Солнце Бессонных (СИ)

   - В моей семье много было таких имен, - воинственно заметил Терцо, отставляя в сторону детали. - А твои-то чем лучше? Гвиневера и Ганновер! Просто какое-то средневековье. Да дети уже в три года попросят сменить им имена.

   Да уж, подумала я, знала бы, что начнется такая дискуссия, вообще бы не открывала рот. Самое страшное, что мне не нравилось не одно из предложенных имен.

   - Так может, предложишь что-нибудь получше? - насмешливо предложила Самюель, иронично сверкая глазами. И я за столько лет поняла, насколько страстно они любили друг друга.

   - Давай просмотрим книгу об именах, например, - не стал сдаваться Терцо, и пусть их перебранка выглядела шутовской, я сразу же заметила в глазах родителей знакомые мне вспыхивающие огоньки. Они смотрели с желанием, и я со смятением не знала, куда деть глаза. Трудно узнать, что твои родители страстные любовники. Нужно было срочно выметаться отсюда!

   - А ты что скажешь, милая? - Самюель обратилась ко мне, и я удивилась их выдержке. Если они чувствуют друг к другу то же самое, что и я к Калебу, то сейчас им должно быть нелегко сдерживаться.

   - Я думала назвать их Рики, в честь Ричарда и Соня, в честь твоей матери Софии, - просто ответила я. Ричардом звали отца Терцо, а София, прекрасная, сильная женщина, мать Самюель. И эти неизвестные люди, подарившие мне родителей, всегда казались кем-то таким близким.

   Терцо и Самюель затихли. Подняв голову, я поняла, что сейчас они смотрели на меня, как никогда с благодарностью. Я поняла, что это относиться и к тому, что я снова сделаю их родителями.

   - Думаю, пойду-ка я к себе, - еле сдерживая слезы, обронила я, и поспешила в свою комнату.

   Я не заслуживала той любви, с какой они смотрели на меня. Сколько раз я думала о том, что все же следовало сделать аборт. А они по-прежнему готовы ради меня на все.

   Зайдя в комнату, я устало прислонилась к двери, старясь преодолеть подступившие слезы.

   Чтобы полностью не раскиснуть, я принялась за уборку в комнате, не обращая внимания на боль в ногах, голове, да и во всем теле. Стопку чистой одежды на кровати я сложила в шкаф. Собрала все ненужное со стола и убрала грязные вещи в корзину. Когда дел, чтобы увильнуть от мыслей, не осталось, я схватила, наконец, телефон. Калеб взял трубку с первого гудка.

   - Прости меня, - хрипло пробормотала я, стараясь сдерживаться от рыданий. - Ты все неправильно понял. Ты мне нужен такой, какой есть. Я просто думала о том, что ты сказал, и сразу начала искать причины всех бед в себе...

   - Я не злюсь, - мягко рассмеялся в трубку Калеб, и я расплакалась. Он утешал меня самыми ласковыми словами, и где-то в середине сказал, что любит.

   - Но ты не считаешь наши отношения любовью, - слезы прекратились, и я смогла сказать что-то членораздельно.

   - Нет, просто я считаю их чем-то большим, чем те чувства, которые люди называют словом Любовь. Это как будто любовь в кубе и умноженная еще на три, - прозвучал его голос, и я пожалела, что не могу сейчас видеть его.

   - Тогда я люблю тебя в кубе и еще так несколько раз, - рассмеялась я, он же застонал:

   - Неужели все так плохо, что ты шутишь?

   - Когда мне плохо, я заливаюсь, прям таки истеричным хохотом. Теперь мне просто хорошо. Мы же помирились! - счастливо воскликнула я, наматывая провод телефона на палец. Заметив это, я почувствовала себя глупой.

   - Я уже думал ехать к тебе, твой звонок поймал меня в дверях, - мрачно хмыкнул Калеб.

   Я же представила его лицо. На миг в глазах потемнело, и я поняла, что в этот момент могу понять, что творится в голове Калеба, потому как от усталости и слез, мое сознание ослабело. Мой странный дар накатывал на меня волнами, и чтобы облегчить головную боль, мне стоило только проникнуть в его мысли. Но я не стала этого делать. Калеб должен открыться мне совершенно по-другому. Превознемогая боль, я рассмеялась.

   - Быстро же ты берешь трубку.

   - Ты лишь позови, и я буду у тебя так же быстро, - пообещал он мне, и его тихие слова напомнили о его руках и губах. Сквозь боль я почувствовала приятное тепло. Когда я стала такая?

   - К сожалению, откажусь, - проворчала я, - не думаю, что стоит, так сказать, удивлять родителей.

   - Когда-нибудь нашими будут все ночи.

   Лучше бы он не говорил таким приятным шепотом. От этого я теряла контроль. На одно сладкое мгновение я потеряла способность управлять свои даром, и в моей голове взорвались образы, которые сейчас видел Калеб - мы вдвоем, у водопада... его губы и мои... мы вместе...

   Усилием воли я захлопнула крышку чужого сознания.

   - Эй, ты говоришь о будущем, - с трудом отозвалась я, - скажешь мне все это через три месяца!

   - Рейн Марлен Туорб, я говорил тебе, что ты невероятно хитра?

   Я нервно рассмеялась, стараясь не поддаться притягательной хрипоте в его голосе. Вдруг Калеб стал серьезен, и это ощутимо сняло давление с моей головы.

   - Я люблю тебя и хочу, чтобы ты думала обо мне! Жди меня завтра с утра!

   - Лучше после обеда, - скривившись, осторожно сказала я ему.

   - Почему? - в голосе Калеба проступило раздражение. Он не привык еще к отказам.

   - Завтра воскресение, мы идем с утра на службу.

   Калеб тяжело вздохнул и ненадолго смолк.

   - Я бы пошел. Но раз ты запретила рассказывать о наших отношениях...

   - Мы не идем на переговоры с шантажистами, - отчеканила я. Надо держаться той линии политики, которую выбрала с самого начала, чем бы он меня не соблазнял. Но на миг я представила, как бы было, если мы могли встречаться в открытую. Тяжелый вздох вырвался из меня.

   - Не переживай, я шучу, - успокоил меня Калеб и добавил, - я буду ждать тебя после церкви. А теперь ложись спать. Люблю тебя.

   - И я... - сказала я уже в тишину трубки.

   Я думала, что смогу обмыслить весь сегодняшний день, но головная боль просто убивала. Не раздумывая, я приняла снотворное, и когда возвращалась из ванны, еле переставляла ноги. Боль под давлением лекарств отступала, и я уже почти не ощущала сознаний Терцо и Самюель, сидящих внизу. Одеяло помогло мне скрыться от всего вокруг.

   Глава 17. Перемены

   Эмили Дикинсон

   Когда бездумно ты бредешь по кругу

   Не обвиняй в однообразии округу.

   Упадку духа, есть всегда причина.

   Безрадостна текущих дел лавина.

   Бегом беги или плетись пешком,

   Снабди себя веселым посошком,

   Выдумывай другим чертоги и остроги,

   Будь добродушным, или очень строгим -

   Сегодня будет так же, как вчера!

   Немного правил тут, но жесткая игра.

   Твое сознание построило границы.

   Не выроешь подкоп, не унесешься птицей.

   Лишь чрезвычайность лазерным лучом

   К свободе может стать тебе ключом.

   Когда в отчаянии дойдешь до точки -

   Увидишь путь доступный одиночке.

   Меж рифов дней - твой Ангел проводник,

   А ты - его примерный ученик.

   (Елена Косцынич)

   Несколько недель прошли, будто во сне, день за днем мы проводили вместе, и только ночи оставались одинокими для Калеба, но к моей величайшей радости, он не погружался в мир своей ночи. Картины его, конечно же, не утратили своей мрачности, присущей ему, но меня они уже не пугали незнакомыми лицами, с чужим прошлым. Прошлым Калеба, о котором я ничего не знала.

   У нас появилась новая игра. За то, что я читала для него страницы из моего дневника, Калеб рассказывал мне год своей жизни. И, кажется, я должна была узнать его, но нет - он все еще оставался загадкой. Близкой и далекой, но моей звездой, неясно очерченной, и в то же время, дающей яркий свет.

   Нам приходилось держаться на расстоянии в школе, делать вид, что мы не замечаем друг друга в столовой, что Бет интерпретировала, как очередную ссору.