Ханаанский блюз (СИ)

Я понимал, что рядом всегда мог оказаться кто-то, кто прекрасно помнил бы утреннюю гимнастику своих палачей, но просто попросил у деда заниматься в комнате-бомбоубежище — там окно было достаточно высоко, и комната не просматривалась даже из соседних домов.

Иногда мне казалось что это я, а не дед, скрываюсь от разведки, и я устал от этого ощущения. Мне хотелось вновь вернуться в общество, ощутить себя на свои тридцать, поговорить с кем-нибудь не в баре и не по телефону. Хотелось перестать постоянно искать клиентов, гадать, каким будет доход в следующем месяце, сосать лапу в летние месяцы и в феврале (почему-то в это время всегда было меньше всего заказов), и не разгибать спину в конце квартала, когда мне приходилось переводить сотни страниц финансовых отчётов за считанные дни.

Я ещё никогда не работал в офисе, и эта перспектива меня одновременно пугала и будоражила. От такой странной реакции на еще, скажем прямо, довольно-таки призрачную возможность, мне стало неловко перед самим собой.

Кто сказал, что Гай не передумает уже сегодня утром? Что его предложение не было своего рода подкатом к еле знакомому собутыльнику в баре? Что я не срежусь ещё на первом интервью? Никаких гарантий у меня не было. Но даже если дело не выгорит — я просто продолжу работать как обычно, вот и все.

Уяснив это себе сейчас, я сразу же успокоился. Послал Гаю короткое сообщение, что заинтересован в его предложении о работе, и вопрос, куда посылать свое резюме.

Он ответил почти сразу же, тон его сообщения был достаточно сдержанным, но и в меру теплым. Это было хорошим знаком. Я послал резюме на его рабочий мейл, который он мне написал в том же сообщении, и потопал на кухню завтракать.

Дед уже был там, наливал себе апельсиновый сок.

— Guten Morgen — буркнул он мне.

— И тебе того же — ответил я. Благодаря ему, я хорошо понимал немецкий, но говорить на нем не мог. И не особо хотел.

— Что будешь есть? — спросил он.

— Омлет, наверное.

Он кивнул и пошел к холодильнику за яйцами и молоком. Дед хорошо готовил, и без него я, скорее всего, питался бы исключительно хлопьями, джанком в барах и едой навынос. Он готовил на нас двоих, мне оставалось только закупать продукты и мыть посуду.

— Что насчёт того предложения о работе, о котором ты говорил вчера? - спросил он, не поворачиваясь ко мне.

— Послал ему резюме — отрапортовал я.

Дед пошуровал над плитой, пока я пил свой сок, выложил на тарелки два круглых золотистых пышных омлета и сел напротив меня.

— Поедешь сегодня на шиву?

— Черт — я совсем об этом забыл. — да, придется. А ты?

— Нет, и в моем возрасте это будет простительно — ответил он.

Я кивнул. Он не любил ходить на любые мероприятия, которые подразумевали бы еврейские традиции. Во-первых, потому что был атеистом. Во-вторых, не хотел быть лицемером.

Он никогда не говорил мне, довелось ли ему убивать евреев. Я не спрашивал — мне было слишком страшно, я понимал, что после его ответа не смогу больше жить с ним под одной крышей. А так — можно было обходить эту мысль стороной. В те моменты, когда я невольно думал об этом, даже мельком — вкус еды, приготовленной им, отдавался у меня во рту пеплом и кровью.

Я затолкал в себя омлет и быстро запил чаем. Дед жестко смотрел на меня своими льдинистыми глазами: догадывался, о чем я думал.

— Долго ещё будешь страдать? — спросил он.

— Я не страдаю — автоматически ответил я. Наши обычные утренние беседы. Заряд позитива на весь день.

Яков покачал головой, забрал мою тарелку и положил в раковину.

— Я потом помою — сказал я, вставая.

— Ладно. Я пойду прогуляюсь вокруг парка. Если что, звони мне.

Дед вышел. Я позвонил отцу, но он не ответил. Должно быть, ещё не вышел с утренней молитвы.

Позвонил матери.

— Миха? — ее голос был уставшим, но она была мне рада.

— Привет, ма. Извини, что вчера не приехал. Дед рассказал мне поздно вечером.

— Ничего. Сегодня сможешь подъехать?

— Да. Где будет шива?

— В Бней Браке, дома у тети Дины.

Я мысленно застонал, готовя себя к часовому стоянию в пробках.

— Хорошо, я буду через пару часов. Что-нибудь привезти?

— Если можешь, то купи одноразовых стаканов и тарелок.

— Привезу.

— Яков не приедет? — спросила она после короткой паузы.

— Нет. — коротко ответил я.

— Будем ждать тебя.- в голосе ее было едва заметное облегчение.

Я повесил трубку.

Почему я почти не общался с ними?

Потому, что они жили в Бней Браке, а я — в Тель Авиве. Потому, что они по субботам шли в синагогу, а я — в бар. Потому, что они не знали про деда, а я — знал. Потому что… О последней причине думать не хотелось совсем. Не сейчас.

Они не особо огорчились, когда после армии я вышел из шкафа. У моего старшего брата к тому времени уже родился первенец, а сейчас у них уже было трое внуков, и будет ещё больше.

Иногда я дивился тонкой иронии этого мира — внуки нацистского офицера, по утрам наматывающие на себя тонкие черные ремни тфилина.

Потом вспоминал, что, по слухам, правнук Магды Геббельс тоже отслужил здесь в армии, как и я. Это примиряло меня с реальностью. Немного.

Я оделся и пошел к машине. По пути меня окликнула соседка, выгуливающая собаку.

— Привет, Миха. Как поживаешь?

— Привет, Даня. Все нормально.

— Твой дедушка мне вчера одолжил пакет сахара. Я занесу вам сегодня новый, ладно?

— Нет проблем.

— Я и не знала, что он был в концла…

— Мне пора идти — торопливо сказал я. Соседка понимающе кивнула — не все охотно о таком говорили.

Плюхнулся на сиденье своей старенькой Тойоты, завел мотор. Я спасён!

Пробок было меньше, чем я ожидал — может потому, что летом всегда меньше машин на дорогах. Доехал я быстро, и место нашел без проблем.

Зашел в старое жёлтое здание, поднялся на третий этаж, толкнулся в коричневую дверь. Мне открыла двоюродная сестра матери, Дина.

— А, Миха — сказала она без особого выражения.

— Мои соболезнования — пробормотал я.

— Спасибо. Твоя мама в салоне, проходи.

Я протянул ей пакет с одноразовой посудой и прошел в комнату.

Мать сидела на низком диване, но поднялась, увидев меня.

— Хорошо, что ты пришел. Ты так похудел… Что ты ешь вообще? Бледный совсем стал.

— Работал много, не было времени пойти на море. Ем нормально, дед готовит.

— Яков тебя не мучает?

— Нет, все в порядке. Мы хорошо уживаемся.

Мать кивнула и усадила меня возле себя. Кроме нас троих, пока что никого не было. Муж Дины уже ушел на работу, дети должны были подойти попозже.

Какое-то время мать и тетя мучали меня вопросами про работу и личную жизнь. Я честно отвечал, что все пока без изменений.

— Хоть бы Миха наконец встретил хорошего человека — вздохнула мама — я буду рада кому угодно, честное слово. Лишь бы был из хорошей еврейской семьи, и любил бы его. Может, они даже смогут кого-нибудь усыновить.

Дина хмыкнула.

— Ты прямо еврейская мамочка из анекдотов, Нира.

Мама улыбнулась.

— Сама знаю.

Я поднялся с места.

— Пойду заварю чай.

— Может поешь с нами? — предложила тетя.

— А что есть? — поинтересовался я.

— Слоёные пирожки, бутерброды, фрукты.

— Бутерброд. Я сам сделаю, не вставайте.

— Мы купили готовые, они лежат в холодильнике на верхней полке, пойди поешь. Ты на самом деле очень похудел.

— Да не худел я — сказал я себе под нос, и пошел ещё раз позавтракать. Дедовский омлет уже стал давним воспоминанием.