Счастье взаимной любви

— Мирдза, сходи в зал и найди Сарму. Около нее лежит сумочка моей знакомой. Пусть Сарма принесет ее сюда. И свою сумку тоже.

Он вернулся к столу, все такой же невыразительный и скучный.

— С иностранцами встречаешься?

— Нет.

— Опять врешь. В конце зимы я тебя видел в Доме моряка.

— Я была там с рыбаком. Нашим.

— Не негром?

— Да нет же, наш! Русский. Или латыш.

— Уже лучше, — усмехнулся Штром.

— В каком смысле?

— А в том, что на худой конец прихватишь сифилис, а не СПИД и нас этой дрянью не заразишь. Вот в каком смысле. Так что, так или иначе, дорогая, а проверить в нашем веселеньком «триппер-баре» тебя придется.

— Придется так придется, — неожиданно для себя согласилась Аня. В голове ее мелькнула безнадежная мысль, что все его угрозы пока полные пустяки. А по-настоящему дело начнется тогда, когда Сарма принесет ее сумочку с валютой. Вот тут уже грядут грозные неприятности, финал которых непредсказуем.

Сарма появилась в кабинете через минуту, и вид у нее был откровенно просительный, до полной униженности. Ничего гордого и независимого от статной красавицы не осталось — нищенка, да и только. Обе сумочки, свою и Ани, она держала в руках, словно раскаленные куски металла.

— Добрый вечер, Александр Иосифович, — робко сказала она.

— Здравствуй, Сарма, — усмехнулся инспектор. — Садись. Тут твоя новая подруга сказала, что вы валютой в больших масштабах промышлять принялись, а?

Не глядя на Аню, Сарма заголосила:

— Не знаю я, что там она сказала! Я уже давно никакой валютой не занимаюсь! Вы же знаете, что я никуда особенно не хожу и работаю!

— Где?

— Смотрительницей музея!

— Господи, со стула упаду! — охнул Штром. — Что же это за работа такая?

— Работа как работа! Я и ее, Аню, туда устроить хотела, но если она такую бочку на меня катит, то пошла она к черту!

Аня поняла отчаянный вопль Сармы, сообразила, что подруге надо помочь сориентироваться в расставленных инспектором сетях, и тоже крикнула навзрыд:

— Не занимались мы никакой валютой! Что вы нас на понт ловите?!

— А вот мы посмотрим, чем вы занимаетесь! — не без удовольствия сказал Штром и пододвинул к себе обе сумочки.

Вот и конец, решила Аня, покосилась на Сарму, а та дернула углом рта, но знак этот был непонятен. Как его расшифровать? Конец? «Триппер-бар» или что похуже? А может быть, надо отбрехиваться от всего тупо и отчаянно, до победного конца?

Инспектор не любил церемониться. Вывернул обе сумки, высыпав барахло на стол, прощупал подкладки и даже разбираться в ворохе мелочей не стал.

Никакой валюты не обнаружилось! Даже монетки! Если что и заинтересовало Штрома, так только пестрая пачка презервативов, выпавшая из сумки Сармы. Он с интересом исследовал этикетку и спросил Сарму:

— Твои?

— Мои. А что тут такого?

— Правильно, — одобрительно сказал он. — Наконец-то дошло до вашего брата, что работать надо с мозгами. Японские… Они с усиками, что ли?

— Откройте, посмотрите, — с торопливой услужливостью сказала Сарма.

— Да нет. Не стоит распечатывать. А то твои клиенты подумают, что ты их после использования стираешь и снова в дело пускаешь. Зачем уж мне твой промысел портить!

— Да не занимаюсь я такими делами, Александр Иосифович! — жалобно сказала Сарма, скидывая слезу с ресниц. — Я эти резинки любопытства ради купила! Может, кому подарю! Или шарики племянникам надувать буду! Ну что вы меня тираните? Мне уже двадцать девять лет. Кончились мои веселые годочки!

— Лет тебе, — на миг задумался Штром, — тридцать два. И ты еще машина на ходу. Но… Но поскольку я вижу тебя теперь не часто, то склонен тебе верить. Частично. Забирай барахло и иди. А с подругой твоей мы еще поговорим.

Сарма схватила обе сумки и вышла из кабинета, не забыв попрощаться.

— Что будем с тобой делать, Аня? — с заботливой миной спросил Штром и потянулся к телефону, что было знаком надвигающейся беды — вызовет машину, и поедешь неизвестно куда!

— Я домой хочу, — нелепо сказала Аня.

— Куда? В Электросталь или на свою здешнюю хату?

— В Электросталь я не хочу.

Рука инспектора отодвинулась от телефона.

— Уже лучше. Значит, умеешь и правду говорить.

Он помолчал, прищурился — дым сигареты ел глаза — и спросил с притворным безразличием:

— О чем там Кир Герасимов трепался с Людмилой? О валюте не говорили?

— Нет. Про косметику, парфюмерию всякую. Какие-то у них свои заморочки.

— Какие?

— Я в них ничего не понимаю. По-моему, Кир хочет в чем-то помочь Людмиле.

— Ну, конечно! — язвительно заметил Штром. — Кир Герасимов любит всем помогать! Но ты постарайся не пользоваться его помощью. Если, конечно, не желаешь увидеть небо в клеточку… Все-таки… — с некоторым сожалением вздохнул он, — все-таки темная ты лошадка. Отвезу-ка я тебя в «триппер-бар», найдем твой паспорт, ты там отдохнешь, а мы по своим каналам проверим, что ты из себя представляешь. В милицию приводы были? Имела контакты с правоохранительными органами? Только не ври, пожалуйста.

— Никаких контактов у меня не было! — со злостью ответила Аня. — И приводов не было! Только один раз допрашивали как свидетельницу!

— По какому делу?

— Солдата у нас убили, — буркнула Аня.

— На твоих глазах?

— Нет. Я ничего не видела, меня допросили, и следователь Соболь отпустил.

— Соболь? — В глазах Штрома вспыхнул интерес. — Игорь Соболь? Из московского розыска?

— Игорь Соболь, — ответила Аня, тут же смекнув, что наконец-то ей удалось зацепиться за ту самую соломинку, которая может помочь спасти утопающего. Она спокойно и, как ей казалось, внушительно повторила: — Игорь Соболь. Из Москвы. Так грозно, как вы, он со мной не разговаривал. Совсем наоборот. У меня в старой записной книжке даже еще есть его телефон.

— У меня тоже, — неожиданно по-простецки улыбнулся Штром. — Мы с ним знакомы… В нашей системе все друг друга знают, хотя бы по именам. Он к тебе клеился?

— Да так, — решила не перегибать палку Аня. — Встретились пару раз. В кино сходили.

— Хорошо, Анна. Идите, отдыхайте, танцуйте и договоримся так: без документа на улицу не выходить — это раз. Постарайтесь устроиться на работу или учебу — это два. Если через месяц-другой не пропишетесь в Риге, убывайте в любом удобном вам направлении — это три. Запомните, что в Риге хотя и можно сладко пожить, но особенно разгуляться никому не удается.

Зачем Аня ляпнула следующую фразу, какой черт ее надоумил и откуда вдруг из сознания выскочили именно эти слова, она понять не могла.

— А если я у вас в стукачках буду, тогда как?

— В стукачках? — удивленно переспросил Штром.

— Ну да! То есть в секретных ваших агентах.

— А вы имеете опыт в этом деле? Работали с Соболем?

— Начинали! — приврала Аня. — Но я потом уехала. Засветилась, как он сказал.

— Это тема для разговора, — медленно сказал Штром. — Надо было сразу намекнуть на такой поворот. Хорошо, поговорим об этом в другой раз. Идите.

Аня встала.

— А ну-ка стой! — вдруг загремел Штром.

— Что такое? — обернулась Аня.

Штром держал в руках пестрый пакетик японских презервативов, оставленный на столе Сармой.

— Это что?! Ты зачем мне это оставляешь?!

— Это не я…

— Ах да! Сарма старается прощупать! Передай ей, что на такую дешевку меня не купишь! Не пользуюсь я этими штуками, даже японскими! Гуляй!

Аня вышла из кабинета. Она тут же сообразила, что глупую и рискованную игру в стукачки затеяла зря. Штром по своей системе тут же свяжется с Соболем, и за три минуты разговора весь Анин блеф проявится в полной неприглядности. Но, с другой стороны, у Соболя, по известным причинам, нет оснований откровенничать со Штромом, вряд ли он сообщит ему, что спал и с гражданкой Анной Плотниковой, и с ее мамой Сарой Шломович. Вряд ли. Скорее всего он не обольет Аню грязью, а даст ей приличную характеристику. Тем более что, с его точки зрения, они с Аней расстались друзьями. Ну, не признает ее своей секретной агентшей, только и всего! В стукачки к папашке Штрому она может устроиться и без рекомендации.