Счастье взаимной любви

Аня смотрела на экран и с трудом сдерживалась, чтобы не заснуть. А когда начинались танцы и песни, порой вздрагивала.

По ходу картины Сарма несколько раз сладко всплакнула. К концу сеанса лицо ее распухло, и она сразу превратилась в немолодую бабу.

Фильм кончился, и все поднялись с кресел. Сосед Ани, пожилой седой латыш, глянул на нее и спросил:

— Вам, барышня, фильм не понравился?

— Нет, — сказала она. — Смотреть нечего.

— У вас хороший вкус, — ответил старик и отвернулся от Сармы, у которой при этих словах глаза засверкали огнем беспредельного возмущения. Она была готова биться как львица, отстаивая высокохудожественное качество картины. Но старик отвернулся и исчез в толпе.

— Какой фильм! — воскликнула Сарма, едва не падая в обморок. — Заскочим в кафушку, выпьем кофе с ликером, и я пойду на второй сеанс!

— С ходу? — спросила Аня.

— Да. Надо все обсмаковать. А ты все-таки видела эту картину! — сказала она убежденно.

— Может быть, — не стала спорить Аня и в кафе заплатила за ликер.

Они договорились встретиться вечером или созвониться, чтобы сходить на танцы или куда-нибудь еще.

Оставшись одна, Аня испытала некоторое облегчение. Она любила Сарму, но в больших дозах с трудом переваривала подругу. Задумавшись об этом, Аня вдруг поняла, что в больших дозах она не переносит никого. Для гармонии души ей необходимо было время от времени оставаться одной — часами валяться с книжкой в кровати, слоняться по городу, а еще лучше — лежать и смотреть на море. Пролежать у кромки прибоя, разглядывая дымный горизонт, перебирая в голове неясные воспоминания и мечты, она могла целый день.

Наверное, эта тяга к морю и привела ее на вокзал. День был серенький, но теплый, и на пляже можно было посидеть на какой-нибудь скамейке под задумчивый шум сосен.

Она сошла на станции Дубулты, а когда электричка откатила, увидела на другой стороне речку. Не задумываясь, она перешла через рельсы и обнаружила неподалеку лодочную станцию.

Желающих покататься было немного, и, оставив в залог часы, Аня получила напрокат небольшую лодку с веслами. Какой-то парень — Аня на него даже не посмотрела — набивался в попутчики, но она оттолкнулась от причала и выгребла на середину реки.

Когда-то она гребла достаточно хорошо — обучили одноклассники, все как один увлеченные рыбалкой. Мастерство как таковое не пропало, но из-за отсутствия практики через двадцать минут на ладонях появились волдыри, которые тут же лопнули, и пришлось обматывать руки платком. Обратно Аня догребла, едва не плача от боли.

На город уже спустились сумерки. Когда Аня ступила на перрон, надо было уже звонить Сарме.

Аня подошла к телефону-автомату. Двое парней стояли в будке. Стройный блондин сердито покосился на Аню, давая понять, что она мешает. Он был довольно привлекателен, но Аня лишь скользнула по нему взглядом. Все ее внимание было приковано к спутнику блондина. Среднего роста, с мощным торсом и мышцами, раздирающими тесную рубашку, он, оскалив крупные зубы, кого-то раздраженно выслушивал, прижимая к уху телефонную трубку. У него было темное лицо, очень густые прямые брови и ослепительно синие глаза. Мощная челюсть придавала его лицу суровость, но общее впечатление смягчали эти удивительные глаза.

— Девушка, мы еще долго говорить будем! — обратился к Ане блондин. — Тут неподалеку несколько свободных автоматов.

Но Аня сказала спокойно:

— Я подожду.

И улыбнулась одной из тех улыбок, после которых принято заводить знакомство.

Но, судя по всему, ни блондина, ни его товарища эти игры в данный момент не интересовали, парни были слишком взвинчены.

— Горим! — орал в трубку синеглазый. — Понимаешь ты, горим! И ничего не придумаешь!

Аня уже разглядела, что синеглазый сегодня не брился и, несмотря на мрачноватое, уже мужское лицо, лет ему было не больше двадцати с хвостиком. На безымянном пальце его правой руки мерцало тяжелое, толстое кольцо с красным камнем — дешевая подделка под золото с рубином.

— Девушка, — нервно сказал блондин, — нам еще нужно сделать два, а может, три звонка.

— Подожду, — ответила Аня, поражаясь своему упрямству.

— Пошла вон, лахудра! — процедил блондин. — Я тебе сейчас ноги выдерну!

— Попробуй, — ответила Аня.

Разговор привлек внимание его приятеля, он обернулся и на миг обжег Аню синим пламенем глубоко посаженных глаз. Он смотрел как бы сквозь нее, целиком сосредоточившись на телефонном разговоре.

— Попытаемся что-нибудь сделать, но ничего не обещаю. Буду звонить.

Он бросил трубку и отошел в сторонку. Блондин метнулся за ним, а Аню синеглазый лишь слегка отодвинул плечом, словно неживой предмет, и быстро направился в глубину зала ожидания.

Аня взяла трубку, развернулась и посмотрела вслед парням. У синеглазого были широкие покатые плечи, узкие бедра и слегка кривоватые ноги, отчего в походке его ощущалось нечто звериное. Он был похож на красивого, молодого и сильного хищника, беспощадного к своей добыче, свирепого в любых жизненных ситуациях.

Совершенно забыв про Сарму, Аня положила трубку, так и не набрав номера, и двинулась за уходящими парнями. Они шли быстро, уверенно, но Аня поняла, что с вокзала они не уйдут, потому что все дела, которые у них «горели», были связаны с ним, и, следовательно, их можно будет разыскать здесь. Значит, торопиться незачем.

Аня не знала, к чему ей все это.

Никакого желания еще раз увидеть синеглазого бровастого парня она не испытывала. Была лишь неудержимая подсознательная тяга — словно стоишь на балконе двенадцатого этажа и смотришь вниз, тебе страшно, пропасть бездонна, но невесть почему хочется прыгнуть вниз. Чтобы познать восторг полета, удара о землю — и конец всему.

Незнакомцы замедлили шаг возле дамского туалета, почти остановились напротив запрещенных для них дверей, но потом, словно их кто-то подстегнул, пролетели мимо, устремившись к лестнице на второй этаж.

Нетрудно было догадаться, что их целью было кафе, где иногда давали выпить чего-нибудь крепенького. Ане казалось, что она совершенно точно угадывает все поступки синеглазого. Она уже решила подняться следом за ним в кафе, шагнула на ступеньку, и тут сзади ее негромко окликнули:

— Плотникова.

Она обернулась.

В сереньком костюме при тонированных очках перед ней стоял папашка Штром, а рядом низкорослый мужчина, прятавший под пиджаком какой-то прибор — фотоаппарат, наверное.

— Поди сюда, Плотникова, — негромко, но очень требовательно сказал Штром.

С невероятным трудом она удержалась от грубости. Ей хотелось крикнуть: «А пошел ты к черту, сука!», но слова застряли у нее в горле, потому что ни к чему хорошему это привести не могло и надо было искать другие способы отвязаться от него.

Аня заставила себя улыбнуться и проговорила уверенно:

— Паспорт у меня с собой. И в нем прописка. Я прописалась.

— Знаю, знаю, — рассеянно ответил Штром. — Молодец, что прописалась. У меня к тебе небольшая просьба.

— А я в туалет хочу! — тут же придумала она отговорку. Штром чуть не подавился от смеха.

— Наши желания совпадают. Я тоже хочу в туалет. Но войти туда не могу, потому что он дамский.

Аня ничего не поняла, а Штром отвел ее в сторону, все время озираясь на двери женского туалета.

— Вот что, Плотникова. Зайди, пожалуйста, сейчас в туалет, там увидишь девицу цыганского типа, но она не цыганка… Розовое платье, красные туфли, а в руках черный кейс с номерным замком. Зайдешь и скажешь ей…

— А зачем мне это надо? — капризно спросила Аня.

— А затем, — раздраженно сказал Штром, — что, если ты этого пустяка не сделаешь, я тебе такую жизнь устрою — ведьмы в аду не позавидуют! Это ж ерундовая личная просьба — зайти и сказать от меня цыганке пару слов!

— Ну а все-таки, зачем? — поломалась Аня, чувствуя свою неожиданную значительность.

— Затем, что цыганка в туалете спряталась, сидит там два часа, а у нас ни одной инспекторши в юбке под рукой! Сколько мы тут торчать будем, до ночи, что ли?! Нет у нас времени.