Репортаж перед смертью (СИ)

Оставив автомобиль на стоянке перед телестудией, журналистка быстро поднялась по ступенькам крыльца и уже в холле, занятая своими мыслями, не заметила идущего навстречу человека и столкнулась с ним. Жертва её задумчивости недовольно цокнула языком, но уходить с дороги не собиралась. Более того, даже загородила ей проход, когда девушка, буркнув: «Извините!», хотела обойти неожиданное препятствие. Пришлось поднять голову. Перед ней стоял Грей Фуллбастер.

Пожалуй, он был последним, с кем Люси хотела бы сейчас общаться. Их недавняя ссора и странное поведение чернявого оператора, которое больше подходило брошенному возлюбленному, чем давнему другу, больно ранили и смущали, а неподтверждённые догадки о чувствах Фуллбастера лишь увеличивали сумятицу, царящую в голове девушки. Было совершенно не понятно ни что испытывал к ней Грей, ни чего он в итоге добивался. То, что им двигала ревность, ясно читалось в его чёрных, гневно следящих за ней глазах. Но чем это чувство было вызвано? Искренней симпатией или желанием вернуть привычные отношения? Кажется, её не устраивал ни один из вариантов. Вновь становиться тихой гаванью между очередными любовными приключениями Фуллбастера и довольствоваться несколькими неделями жаркого и ни к чему не обязывающего секса? Нет, увольте. Четырёх лет вполне хватило на то, чтобы понять, что подобное положение вещей её не устраивает.

Что же касается более глубоких чувств со стороны Грея… Такой поворот не был бы для Люси полной неожиданностью, однако события последних дней совершенно затмили собой даже такую (пусть пока лишь и предполагаемую) новость. В любое другое время девушка постаралась бы разобраться в собственных чувствах, чтобы в случае необходимости дать другу ответ. Но сейчас черноглазый оператор со своими невысказанными проблемами доставлял лишь дополнительные неприятности. И, судя по его нахмуренным бровям и поджатым губам, он готов прямо сию минуту добавить к уже имеющимся новую порцию.

– Если ты торопишься на третий этаж, хочу тебя расстроить – Эвклиф уехал час назад, – сказал молодой человек.

– С чего ты взял, что он мне нужен? – только очередной сцены ей не хватало.

Фуллбастер пожал плечами, убирая руки в карманы брюк:

– Кто знает? Например, закончить то, что вы не успели сделать в понедельник.

– Грей, – журналистка постаралась придать своему голосу твёрдость, максимально убрав из него раздражённые нотки. – Мои отношения со Стингом…

– Ого! – перебил её собеседник. – Ты уже называешь его по имени? И как далеко вы успели зайти за три дня?

Люси молча смотрела на стоящего рядом молодого мужчину, кривящего губы в ядовитой усмешке. И словно видела этого человека в первый раз: столько сарказма и презрения было в его глазах и нарочито ленивом голосе, да и во всём его облике, начиная от чуть задранного подбородка и заканчивая слегка поскрипывающей обувью, когда он пару раз качнулся с пяток на носки и обратно. И это ранило гораздо сильнее, чем слова, которые Фуллбастер бросал ей в лицо:

– А как же твои принципы, а, Люси? Или стоило ему поманить тебя, и они стали не нужны? Конечно, кто же откажется от возможности устроить свою карьеру столь лёгким и приятным способом? Кстати, – Грей вдруг сделал шаг вперёд и, прищурившись, негромко спросил: – Эвклиф знает, что ты уже наставляешь ему рога со своим бывшим?

– Что?..

– Не делай такое лицо, Люси. Неужели ты думаешь, я не понял, почему вчера на тебе было то же самое платье, что и накануне утром, когда у студии тебя ждал Стейнлиз? Или ты решила, что с двумя будет интереснее? Как там говорят: в тихом омуте черти водятся? А ведь такую скромняжку из себя строила. Скольких ты таким образом обманула? Стерва ты, Хартфилия, всегда только о себе и думала. И когда с адвокатишкой спала, и когда под меня ложилась…

Наступившая в холле тишина ударила по барабанным перепонкам сильнее, чем звонкая пощёчина, оставившая на бледной щеке Фуллбастера чёткий красный след. Девушка резко развернулась и выбежала из здания. В ушах ещё раздавался едкий голос и несправедливые, до слёз обидные слова. Зачем он так с ней? За что? Ведь они были друзьями, и Грей, как никто другой, знал её. Почему же тогда говорил подобные вещи? Сердце болело, глаза застилали слёзы. Люси спешила к своей машине, чтобы как можно скорее уехать отсюда. Она уже забыла, что хотела попросить Ромео поехать с ней в тюрьму, и не слышала, как кто-то окликнул её по имени. Автомобиль раздражённо рыкнул мотором и послушно дёрнулся с места, покидая стоянку, а затем и пределы города. И только когда напротив скрипнул стул и густой, приятный баритон обратился к ней, девушка немного пришла в себя и подняла глаза на сидевшего напротив мужчину.

– Люси, – он снова накрыл её руки своими. Это стало некой традицией, чувственной, почти интимной и крайне необходимой: видеть, как бережно его ладони сжимают ледяные пальцы, ощущать осторожные, успокаивающие поглаживания и пить по каплям живительное тепло, что дарили эти короткие минуты. – Спасибо, что приехали сегодня.

– Я не могла не приехать, – глубокий, рваный вдох, от которого, кажется, начали гореть лёгкие. Но сказать ей не дали.

– Ничего не получилось? – тихий… нет, даже не вопрос – утверждение.

– Простите… – она так и не нашла в себе силы посмотреть ему в глаза.

– Не вините себя, – почему его голос звучит так тепло? Почему он не кричит, не сердится на неё, а словно пытается успокоить, убедить её, что всё хорошо? – Я знаю, вы сделали, что было в ваших силах. Значит, просто не судьба. Спасибо.

– За что?..

– За то, что выслушали и поверили. За то, что пытались помочь. Иногда даже этого бывает достаточно, – Драгнил откинулся на спинку стула и сцепил пальцы в замок, разорвав их телесный контакт. Девушка же обхватила себя руками, словно пытаясь согреться, и вместо ответа кивнула головой – говорить просто не было сил. Да и нужны ли слова, эти ничего не значащие наборы звуков, которые не могли ни унять рвущую изнутри боль, ни помочь спасти одну-единственную человеческую жизнь? Люси была журналистом, она, как никто другой, умела подбирать слова и строить фразы так, чтобы её репортажи заставляли зрителей сопереживать, плакать, надеяться… Но сейчас любое слово казалось наполненным ложью. Стоит ли тогда их произносить? – Знаете, это даже хорошо, что всё случится завтра – вы будете со своими родными и…

Девушка отрицательно мотнула головой:

– Я никуда не поеду, – как она сможет отвечать на бесконечные вопросы матери, смотреть в глаза отцу, возиться с близнецами тёти Мэри или слушать рассказы её мужа о рыбалке, и думать, что в этот самый момент… Горло перехватило судорогой, и комната начала медленно расплываться перед глазами.

– Люси, – голос Драгнила был строг и серьёзен. – Я помню нашу первую встречу и то, что сказал тогда о вашем присутствии на моей казне. Забудьте. Вам не стоит на это смотреть.

Ей потребовались все оставшиеся силы, чтобы не закричать. ОНА УЖЕ ЭТО ВИДЕЛА. Какая разница, что всё было во сне? Вряд ли завтрашняя действительность будет чем-то отличаться от пережитого кошмара. Для неё весь этот ужас был вполне настоящим ещё тогда, и достаточно всего лишь зажмуриться, чтобы отчётливо представить до мельчайших подробностей то, что через несколько часов станет реальностью.

– Мне бы хотелось попросить вас кое о чём, – снова заговорил заключённый. – Я ведь имею право на последнюю просьбу? – девушка перевела на него взгляд и молча ждала, не замечая бегущим по щекам слёз. – Улыбнитесь мне, Люси. Завтра там я хочу вспомнить вашу улыбку, – Нацу протянул к ней скованные руки, и она тут же вложила в его ладони свои. Последнее, длившееся чуть дольше обычного рукопожатие. – Прощайте.

Резкий звук вызывающего охрану звонка – её собеседник снова сам нажал на кнопку. Лязг двери, шаркающие шаги. У порога мужчина на секунду остановился, обернувшись к ней, и Люси всё же сумела выполнить его просьбу, растянув губы в почти искренней улыбке. Драгнил слегка кивнул, одновременно благодаря и прощаясь, и вышел.