Проводник (ЛП)

А затем были только Скаут и я, глядевший на нее. Ожидающий. Молящийся.

— Что если она не…

— Все получится, — отрезал я.

Ее грудь вздымалась тяжелым дыханием, потом она закашлялась, и я облегченно расслабился. Скаут рассмеялся и хлопнул меня по спине.

— Она сделала это. — Я потер руками лицо и улыбнулся.

Пожарный бросился по коридору и проломил дверь спальни. Эхо криков было приглушено дымом и сиренами. Эмма была в его руках, была в безопасности.

Я лишь смутно осознавал, что делала Аная. Она сидела на коленях рядом с Кэшем, с молитвой на губах, его душа поднималась над телом. Аная положила руку на его грудь и вдавила его обратно в тело.

— Аная! — заорал Скаут. — Что, ради Бога, ты делаешь? Забери уже его.

Аная проигнорировала его, заправляя одну из ее косичек за ухо и наклонив голову, чтобы изучить бессознательного мальчика. Она поправила волосы на его голове, этого я никогда не видел прежде, и прошептала еще одну строчку из ее молитвы.

— Ты не хочешь забирать его? — спросил я.

Она покачала головой и улыбнулась. Дотронулась пальцем до кончика его носа.

— Нет. Его время не пришло.

К моему изумлению, Кэш начал кашлять. Его легкие начали борьбу за воздух. У нее на лице было странное выражение.

— Что ты…

— Здесь есть еще один! — крикнул пожарный, отвлекая меня. В это время он взял Кэша на руки, Аная исчезла.

Я вздохнул, чувствуя, как приятное облегчение прошло через меня волной, как вода по газону. Эмма была там, окровавленное, хрупкое тело растапливало снег под собой. Она не останется там надолго. В течение нескольких секунд ее погрузили на носилки и запихнули в машину скорой помощи.

Полицейские и пожарные машины заполнили улицу, отбрасывая сине-красный свет на белый снег. Рейчел лежала на других носилках. Прежде чем я увидел что-либо еще, мир начал вращаться. Я чувствовал себя подобно игрушечной юле, вращающейся так быстро, что мир становился тихим пятном, мое существование исчезало прямо на глазах. Воспоминания лились дождем. Мама, стоящая и плачущая у раковины, Поп, ведущий трактор через колыхающиеся колоски золотой пшеницы, цвет волос Эммы, заседание в Межграничье, серое и пустое, и Эмма, всегда Эмма, яркая и полная жизни. Воспоминания разваливались так быстро, что я не мог зацепиться за них. Они разлетались как лента вдаль, пока не осталось ничего. Только тьма.

Глава 37

Финн

Белый. Везде было красиво, ослепительно бело, без конца и начала. Я сел, протирая глаза, чтобы очистить мутность в них.

— Он очнулся, — сказала Аная из угла комнаты, в котором стояли в ожидании она и Истон.

— Аная? Что происходит?

— Хорошо, что ты проснулся. — Тембр тихого голоса позади меня вызвал страх, пронесшийся по спине вниз. Я развернулся на пятках, щурясь от ослепительного мерцания вокруг Бальтазара, появившегося в поле моего зрения. Он улыбнулся, и от его улыбки скрутило мышцы.

— Тебе интересно, что ты здесь делаешь, — небрежно сказал Бальтазар.

— Нет, думаю, это очевидно.

— Могу ли я задать тебе вопрос? — спросил он, проходя по периметру комнаты, в которой мы находились. Облако белого тумана собралось вокруг щиколоток, следуя за ним, как туман над озером прохладным весенним утром.

Я проглотил страх, зародившийся в моем горле, и бросил настороженный взгляд на Анаю.

— Ты тут босс.

— Жалеешь ли ты об этом? — спросил он, ни на мгновение не поворачиваясь ко мне лицом. Его взгляд остановился где-то за горизонтом.

— О какой части?

Бальтазар рассмеялся. Звук эхом отскочил от стен, но я не мог его не увидеть, не почувствовать.

— Обо всех. — Он аккуратно скользнул по мне взглядом. — Не жалеешь о том, что забрал у Мэв шанс на человечность? Не жалеешь о том, что отдал этот шанс Эмме?

Это были вопросы, о которых у меня не было времени подумать. Изображения Эммы, хромающей и безжизненной, промелькнули в моем сознании. Если Мэв способна на такие вещи, то она не заслуживает шанса на человечность, потому что внутри нее не осталось ничего от человека. Опять же, если бы я не дал Мэв причины, чтобы ненавидеть меня, то это как раз и случилось в первую очередь.

— Я… я не знаю.

Его одежда шумела на ветру, но я не чувствовал ветра. Бальтазар вздохнул.

— Я не жалею ни о чем из этого.

Шок прошел через меня. Я не ослышался? Я не мог.

— То, что она сделала непозволительно. И только Богу известно, где была бы Эмма, если бы ты не посвятил ее безопасности последние несколько лет. Она хорошая душа. С этим не поспоришь. Она не виновата в переходе, который приговорил ее к Земле Теней, и ты это прекрасно знаешь.

Я знал. Не имея возможности говорить, я смотрел ему под ноги, его взгляд не отрывался от горизонта. Тот факт, что он видел свет в темноте, всегда будет вызывать головокружение в голове. Но этого не произошло. В месте, близкому к Всевышнему, исключений не было.

Я сглотнул и собрал мужество, чтобы встать рядом с ним. Под нами располагалась долина с серым туманом, каждая частичка которого мерцала серебром.

— Что ты собираешься со мной делать?

— Мы вернемся к этому, но для начала, я должен кое в чем признаться.

Я приподнял бровь.

— Признаться?

Он кивнул.

— Я не должен был делать тебя жнецом. Это никогда не было твоим призванием. И в тот день, когда имя Элисон не было названо, я знал, что ты толкнешь ее, если я подпущу вас слишком близко. Я позволил этому случиться.

— Что? З-зачем ты сделал это? Почему это произошло, чтобы наказывать меня за это снова и снова?

Он вздохнул.

— Мне нужно было, чтобы она ушла. Мне нужно было разделить вас, чтобы ты смог стать тем, кем тебе надлежало быть.

Я сузил глаза.

— И кем, собственно, мне надлежало быть?

Он повернулся ко мне, уголки его губ горделиво поползли вверх.

— Хранителем, конечно. Если твоя глупая одержимость этой девушкой ничего тебе не доказала, то мне она доказала, что у тебя сердце хранителя. Тебе суждено защищать. Не разрушать.

Это все был его план. Я не знал, что мне чувствовать после этого.

— Я… не понимаю, что ты хочешь от меня услышать.

— У меня есть приказ, предложить тебе позицию хранителя, Финн.

Я никак не мог сформировать соответствующую реакцию. Я знал, что должен был опустить руки и преклонить колени, чтобы поблагодарить Бога за предоставленную мне ​​возможность, но все, о чем я мог думать, было тем, что такая жизнь не будет включать Эмму.

— Как ты смеешь отказывать мне, когда я предлагаю тебе то, о чем твои брат и сестра могут только мечтать?

Истон заговорил из угла комнаты.

— Соглашайся же, Финн. Не будь дураком.

— Этого нет в твоем сердце, не так ли? — яркий взгляд Бальтазара задумчиво остановился на мне. — Нет… нет больше места ни для чего другого в твоем сердце, не так ли?

— Мне очень жаль, — прошептал я, интересно, какие последствия ожидали меня после отказа. Насколько я знал, никто никогда не отклонял подобное предложение.

— Ты понимаешь, что я не могу позволить тебе продолжать в том же духе, — сказал он устало. — Я не верю, что ты будешь держаться от нее на расстоянии. Я не могу позволить тебе продолжать нарушать законы ради простой смертной, которая ничего не значит в великой схеме вещей. Итак, что же нам делать?

Я смотрел на вращающиеся тени на горизонте, чувствуя безнадежность.

— Я не знаю.

— Чего ты хочешь, Финн?

Без раздумий, мои губы отчаянно выговаривали имя Эммы.

— Эмма. Я хочу Эмму. Я хочу быть… живым.

Он глубоко вздохнул, его глаза расширились, когда он осмотрел меня.

— Что тебе дать? Вечную службу, возможно?

— Что?

— Ты не хочешь принять мое предложение стать хранителем?

Вечность без Эммы на всю жизнь? Мысли бились об меня, и я не успевал с ними бороться, и каждая последующая мысль делала меня еще слабее. Ее смех, богатый и сияющий, как музыка в ушах, ощущение ее кожи, движущейся по моей, вкус ее губ на моем языке.