Во имя веры (СИ)

— Конечно, любовь моя, — шепнул Стив на ухо, чувствуя, как в душе Баки разливается нежность, щемящая, тронутая печалью. — Все, что ты захочешь.

Стив чувствовал, что Баки хотел, но чего именно, понять не мог, потому что желание тесно переплеталось с чем-то грустным и тревожным, с какой-то неуверенностью, которую он никак не мог объяснить. Баки свернулся в его объятиях, прижался спиной к груди, а ягодицами к паху и, переплетя их ноги, замер, мерно дыша. Стив чувствовал, как Баки приятно просто лежать вот так, близко-близко, вжимаясь друг в друга. Знал, что ему нравилось ощущать тепло своего нареченного, и это дарило ему неимоверное наслаждение. Стив ощущал Баки всем собой и знал, что тот сейчас жмурится от удовольствия.

Получившему от фей способность управлять холодом, не мерзнущему, для Баки было истинным наслаждением чувствовать тепло Стива. Он как-то сказал ему об этом, и Стив старался дарить ему свое тепло так часто и полно, как только мог.

Они старались говорить о том, что их беспокоит, волнует или радует, но не всегда получалось, потому что на этот раз не мог высказаться не Стив, а Баки. От чего злился, и тогда температура в доме резко понижалась, несмотря на жарко растопленную печь.

На улице все холодало, и скоро зима должна была вступить в свои права, хотя по календарю была еще осень. И чем ближе подходили холода, тем страшнее было Стиву отпускать Баки куда-то одного, а он смеялся и говорил, что теперь холод и зима — его стихия, и Стиву нечего бояться. Но что-то подсказывало Стиву, что с наступлением поры холодов и снега что-то случится, а паладин был склонен доверять своему чутью, ведь оно было дано богом. Но пока все было хорошо. А однажды, по первому снегу Баки пошел за дровами и его не было так долго, что Стив весь извелся, не находил себе места, не мог приготовить ужин, хотя и чувствовал связь, соединяющую их души. Он чувствовал, как Баки радуется чему-то, как наяву видел, как тот жмурится на холодном солнце, но до темноты Баки не вернулся, и Стив уже собирался пойти его искать, потому что было невыносимо сидеть и ничего не делать, а чувство, что так уже было, просто сводило с ума, и он собрался, быстро накинул на плечи меховой плащ и уже собирался выйти за дверь, как в сени ввалился Баки со шлемом в руках и просто сияющий улыбкой, как когда-то давно, восемь далеких лет назад, когда он хотел чем-то обрадовать Стива. Стив еще успел подумать, что Баки не брал с собой шлема, уходя за дровами, но не успел ничего сказать, как тот протянул ему этот шлем, и удивлению Стива не было предела. Он ахнул, принимая подношение, неверяще глядя на содержимое защитного обмундирования. Шлем был полон крупной сочной земляники.

— Я люблю тебя, — тихо сказал Баки и нежно коснулся губами губ Стива.

Не выпустить подношение из рук, чтобы прижать к себе Баки оказалось делом непростым, потому что от его слов, от того, что он это наконец-то сказал, у Стива даже колени подогнулись, и устоял он только благодаря сильным рукам, обнявшим его.

— Я… Как?.. Откуда?.. Баки, боги, Баки! — у Стива не было слов, не было мыслей, кроме одной: наконец-то все снова будет как раньше, он дождался. Но червячок того, что Баки нужна его память, все равно грыз его, и Стив решил, что, раз первый снег уже выпал, он сможет найти зимних фей, но эти мысли были сейчас далеко. Сейчас его занимал только Баки, его Баки, снимающий с него плащ.

Баки взял ягоду из шлема и поднес ее к губам Стива. Тот машинально, не задумываясь, взял ее, целуя пальцы, и Баки повторил маневр. Они стояли в сенях, полуодетые, и Баки кормил Стива сладкой земляникой, пятнающей пальцы и губы красным.

А потом Стив словно опомнился, отмер от странного земляничного наваждения, отставил шлем на лавку, и начал яростно стаскивать одежду с себя и Баки.

Это было форменным сумасшествием, они словно слились воедино, так полно они ощущали эмоции друг друга, среди которых были только любовь и желание, чистое, ничем не замутненное. Они по любимой привычке Баки раскидывали одежду, отмечая ею свой путь от сеней до кровати, на которую повалились, целуясь, и поцелуи их были со вкусом земляники.

В доме было темно, только четвертинка низко висящей луны заглядывала в маленькое окошко, но им не мешала темнота. Они давно знали тела друг друга на ощупь, но сейчас заново изучали друг друга, а невозможность увидеть дарила новые ощущения.

Баки был почти собой: таким же страстным, нежным, уверенным. Он целовал Стива везде-везде, куда мог дотянуться. Касался губами шеи, ключиц, сосков, вырывая тихие стоны из горла Стива. Дыхание обоих тяжелело с каждой минутой, и Стив чувствовал, что Баки готов сорваться, да и сам он готов пойти на поводу у желания, потому что хотелось всего и сразу. Сначала быстро, как бывало у них после разлуки, а потом медленно, чувственно, долго, пока перед глазами не пойдет все яркими пятнами. Но Баки был другого мнения. Он спускался поцелуями все ниже и ниже, стараясь коснуться губами каждой пяди тела Стива. То переворачивал его на живот, чтобы выцеловать каждый позвонок, огладить сильную спину, зацеловав широкий разворот плеч, то, замерев губами на пояснице, переворачивал его, чтобы лизнуть в пупок, жарко выдохнув. Стив уже метался по кровати, комкая простыни, желая сам заласкать Баки, но тот, словно помнил что-то, или просто интуитивно знал, что делать, чтобы свести Стива с ума. И Стив сходил с ума уже от простых ласк, а потом почувствовал, как Баки взял его стоящую колом плоть, проводя рукой по всей длине, и вобрал в рот, облизывая, посасывая. Стив закричал от этой ласки, вцепляясь в волосы Баки, прижимая к себе, а тот только довольно заурчал, источая желание и счастье, которое смешивалось с желанием и счастьем Стива.

Баки протянул живую руку ко рту Стива, побуждая облизать пальцы, и тот стал облизывать и посасывать их, как если бы это была плоть Баки. Но он отобрал у него пальцы, и коснулся ими его входа, поглаживая, чуть-чуть, меньше чем на фалангу, проникая внутрь и снова выходя.

Стив изгибался, стонал и кричал от уверенных, точных ласк, словно Баки никогда и не забывал, как ему нравится, точно знал, как поцеловать, где нажать, как проникнуть, чтобы Стив метался и кричал, подаваясь на пальцы, прижимая голову к паху.

— Я хочу… — выдохнул Стив, вскрикнув на очередном точном касании, — тебя … тоже…

И Баки понял его, сдвинулся, и Стив подхватил его руками под ногу, притягивая к себе, вбирая его плоть, возбужденную, истекающую, в рот. Баки тут же задохнулся от уверенных ласк юркого языка, а Стив жарко выдохнул ему в пах, вырывая стон наслаждения.

Они ласкали друг друга, отдаваясь полностью, без остатка, погружаясь друг в друга, и не нужно было слов, они просто чувствовали желания друг друга, и Стив сильнее разводил ноги, давая Баки возможность проникать в него глубже, сам вылизывая его, посасывая его плоть. А потом просто потянул, выпуская, без слов давая понять, чего хочет, и Баки понял, переворачиваясь, ложась на Стива сверху, проникая в него. Стив задыхался, впуская в себя, понимая только сейчас, как соскучился по этому ощущению заполненности за это время, пока Баки не было рядом.

Он отдавался полно, выгибаясь, подставляясь под поцелуи, сминал плечи Баки, обнимал его, чтобы быть прижатым в ответ. Даже холодная железная рука нагрелась от их страсти и скользила по влажной коже, лаская. Баки страстно, жадно входил в Стива, а тот обхватил его руками и ногами, прижимая к себе, выгибаясь, подставляясь, побуждая двигаться быстрее. А потом изогнулся, перевернулся, оказываясь сверху на Баки, почувствовал, как тот сжал его ягодицы в ладонях, и задвигался сам, прогнувшись, даря наслаждение обоим.

Баки коротко гортанно стонал на каждом толчке, вскидывая бедра, и Стив чувствовал, как ему хорошо, как он счастлив, и это пьянило, обволакивало безграничной радостью от полного единения тел и душ. В комнате было жарко до невозможности от их соития, но обоим было так хорошо, что они не замечали этого. Стив последний раз резко двинулся, насаживаясь до конца, и стиснул рукой себя, не позволяя семени брызнуть далеко и запачкать его и Баки. Закричал, сжимаясь на Баки, сжимая его плоть собой, в себе, и он тоже кончил с каким-то жалобным стоном, прижав к себе Стива, целуя везде, куда мог дотянуться: щеки, губы, плечи, шею, обнимая, прижимая к себе, а потом бережно вышел, уложив Стива на бок, и прижался к нему, практически вдавливая в себя.