Солнце Бессонных (СИ)

   - Уже вижу, - тяжело вздохнула Ева, и большего мы так и не смогли от нее добиться.

   Она выпила чай, и так и не спросив, что здесь делаю я, засобиралась домой.

   - Разве ты ее такой отпустишь? - Грем вышел на шум в холл. Его брови хмурились точь-в-точь, как у Калеба. Серебристые глаза по-доброму смотрели на Еву. Хорошо, что она этого не видела - это было не то чувство, что она ожидала от Грема. Кому как не мне это знать.

   Мы как раз пытались отговорить Еву идти самой, и предлагали отвезти, но она наотрез отказывалась.

   - Никаких отговорок, - воспротивился ее словам Грем. Отставив книжку, что держал в руках, он схватил свою куртку и ключи от машины Калеба. Когда Ева поняла, что везти ее домой будет Грем, протесты прекратились. Увидев удивленно изогнутую бровь Калеба, я тихо прошептала ему:

   - Путь уедут, я тебе объясню.

   Грем нахмурился, услышав мои слова, но я знала, что воспримет он их иначе. Подумает, что я захочу рассказать, от чего плакала Ева. Ах, эти наивные мужчины.

   Когда со двора отъехал синий джип, Калеб в насмешливом жесте притянул меня ближе и обнял.

   - Думал, никогда не смогу тебя уже обнять.

   Пару минут мы так постояли, но стоило вернуться к представшей картине.

   - Что это было? Ева не хотела ехать с нами, а когда предложил Грем - согласилась.

   - И какие у тебя предположения? - усмехнулась я. Калеб был мастером по догадкам, так пусть разгадает и это.

   - Еве нравиться Грем?

   - Можно подумать, раньше ты такого не замечал? - парировала я.

   Калеб нахмурился. Лицо его посуровело и утратило на краткий миг свою не природную привлекательность, и он стал похож на простого, ужасно красивого парня.

   - Несколько раз мне казалось,... но я не мог и поверить в такое!

   - Ну вот, тебе не показалось.

   Мы все же, наконец, попали в мастерскую, но складка между его бровей так и не исчезла. Больше мы про случай с Евой в этот вечер не разговаривали. Точнее говоря, в этот вечер мы почти ни о чем не разговаривали. Когда Калеб начал работать, его как будто вдруг не стало в комнате. Мой улыбчивый и веселый Калеб, уступил место сосредоточенному старику.

   - Какой ты меня нарисуешь?

   - Увидишь, - Калеб улыбнулся, но его голос был ровным, лицо бесстрастным, и, смотря на этот бледный благородный профиль, я ощущала, какая пропасть времени разделяет меня и его. Могли ли мы действительно быть вместе, как о том говорит он?

   Во время работы, темные волосы упали на лоб, придавая ему совсем мальчишеский вид. Ну как можно быть таким притягательным и равнодушным одновременно? Наверное, я всегда буду сомневаться в его любви. Ну зачем ему я?

   Для меня существовал только один Калеб, но я знала, что их двое. Один, которого я знала и видела каждый день, и при виде которого мое сердце замирало. И другой Калеб, которого я все же не могла любить меньше, но которого не знала. Тот другой обитал в том мире, в котором и все подобные ему. В мире жажды и крови, и ежедневного выбора - убивать человека или нет. И не знала я его таким, каким он был на охоте. Тот Калеб просто обязан был убивать и проявлять свои инстинкты. Мой же Калеб, всегда был трепетен ко мне, нежен, внимателен.

   Теперь это был другой Калеб. Хладнокровный художник, отстраненный, не замечающий никого вокруг, и думаю в этот момент, он совершенно забыл обо мне, словно перед ним был простой натюрморт.

   Я задумалась, почему же Калеб не понимает моего страстного желания стать такой же, как он, как родители? Разве я так много потеряю? Я не хочу знать, когда и как время изменит меня. Даже представлять не хочу, что однажды утром, посмотрев на себя в зеркало, больше не увижу себя прежней. Но страшней всего не это, а то, что, старея внешне, мы еще и перестаем быть теми, кем были в душе. А и, правда, зачем одеваться, слушать музыку, ходить в кино и понимать молодых, если и сам уже стар?

   Мне хочется соответствовать Калебу. И по-прежнему оставалась причина, о которой Калеб до конца не знал - месть! Я, как и раньше, хотела мести, только теперь месть не была единственной двигающей силой. Главным для меня был Калеб, и чтобы вечно обладать им, я смогу выбрать его образ жизни!

   Такого молчаливого вечера у нас еще не было. Выглядело все так, словно Калеб впал в транс и не замечал меня. Когда он вновь начал двигаться и говорить, я с облегчением вздохнула и лишь теперь поняла, в каком сидела напряжении. Ноги и руки затекли, шею и поясницу ломило, но, увидев его искрящийся взгляд, забыла обо всем. Мне редко приходилось видеть Калеба столь счастливым.

   - Я могу увидеть? - когда мне, наконец, довелось встать, то я первым же делом хотела видеть, ради чего выдержала несколько часов полного молчания, скрашенного музыкой.

   - Нет, это будет подарок и сюрприз.

   Сюрпризы я не любила, как и цветы, сказать же ему такое сейчас, когда его лицо сияло, я не посмела. Сюрприз, так сюрприз, смирилась я.

   - Хочешь домой? - промывая кисти в растворителе, сочувственно спросил Калеб. - Понимаю, тебе тяжело было сидеть так долго, к тому же, я не разговорчив, когда рисую.

   - Это мягко сказано, - фыркнула я, и чтобы избежать искушения смотреть на работу, выскользнула в туалет, а из него на кухню. Запахи краски и растворителя нагоняли на меня не тошноту, а голод.

   Спустя несколько минут ко мне присоединился Калеб. Он ласково обнял меня, и мне стало все равно, что он так долго со мной не говорил. Его глаза, потемневшие за те две недели, что мы провели вместе, не утратили яркости. И даже теперь я смогла рассмотреть в них те вспыхивающие искорки, по которым различала, что он хочет меня поцеловать.

   Совершенно легкий, подразнивающий поцелуй перешел в бурное проявление наших чувств. Мы так долго сдерживались и старались держать дистанцию в последнее время, что теперь я просто потеряла над собой контроль.

   Когда мы оказались в спальне Калеба, я даже и не подумала останавливаться, он тоже. Калеб прежде ко мне не прикасался так, как сегодня. Его рука мягко прошлась по моей груди, а мне показалось, что в комнате в этот миг засветилось сотни лампочек.

   Забыв, насколько близка опасность, я прогнулась навстречу его ищущим рукам, но, простонав, он отстранился и сел ко мне спиной.

   - Калеб? - от разочарования и напряжения мой голос дрожал.

   - Прости меня, - хрипло произнес он. - Ты же понимаешь,... нам нужно сдерживаться... и это очень трудно...

   Я коснулась рукой его спины, и тело его откликнулось на это прикосновение. Он хотел меня, мы оба это знали. Но он был прав, все это так рискованно, и недопустимо.

   - Больше ничего не будет, - уверено сказала я, чтобы изгнать из его сердца чувство вины. Мне было больно видеть, как он страдает. - Мы потерпим, и со временем все измениться.

   - Не успокаивай меня, я действительно виноват. Все контролировать должен я, а не ты, моя хрупкая, маленькая девочка.

   - Думаю, наша бесконтрольность о многом говорит, - я лукаво улыбнулась.

   Калеб лег рядом на диван, но нас разделало достаточно расстояния, что я могла протянуть руку и дотронуться до него.

   - Что после рисования, тебе меня лучше не видеть, ты тогда слишком... страстен, - продолжила я.

   Калеб мягко рассмеялся, словно я сказала какую-то шутку. А раз он не был зол, то все в порядке.

   Я смогла еще доесть разогретую мной еду, и только потом Калеб проводил меня к машине. Со мной он не поехал, так как сегодня была ночь охоты, и на нее идут все. Ему же хотелось еще приготовиться, и не мелькать лишний раз около моего дома.

   Следя за дорогой, я невольно вспоминала все, что между нами было, и сравнивала с теми короткими объятиями и поцелуями, что были у меня когда-то с моими парнями. Они не шли ни в какое сравнение с тем, что я чувствовала рядом с Калебом, и тем, как его руки прикасались ко мне.

   Как же все изменилось.

   Я решилась позвонить Ричарду и немного рассказать ему о нас с Калебом. Он знал уже многое из рассказов родителей, и все больше жаждал познакомиться с возлюбленным сестры, но и он, и я, и даже родители, знали - только не в этом году. Мизери уже намного лучше реагировала на людей, но не настолько, чтобы тащить ее в город, полный свежей крови. В данный момент в ее теле шло умирание плоти, и она должна была чувствовать себя не лучше, чем я во времена первой тошноты.