Я для тебя останусь светом (СИ)

— О, sаlut*! — протянул он небрежно, с якобы скрываемой, но совершенно очевидной ноткой скуки. Должно же быть у этого русского варвара самолюбие, нет? Должен же он оскорбиться и завестись от такого пренебрежения? — Не ожидал тебя здесь увидеть.

— Привет, могу сказать то же самое, — ответная улыбка Антона могла бы послужить идеальной моделью для скульптора статуи «Равнодушие».

— Как дела? Как настроение? — вот так, Мартен, аккуратно, не перегибаем, держим грань: самый пустой разговор, поддерживаемый исключительно из требований приличия. Давай же, Шипулин, обидься, зажгись, прояви себя, выйди из своей ледяной брони!

— Спасибо, все неплохо, а как у тебя?

— В общем, так же.

— Чудесная погода, не правда ли?

Мдааа… Мартену прямо захотелось оглянуться вокруг, дабы убедиться, что они в густом лесу, посреди величавых елей, а не на рауте в английском посольстве. Теперь, наверно, по этикету две высокие договаривающиеся стороны должны еще раз вежливо улыбнуться, раскланяться и свалить каждая в свои дали.

Ладно, если тактика не сработала, это не исполнитель плох, а тактика никуда не годится. Всегда можно пойти более простым и привычным им обоим путем.

— А давай прокатимся пару кругов наперегонки? — неожиданно предложил он, внимательно наблюдая, как отреагирует его собеседник на столь резкую смену темы.

И вновь Шипулин его разочаровал: он попросту пожал плечами и кивнул:

— С удовольствием.

— А чтобы было интереснее, предлагаю проигравшему выполнить любое желание победителя.

А вот это было уже более рискованно. И, если уж говорить откровенно, совсем нечестно. Ведь, положа руку на сердце, победитель был известен заранее: на протяжении всего сезона Антону ни разу не удалось превзойти Мартена на лыжне. Проще уж было не тратить силы и сразу сдаться на милость победителя, но отчего-то Мартен точно знал, что этого никогда не будет. Антон странно усмехнулся, снова кивнул и плавно покатился к отсечке.

С места они сорвались практически в одну и ту же долю секунды, и первые метры шли ноздря в ноздрю. Ветер, завывший в ушах, как всегда, завел Мартена и подстегнул закипевший в крови адреналин. Сейчас он был в своей стихии, сейчас ему не было равных. Лыжи скользили так легко, словно у них выросли крылья. Мартен резко ускорился и вырвался вперед: к чему эта игра в кошки-мышки? Лучше сразу расставить все точки над I, и, пусть это немного жестоко, с самого начала дать понять, кто тут главный. Антон, впрочем, умудрялся сильно не отставать. Мартену казалось, что он загривком чувствует его дыхание, это было приятно и щекотало нервы.

Первый круг с легкостью остался за ним. До окончательной победы оставалось совсем немного. Изо всех сил вонзая палки в свежевыпавший снег, он с упоением перебирал варианты того, что же он потребует в качестве выигрыша. Какая же все-таки удачная идея с этим спором совершенно спонтанно пришла ему в голову! И в этот донельзя приятный момент во время небольшого подъема Шипулин вдруг словно устроил ему холодный душ, резко обойдя в бешеном рывке вперед.

«Что?!» — чуть не взвыл Мартен, отчаянным напряжением всех мышц бросая свое тело в погоню. Но и Антон не желал отдавать вырванное преимущество. Он работал палками с удивительной скоростью и, кажется, просто летел над белой поверхностью. Перед глазами Мартена, совсем-совсем близко — протяни руку и прикоснешься! — маячила спина, плотно обтянутая синим комбинезоном. Крепкие, словно налитые мышцы так и ходили на ней ходуном. Против воли его взгляд сполз ниже на ягодицы совершенной формы, безжалостно обтянутые эластичной тканью, и намертво залип. Нервно сглотнув, Мартен осознал, что если он сумеет его догнать, то, не мудрствуя лукаво, трахнет прямо сейчас, в раздевалке.

Вот только Антон, похоже, был с этим не согласен, ибо неожиданно Мартен понял, что эта задница, так и напрашивающаяся на знакомство с его жадными ладонями, каким-то чудом становится все дальше и дальше. Он скрипнул зубами и попытался добавить скорости, но тело, и так работающее на пределе, наотрез отказалось искать дополнительные ресурсы. Проклятый Шипулин же пер словно ломовая лошадь. Выругавшись сквозь зубы, Мартен все-таки смог совершить еще один рывок, и на долю секунды забрезжила надежда, что победа еще не упущена. Синяя задница вновь приблизилась настолько, что руки Мартена зазудели от желания ухватиться за нее. Еще пару метров…! Еще одно лишнее усилие…! И Мартен со злостью осознал, что Антон миновал отсечку первым и резко затормозил, подняв снежное облачко.

Ему стоило огромных усилий не выругаться, когда он остановился возле внешне спокойного Антона, в глазах которого меж тем явно сверкали такие знакомые всполохи ликования и торжества победителя.

— Ну? — наконец переведя дух и выдавив кривую усмешку, спросил он. — Давай свое желание, мне, право, очень любопытно.

Антон помолчал несколько секунд, то ли раздумывая, то ли взвешивая все за и против.

— Пока не знаю, — вымолвил он в конце концов. — Но не переживай, я не забуду, будешь мне должен. А сейчас, извини, мне пора. Благодарю за крайне полезную и увлекательную тренировку.

Он махнул палкой на прощание и покатился прочь, так легко, словно и не было этих бешеных кругов, все еще отзывавшихся дрожью в ногах француза. Тот стоял, опершись на палки, и смотрел в спину удалявшегося Шипулина.

«Вот так вот, Фуркад. Все еще интереснее, чем ты думал», — это было единственное, что пульсировало в его не желающем успокаиваться сознании.

Похоже, здесь не случится никакой легкой, мимолетной победы, которые уже давно перестали приносить настоящее наслаждение. С удивлением и азартом, будоражащим кровь все сильнее и сильнее, Мартен понял, что вновь начинает испытывать неподдельный интерес и дикую, какую-то животную жажду, которые казались давно иссякшими и забытыми. Эта охота, поначалу обещавшая быть рутинной интрижкой, превращалась в действительно незабываемое приключение. А Фуркад не был бы Фуркадом, если бы отказался от подобного.

Впервые за долгое время он был вынужден признаться самому себе, что встретил достойного противника. Того, за которого стоит бороться. Того, за которого хочется бороться. Того, которого, черт возьми, просто хочется! И того, который на все хотелки Его биатлонного величества с непривычным упорством плевал с высокой колокольни.

В первый день Поклюка встретила их недружелюбной промозглой сыростью, висящей в воздухе и настырно норовящей забраться под одежду склизкими пальцами. Не стала более гостеприимной она и позднее. Мало того, что Мартену ни разу не удалось подняться выше третьего места, так еще и Антону хронически не везло со стрельбой. Ни в одной гонке он не приблизился даже к цветам. Фуркаду, собственно, не было бы до этого особого дела, если бы это не усложняло значительно его собственную задачу. Как ни крути, а послепобедная эйфория — великая вещь. Одно дело — попытаться охмурить спортсмена, который весь еще разгорячен и готов на кураже свернуть горы, и совсем другое — мрачного и переживающего свои неудачи угрюмца.

Мартен пытался словно ненароком встретиться с Антоном, но тот, видимо, огорченный своими поражениями, словно сквозь землю проваливался сразу же после финиша. Искать же его в отеле, спрашивать у других спортсменов — это не лезло уже ни в какие ворота. За четыре дня этапа Мартену лишь несколько раз удалось увидеть ставшую до неприятного знакомой светловолосую макушку, к сожалению, всегда плотно окруженную другими русскими.

Каждый раз эти мимолетные встречи отзывались уже привычным жаром в низу живота, но что самое неприятное и пугающее, они вдруг начали находить отклик и где-то гораздо выше. Почему-то вдруг при виде несносного русского начинало колоть в груди и трепыхаться где-то в желудке. Сказать, что Мартену это не нравилось, значит, не сказать ничего. Мысль о том, что кто-то вдруг настолько занял собой его мысли, что смог вывести из состояния равновесия и душевного покоя, была безумно неприятной и тревожащей.