Больше, чем брат (СИ)

Повинуясь порыву, Огден обхватил брата рукой со спины и прижался щекой к щеке, ясно ощущая аромат его кожи, едва дыша от желания прикоснуться к этой щеке губами. Щелчок затвора возвратил Огдена к реальности, и он мучительно попытался вспомнить, выставил ли автофокус.

— Давай посмотрим, что получилось. Если был включен ручной режим, то все должно быть размыто, как сквозь запотевшее стекло.

Кивнув, Макс перевернул фотоаппарат, рассматривая фото. Конечно, как и сказал Огден — все смазано. Делать селфи на такую аппаратуру вообще не очень-то удобно, поэтому Макс достал телефон из кармана. На этот раз они видели себя на экране, и старший, улыбнувшись, взъерошил волосы брата, заставляя их встать торчком. Несколько снимков получились живыми и непринужденными, словно эти парни на экране — два старых добрых друга.

Просматривая получившиеся фотки, Макс случайно перелистнул на изображение травы в парке — сфотографировано ночью, почти ничего не видно, но лицо старшего вмиг стало серьезным. Он быстро убрал телефон в карман и перевел взгляд на брата.

— Может быть, ты слышал про серийного убийцу, Огден, — осторожно начал он. Не хотелось пугать младшего, но и не предупредить его, подвергая лишнему риску, было бы глупостью.

— Я как раз хотел тебя об этом спросить. Увидел недавно в новостях, — ответил Огден вмиг охрипшим, словно не своим голосом.

Он торопливо взял чашку и сделал несколько больших глотков, смотря куда-то сквозь людей, книжные шкафы и стены, остекленевшими глазами. А потом медленно поставил чашку на стол и заговорил очень тихо, не зная, куда деть беспокойные руки.

— Последнего убили в парке. Возле моего дома тоже парк, почти под окнами.

На поверхности стола лежала капелька кофе. Огден бездумно размазал её напряжённым пальцем.

— Пишут, что мальчика похитили, а через несколько дней нашли его тело… Никто ему не помог, Макс, никто…

Огден взял салфетку и вытер липкий палец, после посмотрел брату в глаза.

— Мне страшно, Макс. Иногда я возвращаюсь из колледжа по темноте. Парк обходить долго. Он ведь не пойдет в этот парк? Он же уже убивал там, зачем повторяться. Они так не делают?

Младший сжал пустую чашку негнущимися пальцами. В его голове, как заевшая пластинка, крутилось описание убитого мальчика: светлые волосы средней длины и светлые глаза, среднего роста, худощавый…

— Макс, я ведь не выгляжу на девятнадцать. Я боюсь… Вдруг, я мог бы ему понравиться и…

— Его скоро поймают, — перебил Макс. — Ты просто должен соблюдать правила предосторожности. Не ходить поздно ночью по безлюдным местам, стараться передвигаться всегда с кем-то.

В кафе погасили основной свет и зажгли свечи, создавая романтично-мистическую обстановку под чтение стихов. Макс достал из кармана зажигалку и еще один огонек замерцал на их столе.

— Все будет хорошо. Я же рядом, — словно в подтверждение своих слов, Макс мягко обхватил запястье Огдена. На каком-то интуитивном уровне Макс вычислил, что Огден тактильно зависим, и его больше успокоят прикосновения, чем слова. Он смотрел на своего милого, нежного, немного наивного брата и пытался охарактеризовать то, что между ними происходило. Зарождающаяся дружба, долгожданное воссоединение семьи?

От прикосновения пальцев брата к запястью, Огден замер, приоткрыв рот, пропуская рвущийся наружу воздух между влажных и мягких губ.

Ему почему-то невыносимо захотелось почувствовать рядом с пальцами Макса веревку, надетую на подставленное запястье его тёплыми руками, прочувствовать, как витая и жесткая текстура неизбежно впивается в бледную кожу.

Огден, удивленный и оглушенный этим новым для него чувством, — ведь его никто никогда не связывал — раскрыл глаза, и тут же встретился взглядом с Максом, глаза которого, тёмные, как черный кофе, смотрели спокойно и словно… тепло? Огден зачем-то протянул брату вторую руку, и Макс так же забрал ее в свою, словно в импровизированные наручники из плоти и крови.

— Я был несносным старшим братом, Огден. Всегда обижал тебя, вместо того, чтобы защищать. Хочу, чтобы ты знал — мне жаль.

Голос тихий, хрипловатый, уверенный, пальцы на запястьях сжались сильнее, но тут же отпустили вовсе. Рано или поздно они должны были поговорить об этом, Макс обязан был извиниться за все. Просто обязан.

Старший говорил общими фразами, но почему же Огден чувствовал сквозящую в его словах вину или горечь? Неужели Макс вспомнил те самые два дня из их детства? Огден решил не делать вид, что они говорят о чем-то абстрактом, — метафоры в таких разговорах напрочь убивают близость, и это ощущается так, словно оба пользуются шифром, вот только каждый своим, а ключ к нему забыли дать собеседнику. Конечно, страшно ворошить прошлое. Но, если после этого разговора их отношения закончатся, то лучше пусть это случится сейчас.

— Тебе было шестнадцать. А я был несносным мальчишкой. Мне хотелось только лазать по деревьям и быть похожим на тебя. Помнишь, я как-то взял из грязного твою любимую футболку и пошёл в ней гулять с парнями? Я думал, что просто верну её в корзину, и никто ничего не заметит. Она была мне почти до колена, а мне казалось, что я выгляжу как взрослый, ну совсем как ты.

Рассеянно улыбающийся Огден поймал левую руку брата и заключил её в объятия своих озябших ладоней. Младший открыто посмотрел старшему в глаза, ощущая, что эти прикосновения так же уместны, как звучащие стихи на маленькой сцене в кафе.

— Сейчас я понимаю, что маленькому мне нравился запах этой футболки. Помесь мятного дезодоранта и тебя. Если бы ты не был моим братом, я бы уверенно сказал, что был влюблен.

Огден зачем-то смотрел на руку брата, которую бережно держал в своих. Ту самую руку, что сжимала его волосы на затылке так давно, словно вечность назад.

Младший крепко сжал руку брата в своих ладонях, чтобы снова, не дыша от собственного бесстрашия, посмотреть в его глаза, черные, словно небо без звёзд.

— Когда все случилось, мне было больно, Макс. Я был испуган, мне казалось, я виноват в чем-то, вообще, и перед тобой. Но позже, много раз вспоминая в подробностях, как все это было, я чувствовал огромное счастье, что сделал тебе тогда приятно.

Почему-то не чувствуя ни горечи, ни стыда, не отрывая взгляда своих серых от его базальтовых глаз, Огден поднес руку Макса к своему лицу и, дрожа от волнения и нахлынувших чувств, поцеловал кончики его пальцев, едва касаясь губами.

Макс ошарашено слушал младшего. От прикосновения губ к пальцам его словно насквозь пробило током, и старший сидел, словно парализованный.

Что Огден делает, о чем говорит? Какая, к черту, влюбленность и удовольствие? Что вообще происходит?

Да, в детстве Огден тянулся за старшим, копировал его поведение, подражал во всем. Хоть Макс и обижал его, младший любил старшего, как брата. Но… неужели после того рокового дня все изменилось? Любимый брат, эталон для подражания, пересек какую-то запретную черту, сделал то, что не должен, и в Огдене что-то сломалось.

Макс изумленно смотрел на младшего. Черт побери, Огдену что, правда кажется, что он любит Макса не как брата? Эти якобы случайные, дружеские прикосновения и откровенные взгляды. Макс не видел очевидного, просто не хотел замечать, думая о чем угодно, но только не об этом.

До Макса вдруг дошло осознание того, что Артур был внешне удивительно на него похож. Макс не видел других бывших Огдена, но мог поклясться, что и те были высокими, темноволосыми и темноглазыми парнями. Все это время Огден искал ему замену, но так и не смог найти.

Макс сам виноват во всем этом. Он почувствовал, как Домоклов меч, висевший над ним все эти годы, наконец, замахнулся и отрубил ему голову, и теперь кровь заливает все вокруг.

Он не знал, что делать, что говорить. Сейчас ему нужно просто успокоиться, сделать вид, что ничего особенного не произошло, а после все хорошенько обдумать.

Кто-то прошел мимо их столика, и тени от свечи заплясали на лице Огдена. Девушка, читавшая на сцене прозу, поклонилась и ушла, но ее место так никто и не занял, похоже, программа на сегодня подошла к концу. Макс посмотрел на часы на запястье и вздохнул, качая головой.