В поисках будущего (СИ)

Джеймс, ну… он ведет себя, как Джеймс. Он не говорит много, но он точно не в порядке. Он просто держит все это в себе и старается держаться подальше от плачущих или явно горюющих людей. Серьезно, я недолго его видела. Его часто нет рядом, думаю потому, что он с трудом мирится со всеми этими слезами, и смертью, и всем таким. Не виню его. Если бы мне было куда уйти, меня бы тоже здесь не было.

Это самое ужасное на свете.

И что делает все еще хуже: я теперь хочу расплакаться каждый раз, когда вижу Хьюго. «Чувство вины» даже близко не описывает этого. Вина… Попробуйте почувствовать себя самым отвратительным человеком на планете… Вот это ближе. Это ужасно, и я не знаю, что делать. Я не могу все вернуть, и я до смерти боюсь того, как сильно он начнет меня ненавидеть, если я скажу ему правду. Но что мне еще остается?

Сдуру я проболталась о своем секрете Джеймсу. Это было пару дней назад, когда он не смог отвертеться от приглашения на ужин и в итоге остался со мной убирать со стола. Ала там не было, а мама с папой ушли в дом тети. Так что мы с Джеймсом остались убирать (теоретически мы оба в этом кошмарны, даже с магией). И тогда я ему рассказала. Сказала ему, что я сделала, и он действительно разозлился.

Он сказал, что я заслуживаю всего, что случится и что я испорченная мерзкая девчонка, которая «упадет и сильно ударится». И, сами можете представить, я была в шоке. Джеймс, который говорит такое, вроде как в чужом глазу соринку видит… Джеймс и сам не самый благонамеренный гражданин общества, что ни говори. На самом деле я почти всему научилась от него. Так что вы можете себе представить, как я отреагировала на эту добропорядочную ханжескую хрень.

Было не очень мило.

У нас случилась огромная ссора, и он сказал, что я сделала худшее, что могла бы, и что неважно, что делал он: он никогда не пытался разрушить чужую жизнь – особенно жизнь своего кузена. Так что, да, я была довольно сильно расстроена после этого. В основном потому, что он был прав. Насколько бы и сам хренов не был Джеймс, чтобы нести все это дерьмо, это все равно не отменяет того факта, что я сделала самое худшее, что можно было.

И Хьюго теперь ненавидит Аманду. Или, может быть, он ее не ненавидит, но он зол, ему плохо, и он не говорил с ней несколько недель. И она даже не пыталась защищаться. Не понимаю, почему она не сказала ему, что не посылала это, но я многого в ней не понимаю. Как бы мы ни были когда-то близки, теперь я ее совсем не знаю. Пусть мы и знакомы с младенчества и спим в трех кроватях друг от друга, мы друг другу, как чужие. У нас нет ничего общего, и неприязнь у нас отнюдь не односторонняя. Я не понимаю ее и не понимаю, почему ей плевать, что думают другие. А она думает, что я высокомерная сука, уверена, только потому, что я с легкостью пользуюсь теми возможностями, что мне предоставляет жизнь. И я популярная и признаю, что немного поверхностная. И она этого не понимает.

Но она лучший друг Хьюго.

Она его лучший друг, и я ни разу не видела ее с тех пор, как умер дядя Рон. Она не была ни на одном семейном ужине или чем-то подобном, хотя ее родители и были там почти каждый день. Но она держалась на расстоянии, потому что, уверена, думает, что Хьюго не хочет ее видеть. И, возможно, он не хочет. Я никогда не видела его таким расстроенным, как в тот день, когда он узнал, что она предположительно отправила письмо в «Пророк». Не думаю, что я когда-нибудь хоть кого-нибудь видела таким преданным. И это все из-за меня.

Я разрушила их дружбу, и теперь ее нет рядом, когда он больше всего в ней нуждается.

Поэтому я должна ему рассказать.

Я два дня набиралась храбрости, но каждый раз, как видела его, трусила. Он всегда выглядел несчастным, и я не могла не думать о том, как ему, должно быть, плохо. И насколько хуже я уже сделала и насколько все будет еще ужаснее, если я ему скажу. Но я чувствовала себя такой виноватой… И с каждым разом это становилось все отвратительнее.

Поэтому в день перед похоронами, когда мы собрались в Норе, где были почти все, кого мы знаем, я наконец-то решаю сделать это. Я догоняю его, когда он идет наверх, предположительно в туалет. Я знаю, что он пытается скрыться от толпы, потому что прошел мимо всех этажей, где были туалеты, и направляется в комнату под чердаком. Я почти было перестаю за ним идти, когда вижу, куда он идет. Это старая комната его папы, и даже пусть он просто пытается спрятаться, сомневаюсь, что ему нужна там компания. Особенно компания человека, собирающегося принести ему ужасные новости. Но, может быть, это моя единственная возможность застать его в одиночестве, поэтому я ей пользуюсь.

Когда я поднимаюсь на верхний этаж, Хьюго уже там, и он сидит за столом и смотрит через комнату, выглядя совершенно потерянным. У него такое же выражение лица, как в последнее время у моего папы. Он даже не замечает меня, пока я тихонько не стучу по косяку, и тогда он удивляется.

– Привет, – бормочет он безо всякого энтузиазма.

Я решаю, что это разрешение войти, вхожу в маленькую комнату и оглядываю ее. Не то что бы я тут раньше не бывала. Когда мы были маленькими, это была наша любимая комната для игр, потому что она была высоко и здесь отлично можно было делать всякие глупости вроде того, чтобы пойти навестить упыря на чердаке. И это все еще самая популярная комната для того, чтобы спрятаться здесь и покурить, потому что это далеко от первого этажа, а окно обеспечивает хорошую вентиляцию. Но все равно почему-то сегодня все в этой комнате выглядит незнакомым.

Думаю, потому, что сегодня я вижу ее впервые с того дня, как умер ее старый хозяин, а может быть, потому, что я никогда не думала о ней, как о комнате дяди Рона. Кошмарные оранжевые стены, маленькая кровать и тонкое покрывало были так не похожи на мужчину, в чьем доме не было и кусочка утвари, украшенной оранжевым. Конечно, он не сам оформлял свой дом, и сейчас меня словно ударила мысль, что если бы он делал это сам, то в его доме все было бы этого цвета. Это странно, правда, думать, что он так много времени проводил здесь, но ведь не похоже, чтобы я его знала.

Наверное, я его совсем не знала…

– Пришлось сбежать? – спрашиваю я и пытаюсь улыбнуться, давая Хьюго понять, что я просто дразнюсь.

Он лишь пожимает плечами:

– Слишком много народу. Уже тошнит от всех, кто смотрит на меня так, будто хочет обнять.

Я почти смеюсь, но не делаю этого. Не думаю, что он старался пошутить – думаю, он совершенно серьезен. Так что я просто стою и ничего не говорю, потому что все странно и я понятия не имею, что сказать. Несколько лет назад между нами с Хьюго не было бы этой странности. Несколько лет назад мы с Хьюго были друзьями и жили девизом «Мы против всего мира». Но однажды все изменилось, и я даже не знаю, когда. Наверное, люди часто вырастают и отдаляются друг от друга, но где-то в глубине души я всегда думала, что со мной и Хьюго такого не случится. Я думала, что в конце концов мы всегда будем Мы, что бы ни случилось.

Но теперь я понимаю, что этого никогда не будет.

Ничто не будет так, как раньше, после этого. Он меня не простит. Наверное, он никогда даже больше со мной не заговорит. Он будет меня ненавидеть, и всякая надежда на то, что наши подростковые разногласия испарятся, и мы снова станем Хьюго и Лили, исчезла. Но я должна это сделать. Я больше не могу держать это в себе, и я должна сказать ему.

– Хьюго, – тихо говорю я и смотрю на пол, покрытый каким-то мерзким оранжевым ковром. – Я должна тебе что-то сказать…

Он смотрит на меня: я вижу это краем глаза. Он ничего не говорит, сидит и ждет моих слов.

Мне правда хочется блевануть. Но нет. Я могу это сделать. Я делаю глубокий вдох, продолжая смотреть на ковер.

– Аманда не писала в газету, – мне не нужно говорить, о чем я, он и так понимает.

В ответ я получаю только молчание. Я изо всех сил стараюсь сконцентрироваться на ковре, пересчитывая нити или что-то вроде того, но долго я этого делать не могу, и наконец я поднимаю глаза, чтобы увидеть, что он просто смотрит на меня. Он выглядит бледным и усталым, и с целую минуту он ничего не говорит, пока не произносит: