Мой ангел-хранитель (СИ)

Все исчезло. Облик Локи растворился в огне. Сигюн не дышала, не двигалась, она лишь смотрела в одну точку слезными глазами, а когда Бирта подошла к ней, чтобы забрать Нари, девушка даже не воспротивилась, а просто передала сына в руки служанки. Мальчик громко заплакал, когда его отняли от матери - на её руках ему было спокойнее, ему было хорошо, когда рядом были мама и папа, но сейчас, теряя материнское тепло, он забеспокоился и напугался. Бирта попыталась успокоить Нари, унося его в покои Лафейсонов.

Фригга приблизилась к Сигюн, щечки которой разрезали горячие слезы. Царица обняла её, и та уронила голову ей на плечо, отчаянно зарыдав.

Над Асгардом возвышается великолепное солнце. Блестящий Бифрост тянется от морских заливов, уходит за золотые ворота, ведет прямиком к горделивой столице, а там, будто встречающий любых прибывших гостей, вздымается величественный дворец Одина, верхушек которого касаются нежные облака. Мимо стен, замков, садов, под арками и мостами ловко мчатся два черных ворона с острыми клювами. Их широкие крылья красиво расправляются в стороны, их пронзительный крик отскакивает эхом, уносится в небеса. Они летят по зову своего могучего хозяина, осторожно приземляются на его протянутую руку, приветливо гаркают, сообщая Одину новости девяти миров, и он, кивая головой, с полуулыбкой отпускает их вновь ввысь облаков.

Царь наблюдает, как проходят тренировочные бои и состязания между воинами Асгарда, как звонко сходятся их мечи и копья. Увлеченный их борьбой Всеотец не сразу замечает подошедшего к нему старшего сына. Тор подходит бесшумно, встает рядом с отцом, устремляя взгляд голубых глаз на развернувшуюся перед ними борьбу.

-В Ванахейме спокойно? - осведомляется царь, величественно поднимая голову.

-Да, отец. Теперь в каждом из девяти миров царит спокойствие, - с достоинством отвечает громовержец.

-Впервые с тех пор как рухнул Бифрост девять миров живут в мире, и это твоя заслуга, сын. Они выражают тебе свое высочайшее уважение, а я - мою благодарность, - Один пристально глядит в печальные и задумчивые глаза принца, который в ответ лишь кивает головой.

-Благодарю, - равнодушно отвечает он.

-Не спокойна только твоя мятущаяся душа, - замечает Всеотец, прекрасно зная, о чем, а точнее - о ком постоянно тоскует его сын.

-Дело не в Джейн Фостер, отец.

-Людские жизни быстротечны. Обратил бы лучше взор на то, что всегда рядом, - король указывает рукой на бьющуюся на поле боя валькирию Сиф. Стройная девушка ловко управляется со своим двусторонним копьем, отбивая атаки противника. Тор переводит взгляд на асинью, которая тоже замечает его, смотрит ему в глаза, но не видит того, чего так давно желает увидеть…

-Я говорю это не как Всеотец, а как твой отец, - добавляет царь. -Ты готов, пора тебе взойти на трон. Возрадуйся своим победам, отправляйся к своим воинам, ешь и пей, веселись вместе с ними, хотя бы сделай вид, что тебе весело.

Снова задумчивость воцаряется на лице громовержца. Отец в какой-то степени прав, и он отлично это понимает. Впереди у него жизнь правителя Асгарда, впереди трон, сложные решения, защита миров, защита народа, однако сейчас взгляд Тора на все это уже давно поменялся, его не радовало скорое восхождение на царский трон, хотя в юности он мечтал скорее возглавить Асгард… За это время Бог грома многое понял, в чем-то усомнился, что-то потерял, а что-то приобрел… Мысли его, однако, всегда сходились на смертной возлюбленной Джейн, которую он не видел уже два года, хотя обещал, что обязательно вернется за ней, которая ждет и ищет его по сей день…

Сигюн сидит в покоях, убаюкивая Нари на руках, а когда тот проваливается в сон, девушка очень бережно и осторожно, чтобы не разбудить, кладет его в колыбельку, чуть прикрывая маленькое, трепетное тело одеялом. Лицо ванки вымотанное, усталое, на глазах все ещё тлеют остатки недавних слез, а на щеках виднеется румянец. Она очень долго возилась с сыном, который с трудом успокоился и заснул. Видимо, переживания обоих родителей передались малышу сполна, а в частности переживания матери. Теперь Нари спит, и Сигюн легко вздыхает, но внутри снова начинает ныть сердце. Из её головы никак не уходят слова, произнесенные мужем. Она только сейчас в полной мере осознает, что у него просто нет выхода, кроме как отпустить свою семью, дать ей шанс начать новую жизнь, как бы ему самому не было тяжело. Только вот у Сигюн не поднимутся руки, чтобы собрать свои вещи, чтобы на замок закрыть дверь их комнат, ноги станут ватными и не смогут преодолеть такой короткий путь от окон до дверей, сердце за это короткое время разорвется на части. Девушке кажется, что объятия самой комнаты мага крепко держат её, не отпускают. Ведь только здесь она изредка счастлива и всегда в безопасности, как и её дитя. Словно чарами окутаны чертоги асгардского колдуна, что запирают его возлюбленную жену и его маленького сына.

Вера потеряна. Вера в хорошее будущее теперь не больше, чем давно оставленный мираж, что напрасно утешал все это время душу и сердце ванской дочери. Локи смирился с тем, что с ним стало, смирился со своим заключением, хотя по прежнему таил обиду на приемного отца, на брата. Локи никогда не покажет ей этого, но она прочтет в его глазах, прочтет этот ядовитый текст, написанный изумрудными чернилами. Текст, в котором имена их сгорят дотла. Эта ненависть всегда сидит в глубине его мрачной души, и он умело прячет её ото всех, закрывая своей насмешливой улыбкой.

Сигюн вспоминает былые времена: та черная пропасть, в которую угодил её супруг, и она была готова кинуться за ним, если бы не сильные руки громовержца, удерживающие её; неизвестный Мидгард, где очень много дорог, а правильной не сыскать во век, и Сигюн бесстрашно отправилась туда, чтобы попытаться найти тот путь, ведущий к мужу; отброшенная от Вселенной планета, где ютятся монстры, где истекал кровью, где в муках страдал Локи, стала для девушки страшным прибежищем, где снова она увидит его живым, дышащим, едко ухмыляющимся; война, в которой она пойдет за ним и его армией, пойдет ради него, пожертвует собой, не слушая его приказов, которые, как бы холодно не были произнесены, пытаются лишь уберечь её от беды; наказание, суд, где вновь пресекают её попытку остаться с ним. И все это время она была рядом. Сейчас же он просит её уйти, заставляет, приказывает, умоляет.

-Нет, - тихо говорит Сигюн в ответ своим размышлениям, устремляя глаза на горизонт, за который уходят белоснежные облака. -Куда бы ты не уходил, ты обязательно вернешься ко мне. Я ещё помню эти слова и я верю в них, Локи. Слышишь? Я ни за что не покину Асгард.

Эти слова были сказаны в пустоту, но тот, кому они были адресованы, услышал их. В подземелье, где не слышны песни птиц, не пролетает шум ветра, а морская колыбельная не пропоет на ночь волнистую мелодию, отчетливо пролетели слова ванской дочери, коснулись его острого слуха. Локи закрыл зеленые глаза, обреченно опустил голову в ладони. Он предвидел, что Сигюн будет жертвовать собой до самого конца, лишь бы всегда быть рядом, будет искать любые пути, найдет любые слова, лишь бы остаться подле запертой темницы, где навечно закрыли черного мага…

-Леди Сигюн, вы позволите войти? - у дверей послышался тонкий голосок Бирты. Сигюн покинула свои мысли, вытерла остатки слез рукавом платья, обернулась к вошедшей служанке.

-Да, только говори тише. Нари еле успокоился, только что заснул, - предупредила ванка.

-Леди, прошу прощения, но к вам пришли, - Бирта заговорила тихим шепотком.

-Скажи, чтобы пришли позже, я сейчас ни с кем не хочу видеться и говорить, - устало ответила Сигюн, убирая мешающиеся волосы в прическу.

-Леди, это важный гость. Я думаю, вы хотите увидеть его, - не дождавшись ответа девы, но уже увидев в её глазах замирающее недоумение и интригу, Бирта с легкой улыбкой пригласила прибывшего.

На пороге в комнату появилась статная женщина, облаченная в платье вишневого цвета, с заплетенной тугой косой и всегда доброй, чуткой улыбкой.