Good Again (СИ)

На том конце провода сначала воцарилось молчание, а потом Джоанна зашлась в истерическом хохоте.

— Аххх! Китнисс Эвердин четыре раза ругнулась на одном дыхании! — она едва могла вздохнуть от смеха.

Потом на том конце раздался грохот и смех резко оборвался, и трубку она обратно подняла не сразу, — Прости, я рухнула на задницу, так смеялась. Это же просто уму непостижимо! — и она снова зашлась от хохота.

Я изо всех сил пыталась не улыбнуться, но в итоге смешинка все же просочилась мне в рот, и я постепенно тоже принялась смеяться в открытую, да так, что лавина хохота смела все на своем пути: злость, напряжение, гнев, уныние, обуревавшие меня в последнее время. В итоге я уже едва могла дышать. Дверь мастерской отворилась и в нее украдкой высунулась моя любимая блондинистая голова. Он улыбался мне, в кои то веки искренне. Я махнула и произнесла одними губами: „Джоанна“. Он лишь кивнул и прошептал: „Скажи, что я передавал привет“.

— Ладно, — беззвучно ответила ему я, и во мне все еще скакали смешинки. Вернувшись к нашему разговору я выдавила между смешками. — Пит передавал привет.

Джоанна резко перестал смеяться.

— Он ведь не в курсе о чем мы говорим, надеюсь?

Я оживилась.

— Нет, просто он услыхал, что я смеюсь и заглянул проверить.

— А что, ему так странно слышать твой смех? — она сделала паузу и вдруг сменила тему. — А как ты ругаешься он вообще слышал?

Вопрос застал меня врасплох.

— Может, пару раз. А что такое?

Джоанна захихикала.

— Парни это любят. Ну, знаешь, когда они прям там, и вот-вот готовы кончить…

— Джоанна! — воскликнула я в шоке, и понизила голос до шепота, — А что потом?

Она вновь рассмеялась.

— Люблю тебя, крошка! Ну и когда ты тоже готова, ну, взорваться, ты можешь ему сказать, типа: „Трахни меня со всей силы!“. Особенно если он не привык к подобному обращению… Говорю тебе, его порвет на части бесповоротно и сразу.

— Нет, наверно, Питу не понравилось бы, если… — сказала я больше для приличия, чем оттого, что и впрямь так думала.

— Зуб даю, он не сможет и полминуты устоять. Пит? Да он только и мечтает уйти в отрыв.

— Ты отвратительна, — я невольно рассмеялась.

— Тебе и не снилось, — её шепот вновь стал почти серьезным. – Ох, уже эти мне нежные, чувствительные натуры. Они хотят раскрепощения настолько, что и сами об этом не подозревают, — она помолчала. — Вы, может, ребята, сейчас и в странных отношениях, но на самом деле ты уже крепко держишь его за яйца, сама о том не подозревая. Ты говорила, Хейтмитч вечно отсвечивает и суетится возле вас, когда всякое разное приключается. Это оттого, что он знает: Пит и так уже весь у твоих ног, Китнисс. И Питу это тоже отличненько известно. Даже будь он нормальным парнем, ты могла бы из него веревки вить. Он за тобою бегал как привязанный еще до того, как ты бросила ему „Привет“. Ты просто еще не привыкла, что каждый твой поступок ранит его в десять раз сильнее, чем ранил бы кого другого. Твой каждый маленький косяк для него настоящая трагедия. Зато ты можешь сделать его в десять раз счастливее, если возьмешься за дело как надо. Ты ведь этого хочешь, верно? Сделать его счастливым?

— Больше всего на свете, — я чувствовала, что в каждом слове звучит сокровенная боль моего сердца, а смех испарился. — Я так его люблю, Джо! — прошептала я.

Она вздохнула.

— Так наведи красоту и сделай его счастливым. Он очень хочет чувствовать себя нужным тебе. А так он поймет, что никуда ты от него не денешься. Ты и сама убедишься, что и он от тебя никуда не денется. Пит вообще-то лакомый кусочек, так что я бы держала такого парня под уздцы.

Мысль о том, что мне придется соревноваться с кем-то за сердце Пита настолько обескураживала, что я постаралась отбросить ее подальше.

— Секс не может быть решением. У нас все так непросто, что вряд ли это можно так вот на раз рукой развести, — уперлась я.

— Ага, да, непросто. Но секс это как ключ от двери, когда имеешь дело с парнями. И если у тебя проблемы, просто подумай и реши: кормить их или трахаться. А потом уж можно взяться за что посложнее.

Я не очень разделала ее стремления настолько все упрощать в плане взаимоотношения полов**, но все ее прочие советы казались мне довольно дельными.

— Ладно, ладно, понятно, — я затрясла головой и засмеялась в ответ.

Мы еще помолчали. В порыве чувств мне не хотелось ее отпускать.

— Приезжай меня проведать, ладно?

— Без проблем, безмозглая. Они хотят увидеть, как я купаюсь в ванной, с пеной и всяким таким, и сразу меня выпишут. Извращенцы.

Я снова засмеялась.

— Не думаю, что они просто хотят взглянуть на тебя голую, Джо.

— Один так точно. Есть там такой, горяченький стажер, прямо с капитолийского поезда, любит, чтоб его связывали, — я слышала, как она причмокивает губами.

Я так и застыла.

— А разве подобные вещи не под запретом?

— Ну, западаю я на психоаналитиков. Что тут поделаешь?

— Ты, главное, разберись со своим лечением. Даже не надо предупреждать, что собираешься приехать. Просто приезжай. У нас тут море места, — умоляла я.

— Хорошо, — она помолчала. — Держи меня в курсе, ладно?

— Ладно, — сказала я в трубку, а в моей голове стал складываться план.

***

Тем же вечером, сразу после того, как мы помыли посуду после ужина, я молча смылась в нашу спальню. Подготовка заняла совсем немного времени. Поначалу я думала заплести особым образом косу, не так, как каждый день, но в конце концов решила просто распустить волосы, ведь Питу это так нравилось. Шелковый персикового цвета халат на моей смазанной кремом коже ощущался как шепот весеннего ветерка. Я слегка поежилась от его прохладного прикосновения, но решила в нем остаться. Этот цвет заставлял мою кожу сиять, и из всех вещей, что сделал для меня Цинна, эта была одна из моих самых любимых.

Выйдя из комнаты, я повела себя как охотница: замерла, прислушиваясь, ощущая малейшие колебания воздуха в доме. Так я и стояла, пока не почувствовала как Пит пошевелился в своей мастерской. Я занервничала, кровь быстрее побежала по венам от некого волнующего чувства, но вовсе не того, что я испытывала на охоте. И я неслышно двинулась, так что он не услышал моих шагов, пока я не подошла вплотную и не заглянула ему через плечо — он натягивал очередной холст на подрамник. Я нежно положила руку ему на шею, ощутив кожу, которой долго не касалась, кончики пальцев у меня будто огнем опалило. А он даже подскочил на месте, прежде чем понял, что это я.

И снова я почувствовала эту его настороженность. Он же обернулся ко мне лишь после того, как раз взглянул на холст. Я же поднесла губы к самому его уху.

— Нарисуй меня, — прошептала я дрожащим голосом:

— Что ты имеешь ввиду? — он дернулся в мою сторону, и мы чуть было не стукнулись носами. Он отпрянул и только тут смог меня как следует рассмотреть, после чего его лицо и шея заметно покраснели.

— Верь мне, — сказала я, чмокнув его в щеку.

Подойдя к мягкой кушетке у стены, я передвинула ее поближе к его мольберту. Показав на нее, произнесла:

— Я лягу здесь.

Он посмотрел на меня так, как будто внутри боролся сам с собой.

— Ладно. Тогда просто располагайся, а я отрегулирую мольберт.

До того, как у нас случился кризис в отношениях, я успела принести из своего дома кое-что, что Цинна сшил для меня в качестве „свадебного приданого“. Из этой сокровищницы я и выудила невероятной красоты комплект кружевного нижнего белья цвета персика, который и был сейчас на мне. Бюстгальтер волшебным образом зрительно увеличивал грудь. А трусики представляли собой маленький треугольник ткани, который держался лишь на тонких ленточках промеж ягодиц. Чтобы избавиться от трусиков, достаточно было разок дернуть за бантики по бокам. Я выбрала это белье, потому что, как и халат, оно выгодно подчеркивало тон моей кожи. Развязав пояс, я позволила халату соскользнуть с плеч. Он все еще возился с холстом, и не замечал, что я делаю, пока не поднял глаза. Когда он схватился за кисть, глаза у него были большие и круглые, как блюдца. Чувствуя на коже его обжигающий взгляд, я неожиданно застеснялась.