полицейские, а конкуренты мистера Дженкинса, изображающие офицеров полиции. Ведь Дженкинс конфликтовал с восточной мафией.

– Насколько я знаю, офицер Стюарт был рыжеволосым и веснушчатым. Едва ли его можно было принять за азиата.

Один из гостей хихикнул:

– Прямо в точку, Пинки. Жаль, что на стороне обвинения не выступала Реми.

Пинки рассмеялся шутке вместе с остальными, но только одна Реми заметила, что смех его был искусственным. Он пристально смотрел на жену.

– Реми в зале суда? С трудом представляю. Ее таланты находятся совершенно в иной области. – Сказав это, он провел пальцем по глубокому вырезу ее платья.