Верь мне (СИ)

Вика не могла представить, что когда-нибудь окажется в такой ситуации. Что вдруг полюбит опера, на которого совершат покушение в первые же дни. Что вдруг станет единственной свидетельницей по этому делу. Что вдруг будет сидеть на балконе за полмесяца до Нового года и мешать слёзы с истерическим хохотом.

Вдруг резко Виктория оторвала голову от ладоней и посмотрела, прищурившись, на небо. Она. Единственная. Свидетельница. А это может значить лишь одно — её будут убивать…

***

Безусловно, в пять утра, когда Вика отоспалась, а ночные кошмары больше не мучили её, поведение и мысли в полночь на балконе казались бредом. Или нет? Если её, действительно, захотят убить?

Виктория села на кровати, взъерошив и без того взлохмаченные волосы и простонала, после чего со всех сил бухнулась на подушку, умудрившись затылком удариться о металлическую спинку кровати. Схватившись за загудевшую голову, Вика тихо чертыхнулась: почему она ничего не могла сделать по-человечески?

«Даже влюбиться…» — при воспоминании о таком, казалось бы, светлом чувстве, сердце Вики неприятно сжалось. Вот что-что, а любовь, что первую, что последнюю счастливой назвать было нельзя… «Не везёт мне в смерти, повезет в любви… — тихонько промычала Вика. — Лучше так, чем наоборот».

Первая любовь, как правило, оставляет за собой только светлые воспоминания. Но Виктория не помнила первой любви. Просто потому, что она, на самом деле, придумала её. Она нашла в классе симпатичного мальчика и практически насильно впихнула в него все идеальные качества. После это нехитрой процедуры она, как истинная леди, начала тайно восхищаться им. Нет, не то чтобы поводов к восхищению совсем не было. Он был сильным, спортивным, симпатичным. Но не её любимым. Вика поняла это только спустя много лет. Слава Богу, в момент «влюблённости» она не успела совершить никаких ошибок.

Вторая любовь — более серьёзная. Хотя, куда серьёзнее, если накануне предложения, твой «жених» объявляет о наркозависимости и предлагает тебе стать поставщицей «крупной» партии героина? Естественно, папа выпнул, в прямом смысле этого слова, горе-жениха из дома. Впрочем, последний недолго грустил, поскольку, по Викиным сведениям, его взяли на следующей неделе с какой-то блондинкой на передаче этой самой «крупной» партии.

И почему все мысли Вики неумолимо, рано или поздно, сводились к размышлениям о криминале? Или у неё просто на роду было написано быть связанной с криминалом? Если так, то она вполне готова принять эту долю.

«Интересно, а журналюги уже трещать о покушении на Стаса?» — почему-то при воспоминании о Стасе где-то в душе шевельнулось неприятное чувство. В голове чётко всплыло улыбающееся лицо блондинки-менеджера и блондинки-фотографа. Если с них стереть макияж, то, на самом деле, это окажется один и тот же человек. Из руки грохнулся на пол пульт от телевизора. Теперь-то у Вики не оставалось сомнений, что мысли о грядущем убийстве не бред на фоне истерики, а вполне здравые мысли. Потёрла шею, как будто почувствовав, как её душат.

Виктория понимала, что сама она ничего не сможет сделать. У неё не те силы. Не те ресурсы. Не те связи. Да и, вообще, она девушка. Она даже пистолет в руках держать не умеет! А идти в милицию к коллегам Станислава нет смысла. Они не поверят. Кроме того, Константин может начать подозревать её. Тогда-то точно покоя не будет. Единственный, к кому Вика могла бы обратиться — Шилов.

«Шилов!» — воскликнула Вика, подрываясь с постели. Кинулась в ванную — благо, ещё не успела отправить в стирку партию грязной одежды. В кармане домашних брюк обнаружился скомканный листок с поспешно нацарапанным на нём телефонным номером.

— Блин, — Вика набрала номер, осталось нажать «вызов». — И что я ему скажу? Здравствуйте, Роман Георгиевич, тут Вашего старого друга ранили, а Ваш номер я узнала из его телефонной книжки. Нет, глупо. Да и поверит ли он мне? Я же никто. Он даже не знает о моём существовании. — Озадаченная, Вика присела на край дивана. — Так, я говорю сама с собой. Это уже диагноз… Но как быть? Как доказать правдивость своих слов?

Взгляд Виктории упал на пульт, из которого вылетели батарейки. Решение пришло само собой. Оставалось, скрестив пальцы, молиться, чтобы Шилов поверил. Да и чтобы он вообще снял трубку.

— Алло! — встревоженно, неприлично-поспешно воскликнула в трубку Вика, едва закончились длинные гудки. — Роман Георгиевич, у меня для Вас очень важное сообщение.

— Вы кто? — к такому Виктория не была готова: сонный женский голос.

— Эм, — Вика замялась, — а где Шилов Роман Георгиевич?

В трубке послышалось шевеление. Кто-то прикрыл динамик рукой, но это не мешало Вике услышать фрагменты речи: «Лиза! Отдай!». «Тебе звонит какая-то девушка!» — ответила ему женщина. Потом шевеление. Хохот, грохот. Вика, закусив губу, лихорадочно щёлкала каналы в поисках нужного. Главное — успеть до того, как Шилов возьмёт трубку. Есть! Вика включила НТВ. Уж там-то просто обязаны сообщить о резонансном покушении на убийство!

— Алло, — сонный мужской голос, Вика отчётливо помнила, что разговаривала с этим мужчиной полгода назад, — Шилов моя фамилия. Что Вам нужно? И кто Вы?

— Роман Георгиевич, меня зовут Маргарита Клевер, я просила полгода назад о встрече с Вами! — Вика покачала головой: нет, всё-таки она несёт откровенную чушь, при чём здесь упоминание встречи?

— И? — кажется, Шилов не совсем понимал причину звонка. — Что Вам нужно от меня сейчас? Я больше не крутой мент. В Питере есть мой заместитель: Скрябин Станислав Александрович, если нужно…

— Нет! Ничего не нужно! — прервала Шиловскую речь Вика, краем уха слушая телевизор. — То есть, я хотела сказать, что я уже встречалась с Вашим заместителем.

— Тогда какие ко мне вопросы?

Вика включила на телевизоре полную громкость и поднесла динамик к телевизору. Женщина с телеэкрана вещала: «Резонансное покушение на убийство произошло в Петербурге. Напротив книжного магазина „Буквоед“ с огнестрельным ранением был обнаружен начальник „убойного“ отдела Скрябин Станислав Александрович. Что могло послужить причиной нападения — органы внутренних дел не знают. Заместитель начальника „убойного“ отдела отказывается от комментариев. Напомним, что „убойный“ отдел занимался разработкой террористической группировки, совершивших несколько актов протеста. Акты протеста был совершены в виде убийств или покушений на убийства высокопоставленных лиц… Константин Сергеевич Леднёв — ныне действующий начальник „убойного“ отдела дал журналистам комментарии по поводу случившегося». Картинка сменилась кадром, где Константин Леднёв, активно размахивая руками, начал говорить что-то о крайней степени беззакония и стремлении искоренить всё зло. Но Вика слышать этого не хотела. Она молилась, чтобы Роман Георгиевич правильно её понял. Молилась, чтобы не сбросил трубку.

— И? — по голосу, показалось, что он уже для себя всё решил.

— Я свидетель, — сглотнув, сказал Вика и, во избежание лишних вопросов, добавила: — И номер Ваш я переписала из телефонной книги Стаса после того, как он вчера закончил с Вами говорить.

— Адрес, — коротко бросил Шилов, а в трубке послышалось какое-то шуршание.

— Записывайте…

***

Вика сидела на кухне, освещённой красным светом восходящего солнца, и нервно громко размешивала ложечкой несладкий кофе. Когда Вика нервничала, ей просто необходимо было вертеть что-либо в руках. Вчера жертвой стали ручки сумочки, сейчас — фарфоровая кофейная кружка. Вика не знала, зачем брала ложечку, если привыкла пить кофе несладким. Ей казалось, что так напиток бодрит быстрее. Да и сам привкус сладкого её раздражал. Она не любила много сладкого, как в продуктах, так и в людях. Лучше пусть ей скажут прямо, чем будут поливать сладкой лестью.

Уже улетучился весь аромат кофе. Растаял в воздухе весь дым. А Вика продолжала задумчиво мешать, пока взгляд ей не упал на папку с её делом, заброшенную на холодильник.

— Неведомский… — Виктория закусила губу: её начальник с удовольствием поделится любой информацией о ней, а её будут искать. — Ну, это мы ещё посмотрим, кто кого…