Заложник любви

— Ник!

— Не говори ничего!

Языком он слизнул водяную струйку, стекавшую по ее шее и легонько укусил ее ключицу. Конни начала задыхаться, когда он взял ее грудь в свой рот и начал ласкать ее языком. Он стоял уже почти на коленях, а она тщетно цеплялась за голую стену в поисках опоры. Ноги уже перестали держать ее, и со стоном она выдохнула его имя.

Его руки нашли ее полные бедра и скользнули к ягодицам. Встретившись руками, они сплели пальцы, и Ник с силой прижал ее к себе. Его брюки впитали бриллианты капелек, сверкавших на завитках волос ее естества. Густая и теплая влага зашевелилась в ней, когда она ощутила на своем животе его горячий трепещущий стержень.

— Я хочу подарить тебе наслаждение, я тебе нужна, я знаю, и ты нужен мне.

— Ты мне нужна больше, — вырвалось у него.

Последовала пауза, заполненная молчаливыми обещаниями, невысказанными сомнениями и неосознанными желаниями.

Уже позже Конни вспоминала, как же долго он прижимал ее к своей груди и молчал, будто размышляя о чем-то, как наконец отпустил ее, и его голубые глаза неотрывно смотрели в ее зеленые, когда он за руку выводил ее из-под душевых струй. В какой-то момент ей показалось, что он собирается повести ее в спальню.

Вместо этого он отвел ее к двери, сам встал под душ, включил одну холодную воду и стоял так под ледяными иглами струй до тех пор, пока рубашка на его груди не стала такой же мокрой, как и на спине.

— Вот так-то лучше, — сказал он весело, ладонью зачесал мокрые волосы, завязал узел мокрого галстука и перекинул через руку сухой пиджак.

— Я позвоню тебе завтра и скажу тебе, что нам делать дальше, — с этими словами он дотронулся губами до ее лба и ушел из ее номера. А также из ее жизни.

Конни слышала, как хлопнула дверь, и в изнеможении прислонилась к умывальнику. Она представила себе, как он идет по холлу и вода хлюпает в его туфлях. Он был бы похож на человека, попавшего под проливной дождь, если бы не сухой пиджак.

— А знаешь что, — сказала она вслух, — могу поспорить, что в посольстве его вид воспримут как должное, и никто даже глазом не поведет.

Она расхохоталась. Ее герой может быть мокрым до нитки, и все же он останется героем. Она смахнула слезу со щеки. Он, конечно, прав. Она была не в подходящем эмоциональном настрое для того, чем они чуть было не занялись. Еще один поцелуй, и она могла б потерять голову.

Но разве не это ему и было нужно? Когда еще мужчина бывает нежным, милым и смелым? Почему же тогда он ушел? Ей не хотелось сложностей в отношениях с представителями противоположного пола. Она ведь прибыла сюда, исполненная решимости вызволить своего отца, а вместо этого в ее жизнь ворвался Ник Этуэлл.

«Ник, ты мне очень нужен». Несколько минут подряд она так думала, и ей вдруг показалось, что ей нужен он сам, а не только его дипломатические связи. Все проходит: и любовь, и горечь утраты, и ощущение одиночества. Она позволила себе помечтать, представив, как легкий ветерок колышет шторы в летнюю лунную ночь, а сама она в постели с придуманным ею пустым проказником. Затем она насухо вытерла волосы и скользнула под простыню. Одна.

А Ник проник в посольство по пожарной лестнице. Никем не замеченный, он добрался до своей квартиры. Он страшно устал, чтобы еще выдерживать любопытные и насмешливые взгляды сослуживцев. Сначала он должен был привести себя в порядок. Утомительное это занятие — любовь. И к несчастью, она чаще всего безответна.

«Пусть все остается так, как есть», — сказал он себе. У Конни Хэннесси достаточно своих забот, помимо волочащегося за нею влюбчивого англичанина, поэтому дожидаться от нее проявлений любви он не станет. Достаточно какой-либо другой женщине посмотреть ему в глаза так, как смотрела сегодня она, и он будет счастлив и сочтет жизнь прекрасной.

Он повторял, как молитву, что взаимная любовь — большая в этой жизни редкость. И все же, если она не хочет ответить ему любовью на любовь, даже не знает о ней, существует сотня способов выказать ей свои чувства, не требуя ничего взамен. Один из них — спасти ее отца, другой — почтительно ухаживать за ней, ни в коем случае не давая воли рукам. Но последнее труднее.

Ник сбросил липнувшую к телу одежду, продолжая выговаривать себе. В конце концов она уедет отсюда или с отцом или без него. И он станет последней скотиной, если попытается соблазнить ее.

Отчитав себя таким образом, он решил принять душ, но когда струи воды коснулись его тела, перед ним возник образ Конни Хэннесси, и он понял, что как только окажется рядом с ней, ему страстно захочется обнять ее, поцеловать ее и уберечь ее от напастей этого жестокого мира.

В данных обстоятельствах самое малое, что он может для нее сделать, — это спасти ее отца.

— Что это за растение? — спросила Конни.

— Лоза коа-поры.

От палящего солнца ее лицо прикрывала широкополая шляпа а ля Индиана Джонс, которую ей дал Ник в обмен на ключи от джипа. Он настоял, чтобы самому вести машину по пыльным и каменистым дорогам этого гористого острова.

Конни не расчитывала на него и готова была самостоятельно предпринять это изнурительное и опасное путешествие.

Уже не в первый раз она вытирала рукой пот, струившийся по ее шее.

— Дать носовой платок? — Ник вытащил из кармана куртки свой красный лоскут и протянул его Конни.

— Ты везде и всегда остаешься джентльменом.

— Не везде и не всегда.

Время еще не могло стереть из памяти впечатление от их вчерашнего взрыва чувственности, и она продолжала вспыхивать каждый раз, когда их глаза встречались. Их как будто обдавало липкой волной горячего воздуха.

Шея у Конни горела, когда она возвращала ему его шелковый платок. Ник вытер им свой собственный лоб и сунул его себе под нос, вдыхая аромат ее духов, но почувствовав на себе ее взгляд, смутился и скоренько сунул платок в карман.

— Итак? — спросил он.

— Итак? — отозвалась она.

Он остановил машину в деревушке из дюжины хижин и выключил зажигание. В их уши ворвались звуки джунглей: крики птиц, приглушенные густой листвой и зноем, и журчание протекавшего через селение горного ручья. Они увидели и услышали детей, бегущих к ним от хижин, чтобы поглазеть на чужаков.

Длинные полосы полей, возделываемых согбенными, одетыми в лохмотья фигурами людей, тянулись по дну долины.

— Это все женщины? — спросила Конни.

— Да, и беднейшие из бедных. Поэтому в этих районах особенно велико влияние мятежников. Они контролируют эти районы, здесь их основные базы, — объяснил Ник.

— А что это за палки в руках у женщин?

— Лозы коа-поры нужно раздвигать каждые несколько дней, чтобы дать возможность расти молодым побегам. Если этого не делать, то они пойдут в корень и урожай плодов будет меньше. По крайней мере, мне когда-то объяснили именно так.

Конни подмигнула ему, надеясь избавить их обоих от чувства неловкости, со вчерашнего дня возникшего между ними.

— Спасибо за объяснение, мистер Всезнайка.

— Я не особенно силен по части ботаники.

— Меня интересуют больше политические, чем естественные науки.

— А как насчет неестественных?

— А как насчет глотка воды?

Ник протянул руку, чтобы достать с заднего сиденья канистру. Она увидела, как туго натянулась рубашка у него на груди, и от этого у нее во рту стало еще суше. Всю сегодняшнюю ночь он снился ей. Он протянул ей канистру:

— Сначала ты.

Конни припала к горлышку, но преуспела только в том, что пролила часть драгоценной влаги себе на грудь. Вода тут же впиталась в ткань блузки, и под ней четко обозначились ее груди.

— Если ты хотела принять душ, вовсе необязательно было тащиться в такую даль. Ты могла бы это сделать в моих апартаментах.

Она покраснела с головы до пят и поспешила отлепить ставшую прозрачной ткань от тела. Благодаря широкополой шляпе Ник не заметил ее замешательства. Она надвинула шляпу поглубже на лоб, опасаясь, что глаза выдадут ее.