Рядом (СИ)

Мне лишь придётся заново пройти все круги ада, вспоминая при допросе подробности нашего

пребывания в плену. Мне придётся рассказать им о ней, передать все её мысли, действия. А я ни с кем

не хотел делить её. Даже с законом… Она - моя. И всегда останется уже только моей.

***

На улице было всё так же сумрачно и тоскливо, словно сама погода скорбила вместе со мной, не

позволяя солнечной радости нарушить моё горе. Тяжелые серые облака давили непомерным грузом, а

резкие порывы ветра, с силой врываясь в ткань одежды, пробирали тело насквозь.

Чем ближе я подъезжал к её дому, тем сильнее разрасталось во мне волнение и дрожь. Было

странно признаться самому себе, но я боялся. Боялся увидеть глаза тех людей, для которых Ева была

смыслом жизни, и которые потеряли её так же, как и я. Я в уме пытался сформулировать слова,

которые мне предстояло сказать им, но не мог. Мысли сбивались, а построенные было фразы вмиг

распадались, подобно карточному домику.

65

После моего короткого звонка дверь мне открыла невысокая приятной внешности женщина.

Светлые, с едва заметной сединой волосы были аккуратно забраны в тугой пучок. Голубые глаза с

опухшими от слёз веками были наполнены горечью и скорбью. Сердце моё больно сжалось. Все эти дни

я примерно представлял себе, какую боль испытывают сейчас её родители. Я ожидал слёз, криков,

рыданий. Но сейчас, видя эти глаза, лишённые жизни, я оторопел. Те немногие слова, которые мне

удалось выстроить в подготовленную речь, камнем встали в моём горле. Я не в силах был произнести

не слова. Мне казалось, что я слышал, как в моей голове тикают стрелки часов, отсчитывая время, в

течение которого я молча смотрел в эти глаза, так до боли похожие на глаза Евы.

- Я чем-то могу вам помочь? – спустя несколько бесконечных минут произнесла женщина чуть

охрипшим голосом.

- Здравствуйте! – выдавил я. – Я тот человек, который находился вместе с Евой в том подвале… Я

второй похищенный… Меня зовут Макс…

Лицо женщины исказилось гримасой боли, она закрыла рукой рот, и её плечи дрогнули от

подступивших рыданий. В тот момент я был готов ко всему: что она прогонит меня, что будет обвинять

меня в том, что я не смог помочь Еве, я даже готов был принять на себя её удары и проклятия. Но я

никак не ожидал, что она кинется мне на грудь, в слезах обнимая меня, как родного человека. Я

осторожно приобнял её, подавляя в себе собственные слёзы. Моё горло сковало так, будто кто-то

невидимый затягивал на мне удавку. Если бы мне надо было произнести хоть слово, то я просто

физически не смог бы этого сделать. Но в тот момент я понял, что мы оба не нуждаемся в словах и

объяснениях. Наши чувства были абсолютно одинаковыми, и ими можно было поделиться без слов.

Женщина оторвалась от меня столь же неожиданно, как и прильнула, торопливо вытирая мокрые

глаза, словно извиняясь передо мной за позволенную минутную слабость. Она потянула меня за руку,

приглашая пройти в дом. Её ладонь излучала нежное тепло, которое может исходить только от

материнских заботливых рук. Это прикосновение немного успокаивало мои взбудораженные нервы,

напоминая касания моей собственной мамы, которые я так давно не ощущал. Я шагнул следом.

- Я очень рада, что вы пришли к нам, - тихо сказала она, обернувшись.

- Вы знали обо мне? - удивился я.

- Да, знала. Следователь рассказал о вас. После вашего освобождения, они изъяли записи с камер

наблюдения. Они теперь знают всё. Знают, кто убил мою девочку… Знают, кто защищал её… Вы были с

ней до последней минуты, хорошо, что она была не одна, - голос её стал почти не слышен от

подступивших слёз, и на минуту ей пришлось замолчать, чтобы восстановить способность говорить. –

Мы и сами на днях собирались навестить вас в больнице, но вы нас опередили. Я рада, что вас так

быстро выписали. Видимо, вы быстрее оправились, чем предполагали врачи…

- Меня не выписывали, я ушёл оттуда сам.

На её лице застыло удивление.

- Просто я хотел быстрее попасть к вам… Я должен был… Это было последним желанием Евы.

Я думал, что буду чувствовать себя чертовски неуютно в обществе скорбящего человека, буду

ощущать себя непрошеным гостем, появившемся на пороге дома во время чумы. Но уже очень скоро

неловкость, возникшая между нами, пропала. Всё вокруг - уютная, пусть и не дорогая обстановка,

атмосфера тишины и заботы, чашка горячего чая, дымящаяся передо мной – расслабляли меня с каждой

минутой… Мне было комфортно рядом с этим человеком, таким чистым и излучающим добро. И на

несколько мгновений я даже забылся в её присутствии, окружённый заботой и её мягким голосом,

рассказывающим мне о жизни Евы.

66

- Знаете, Макс. Когда-то давно, когда она была совсем маленькой, Ева забралась ко мне на

колени. Я сейчас даже не вспомню, почему я тогда плакала, только она сказала мне: «Мамочка, я не дам

тебе горевать! Я буду сушить твои слёзы!» И она, сидя на моих коленях, дула на моё лицо так долго, что

мне и впрямь перехотелось плакать и даже стало чуть смешно от её усилий. Она вся покраснела от

напряжения, но ей удалось выполнить задуманное… Почему-то сейчас я особенно часто вспоминаю это,

когда мне становится слишком тяжело…

Мы долго сидели в сумерках задёрнутых штор и делились друг с другом воспоминаниями, она -

яркими и лёгкими, я – серыми и тяжёлыми. Я никогда бы по собственной воле не стал рассказывать

матери, потерявшей своего ребёнка, о всех несчастьях, которые ему пришлось перед этим перенести.

Но она с такой надеждой смотрела на меня, слушая мои рассказы, что я понял – нельзя её лишать

последней возможности быть рядом с дочерью, даже если мои рассказы причиняли ей боль.

Сам же я жадно слушал о том, как всё это время велись наши безрезультатные поиски. Как

выяснилось потом, полиция всегда была рядом, вокруг нас, нужно было лишь сделать шаг, но что-то

этот шаг сделать не давало… Роковые совпадения, сломавшие наши жизни…

- Если бы тот мальчик, химик, не сделал звонок, не знаю, разговаривала бы я с вами сейчас… -

тяжело вздохнула моя собеседница.

- Если бы тот мальчик, - парировал я. – сделал звонок чуть раньше, мы бы разговаривали сейчас

втроём…

На минуту она притихла, погрузившись мыслями в раздумья. Она не плакала, не билась в

рыданиях от утраты, но то тихое горе, вуалью покрывшее её лицо, было для меня страшнее любых

истерик.

- Не вините его, Макс. Он слишком молод и слишком запутался в жизни. Но он сумел вовремя

одуматься и этим спас вашу жизнь… Хотя бы вашу… Он получил сильное ранение, и неизвестно,

сможет ли он полноценно жить, но возможно, ему удастся жить так, чтобы искупить свои грехи.

Глядя на неё, я поражался тому, насколько добрым и всепрощающим может быть человек, и в

чём-то я даже завидовал её смирению. Возможно, если бы я принял все беды, как есть, то двигаться

дальше было бы легче. Но это было выше моих сил. Я простить не смогу.

- Вы замечательная женщина… - тихо сказал я. – Теперь я знаю, в кого ваша дочь была таким

светлым человеком. Она вас очень любила. И хотела, чтобы вы знали об этом. Для этого я к вам и

приходил.

- Я знаю, – её руки на коленях чуть дрожали, теребя тонкий платок. Заметив, что я встаю,

собираясь уходить, она с надеждой посмотрела на меня. – Мы всегда будем рады вам, Макс! Жаль, что

моего мужа нет сегодня дома, он очень хотел познакомиться с вами… Приходите к нам чаще. Ноша

становится не такой тяжелой, когда делишь её с кем-то. Не несите своё горе в одиночку!

Выходя, я заметил чуть приоткрытую дверь в соседнюю комнату. Через образовавшийся проём в

мою сторону лился необычный жёлто-оранжевый свет, оставляя на тёмном полу яркую полосу.