Во имя веры (СИ)

— Что ж, человек, — снова заговорил голос, а потом к нему вышел высокий мужчина в одеждах из снега и льда, с мертвенно-бледной кожей. — Приходи за памятью своего нареченного, когда будешь готов, а сейчас уходи, пока мы не пригласили тебя в гости.

— В гости! В гости! В гости! В гости! — опять заверещали феи, медленно пропадая, а метель все усиливалась, снег слепил, ветер норовил сбить с ног, но подталкивал, казалось, туда, где был ведьмин круг. Стива закружило, замело, завьюжил, а потом просто кинуло куда-то в снег, и все пропало.

Стив тяжело поднялся, почему-то уверенный, что он уже в своем мире, и глянул на небо, где солнце почти село. Он прикинул, что прошло не больше часа, как они говорили, только почему-то снегу было не по щиколотку, как он шел сюда, а сильно выше колена. Он подумал, что это намело той метелью, которой закружили его феи, и поспешил домой, где, он чувствовал, как ждал и волновался Баки.

Стив брел по глубокому снегу, понимая, что ходил зря, что не смог сделать для Баки всего, чего тот заслуживал, что, если бы отдал веру, возненавидел бы себя, а потом и Баки, хотя невозможно было ненавидеть нареченного, но ненависть и отвращение к себе отравили бы их отношения, и Стив бы просто тихо ушел однажды, потому что не смог бы так жить. И умереть был бы не в силах, потому что тогда сделал бы Баки еще больнее. Он не думал о том, что Баки не захотел бы отпускать его, что, будь у него память, он бы сделал для Стива все и даже больше, чтобы он снова смог жить как раньше. Но ничего не случилось, Стив не расстался со своей верой, хотя поверить всегда можно было и заново. Он уже кинулся было обратно, но почувствовал, как волнение Баки усиливалось, он словно метался, злился, и почему-то казалось, что он сейчас как зверь в клетке.

Стив спешил, как мог, но добрался до дому только поздним вечером, и сразу же увидел на крыльце Баки, который стоял босой, в одной рубахе и холщовых штанах. Стоял, глядя в темноту, точно зная, что сейчас он появится.

Стив спрыгнул со своего коня и побежал к Баки, который поймал его в свои объятия, но радость, счастье снова быть рядом были омрачены тревогой и злостью.

— Что? Что ты им отдал? — резко оторвав его от себя и встряхнув, спросил Баки. Кожа его была холодной, он явно стоял тут давно.

— Ничего, — обреченно ответил Стив, ему почему-то было стыдно за то, что ходил-ходил, да ничего не выходил.

— Боги, — Баки облегченно выдохнул, стискивая его в объятиях. — Значит, только месяц твоей жизни. Слава всем богам, только месяц, — бормотал он, затаскивая ничего не понимающего Стива в дом.

— Какой месяц, Баки, о чем ты? — спросил Стив, скидывая с себя плащ, и верхнюю одежду.

— Тебя не было месяц, — пояснил Баки, когда они прошли в кухню, где жарко топилась печь, и Баки выставил перед Стивом нехитрую снедь. — Стив, тебя не было целый месяц. Я думал, что сойду с ума, что они забрали у меня тебя насовсем. Сейчас уже декабрь, Стив. Тебя искал Николас, Фил, да тебя все искали, кому не лень, а я, как идиот, говорил, что не знаю, где ты. Люди стали думать, что я убил тебя и закопал где-нибудь. Или что ты отправился в поход против Александра один и сгинул. Кто-то говорил, что ты просто сбежал от меня. Феи. Как ты мог, Стив?

— Прости меня, — Стив подошел к нему и обнял, прижимая к себе, и Баки изогнулся, притискиваясь плотнее. — Прости. Они просили мою веру в обмен на твою память, и я не смог.

— О, Боги, — Баки посмотрел в глаза Стиву. — Какой ты идиот, даром, что паладин. Мне не нужна моя память, чтобы любить тебя, потому что я чувствую, что люблю. Десять лет с тобой, которых я не помню, это, конечно, большая потеря, но не такая, ради которой стоит ломать себя. Стив, я ждал тебя целый месяц.

И Стив почувствовал, как Баки пробирается ему под рубаху холодными, но такими желанными руками, и тоже почувствовал, как на него навалилось время разлуки, хотя для него и не прошло этого месяца, он чувствовал, как скучал Баки, и этого хватало, чтобы тоже страшно соскучиться. Он прижал Баки к стене, впиваясь в губы жадным поцелуем, почувствовал, как ему отвечают, как Баки потащил с него рубаху, и Стив тут же скинул ее, выпутав из рубахи самого Баки, он тут же сдернул с него штаны и опустился на колени, вбирая в рот уже восставшую плоть. Он чувствовал, как Баки хочет его, жаждет, как обе руки легли ему на голову, запутываясь пальцами в волосах. Баки застонал, подавшись бедрами, и Стив взял глубже, до самого горла, чувствуя, как Баки бессознательно тянет его за волосы, побуждая двигаться. Стив обхватил руками его бедра и принялся ласкать его ртом, слушая полузадушенные стоны. Он раздвинул ягодицы Баки ладонями, касаясь пальцами сжатого входа. Помня, что где-то под лавкой стоит бутылка с маслом, он попытался нашарить ее, не отрываясь от своего занятия, что-то громыхнуло, перевернулось, и в воздухе запахло льняным маслом, которое потекло по полу, но Стиву было все равно, он прост измазал в нем пальцы, снова касаясь ими входа Баки, проникая внутрь пачкая его маслом. Баки застонал, подаваясь назад, на его палец.

— Да, Стиви, — простонал он, не зная, как изогнуться, но Стив прижал его к стене, попытался зафиксировать, чтобы удобно ласкать и ртом, и пальцами, услышал глухой удар, наверное, головы, о стену и снова почти жалобный стон, когда он добавил второй палец.

Стив ласкал Баки, растягивал под себя, постанывая от удовольствия, вибрируя горлом, от чего Баки пытался насадить его еще сильнее, чтобы он уткнулся в темные курчавые волоски. Он сжимал его пальцы внутри себя, и Стиву уже не терпелось войти в него. Он выпустил изо рта член, вырывая у Баки жалобный стон негодования, вынул пальцы, поднялся и притянул к себе для поцелуя. Баки тут же откликнулся, прижался, а потом развязал его штаны, тоже стащил, огладив его, и Стив не выдержал, дернул Баки, сгребая со стола какие-то деревянные миски, ему было все равно. Посуда с глухим стуком посыпалась на пол, а Стив уложил Баки на стол, и тот успел приподнять бедра, прогнувшись, когда Стив вошел в него. Аккуратно, но жадно, быстро, словно это он ждал целый месяц, а не Баки, который приподнялся на руках, оборачиваясь, чтобы видеть Стива, который жадно вбивался в любимое тело, гладил руками по плечам, спине, склонялся, чтобы поцеловать в шею, поворачивал властно голову, чтобы впиться в губы. Было жарко, страстно, неимоверно хорошо, Стив брал и брал Баки, слушая его стоны, чувствуя, как тот сжимает его внутри себя, и это просто сводило с ума.

Они сливались воедино в этом страстном, скоропалительном соитии, эмоции, чувства, ощущения — все сливалось и делилось на двоих поровну. Стив кончил с громким криком, яростно лаская Баки рукой, и тот отстал от него всего на пару движений, заливая семенем себя, стол. Застонал протяжно, на одной ноте, и обмяк, прижатый к столу Стивом.

— А теперь баня, Стив. Потому что я почувствовал твое возвращение и… подсуетился, скажем так.

Стив был на все согласен. На баню, на ужин, только бы Баки был рядом. Для Стива не прошло и дня, а Баки жил в неведении целый месяц, окутанный разными слухами один хуже другого, и сейчас чувствовал себя очень виноватым, но чувствовал, что Баки не злится на него, и даже перестал тревожиться.

Они парились в бане, мылись, Баки требовал рассказать ему, как было у фей, и Стив рассказывал, хотя рассказывать особо было и нечего, только то, что от мелких галдящих фей у него начинала болеть голова. Баки рассмеялся, и сказал, что это что-то вроде нашей своры собак на охоте. И они играли с ним, и хорошо, что не заиграли до смерти, потому что не каждый может пережить метель фей.

— Я зол на тебя, — сказал Баки, когда они оказались в кровати, хотя Стив чувствовал, что тот совершенно не злится. — Ты оставил меня одного после ночи любви, и я чуть с ума не сошел, пытаясь понять, когда, куда и почему ты ушел. Я ведь не сразу понял, что тебя закружили феи, ведь связь не сразу слабеет, но потом пропадает совсем. Ты же тоже искал меня. Я ездил в обитель, искал тебя в лесу, даже нашел следы, но они никуда не привели, потому что просто оборвались у какого-то дерева.