Игра на двоих (СИ)

Задыхаясь от запаха, стремясь нарушить мертвую тишину навсегда опустевшего дома, разворачиваюсь и бегу прочь. Стремительно выскочив из дома, отхожу на несколько шагов, падаю на колени и упираюсь руками в холодную землю. Меня начинает трясти. Слез нет — только ужас, скорбь, как никогда сильное ощущение собственного одиночества и бесконечное чувство вины, которое буквально раздирает меня изнутри. «Берегите своих близких, мисс Роу», — сказал мне Президент на церемонии коронации. Выходит, судьба моего отца была решена уже тогда. Почему Сноу выбрал его? Может, ему было известно, кто научил меня обращаться с оружием? Или он решил избавить нашу семью от кормильца, в котором, после моей победы, наша семья нуждается не так, как прежде? Теперь это уже неважно: папу все равно не вернуть.

Собравшись с силами, я поднимаюсь на ноги и медленно возвращаюсь в Деревню победителей, ни разу не оглянувшись на старый дом. На Дистрикт опускается ночной мрак: только сейчас я замечаю, что привычная летняя жара сменилась холодом. Углубившись в свои мысли, не обращаю внимания, как сильно замерзла, пока не возвращается дрожь, теперь уже от неестественно низкой температуры.

Понятно, почему репортеры не стали настаивать на моей встрече с родителями на виду у всего Панема: Сноу не захотел показывать слезы Победительницы, когда та узнает о смерти отца. Для зрителей я навсегда останусь такой же сильной, несгибаемой и отчужденной, которой нет дела не то что до внешнего мира, но даже до каких-то неприятностей в личной жизни. Для всех тех, кто знает юную победительницу лишь по Играм и многочисленным интервью, у меня всегда все в порядке. Что ж, не стоит разочаровывать зрителей. А что до Сноу — он не дождется моих слез.

Я не знаю, куда идти; ноги сами несут меня, куда придется. Мне удается очнуться от размышлений, только когда передо мной вырастает массивная дверь. Оглянувшись по сторонам, понимаю, что стою на пороге дома Хеймитча. Точно, вот кто мне нужен — тот, кто не понаслышке знает, каково терять родных из-за собственной наивности, неосторожности и самонадеянности. Не посчитав нужным постучать, распахиваю дверь, влетаю внутрь и чуть не падаю, споткнувшись о разбросанные вещи: разбитые бутылки, одежду, мусор. Ментор обнаруживается в гостиной: с удобством устроившись в кресле, мужчина держит в руках книгу, но его взгляд рассеянно скользит по пляшущим в камине язычками пламени. Заметив мое появление, он не встает, но пристально следит за мной. Я молча прохожу к окну, задев по пути стол, заставленный посудой, и столкнув на пол пару тарелок и стаканов, но даже не заметив звона упавших вещей.

Оперевшись о подоконник, смотрю невидящим взглядом на заросший сад и наконец подаю голос:

— Кажется, я все же повторила твою судьбу, ментор.

Хеймитч продолжает наблюдать за мной, не говоря ни слова.

— Сноу убил моего отца, — в конце фразы мой голос все же срывается, как я ни старалась сдержаться.

— Давно?

— Пару дней назад. Радует, что дождался моей победы, — горько усмехаюсь я.

Ментор отворачивается к огню и замолкает. Я перевожу взгляд на него. Больше всего боюсь увидеть жалость, но нет — в темно-серых глазах нет и тени этого бесполезного чувства.

Помолчав, Хеймитч тихо спрашивает:

— Тебе больно?

— Я бы предпочла умереть вместо него, — мой ответ получается простым, но вполне искренним.

Услышав такие слова, ментор стремительно встает с кресла, вплотную подходит ко мне и, схватив меня за плечи, резко говорит:

— Сноу только этого и добивается! Он хочет, чтобы ты умоляла его о смерти. Хочет насладиться твоей слабостью, бессилием, отчаянием, страданием. Не позволяй ему получить желаемое! Продолжай жить — назло ему, Организаторам, Капитолию — всем!

— Зачем, Хеймитч? — я поднимаю взгляд на ментора. — Чтобы продолжать терять близких людей? Чтобы день за днем возвращаться в опустевший дом, где каждая вещь напоминает об утрате? Чтобы заживо сгорать от чувства вины и молить о том дне, когда Смерть сжалится и придет за мной? Зачем, Хеймитч? Мне надо было погибнуть там, на Арене. Тогда бы никто из моей семьи не пострадал. Да, родители жили бы в Шлаке, перебивались мелкими заработками, едва сводили концы с концами. Но, по крайней мере, они были бы живы.

— А ты не думаешь об их чувствах? О том, что, потеряв тебя, они бы утратили смысл жизни? Твой отец погиб, зная, что его дочь победила. Что она больше не будет умирать от голода, холода или жестокости миротворцев. Что ей больше не придется рисковать жизнью ради семьи. Что у нее есть будущее.

— Он погиб из-за меня, понимаешь?! — нервы не выдерживают, и я срываюсь на крик. — Если бы не моя выходка на аттестации, если бы не моя самонадеянность, если бы не моя победа, спутавшая Капитолию все карты, отец сейчас был бы рядом со мной!

— Возможно, — тихо отвечает Хеймитч. — Вот только тебя бы рядом с ним не было.

— Какая глупость, — я не слышу его последних слов. — Я так хотела выжить, что забыла о родных и посмела подвергнуть их смертельной опасности. А стоило ли?

— Не смей! — повышает голос ментор. — Даже не думай сомневаться! Я всегда ценил тебя за твое стремление к жизни. Еще в нашу первую встречу ты покорила меня блеском своих глаз, в которых плескалось безумное, сумасшедшее желание выжить. Любой ценой. Ты нужна нам живой. Своим родителям. Зрителям. Мне. Неужели теперь это для тебя не имеет никакого значения?!

Я наконец заставляю себя посмотреть ему в глаза. Взгляд Хеймитча выражает целую гамму чувств, среди которых я вижу… вину? Ментор говорит так, будто давно был готов произнести эти слова. Будто догадывался, что ему придется возвращать меня к жизни. Будто знал, какой сюрприз мне подготовил Капитолий. Теперь на то, чтобы понять причину виноватого взгляда, мне требуется не больше пары секунд.

— Ты знал. Знал о гибели моего отца, — я покачиваюсь на месте, застигнутая врасплох неожиданным открытием, но не сводя глаз с ментора. — Знал, что Сноу убьет его. И не сказал ни слова.

Взгляд темно-серых глаз моментально гаснет. Ментор опускает руки, но не отступает ни на шаг. Я отхожу от окна и направляюсь в сторону прихожей, держась за стены, чтобы не упасть. Хеймитч остается на месте, опустив голову и глубоко дыша, но уже в следующее мгновение преодолевает разделяющее нас расстояние и снова нависает надо мной. В ту минуту моя рука уже касается дверной ручки, но мужчина останавливает меня.

— Да, я узнал об этом еще в Капитолии. Мне удалось подслушать разговор Сноу и одного из его приспешников, в котором тот отчитывался о проделанной работе. Я не понял, о чем идет речь, пока не услышал твое имя. Президент приказал убить только отца, чтобы в случае необходимости иметь над тобой власть. Он понял ошибку, допущенную в случае со мной.

— За что он убил его?

— За то, что юный трибут посмел нарушить планы Капитолия.

Ментор пытается обнять меня, но я отстраняюсь, все еще не до конца осознав услышанное.

— Мне не нужно ни утешения, ни жалости. Я в порядке, — холод, которым так и веет от моего голоса, заставляет Хеймитча отпустить подопечную и отступить на шаг.

— Я не мог ничего сделать, Эрика.

Приоткрыв дверь, чувствую, как порыв ледяного ветра, ворвавшийся в дом, моментально приводит меня в чувство. Я смотрю на соседний дом, из окон которого льется теплый свет и думаю о том, как теперь смотреть в глаза родителям, даже не подозревающим об истинной причине гибели отца.

— Я не виню тебя за то, что ты ничего не сделал, чтобы спасти его. Там, в Капитолии, мы и правда были бессильны. Я обвиняю тебя в том, что ты ничего не сказал мне. Думала, мой ментор из тех, кому можно доверять, но, видимо, ошиблась.

Ответа на свой вопрос мне уже не узнать: я молча выскальзываю на улицу и что есть силы хлопаю дверью. В ту же секунду гнев исчезает, уступая место отчаянию. Не в силах сделать и пары шагов, я устраиваюсь на холодной каменной ступеньке и поднимаю глаза вверх. На темном небосводе одна за другой загораются звезды. Когда-то отец говорил мне, что наши предки смотрят на нас с неба, и каждый раз, когда кто-то умирает, загорается новая звезда. «Если станет одиноко, взгляни на небо, Этти. Помни: те, кто там, наверху, всегда помогут тебе. И я тоже». Теперь я с болью в сердце вспоминаю его слова и, не сводя глаз с небосклона, думаю: «Какая из этих звезд твоя, папа?».