Ночная духота (СИ)

Будто сквозь туман я увидела, как в руках Клифа появился бубен. Лоран будет солировать, а мы лишь подыгрывать. С первых аккордов я не узнала мелодию, но первые строчки вернули мне почву под ноги, и я смогла расслабить и мозг, и руки — хотя вряд ли в те минуты я владела хоть чем-то в своём теле.

— I may not always love you. But long as there are stars above you, you never need to doubt it. Iʼll make you so sure about it. God only knows what Iʼd be without you. If you should ever leave me, though life would still go on, believe me. (God Only Knows-Beach Boys)

В первое же мгновение тишины я вскочила на ноги и, подхватив барабан, поспешила укрыться в своей комнате.

— Эй, куда это ты?

Я замерла в середине коридора и медленно обернулась к хозяину с вымученной улыбкой:

— Я надеялась, что с репертуаром «Бич Бойс» покончено, и вы перейдёте на классику. А для Битлов я не нужна…

Я с ужасом увидела на устах Лорана чеширскую улыбку графа, от которой кошки начинали скрести на душе.

— Так мы ещё про калифорнийских девочек не спели…

Я вновь мучительно растянула губы:

— А где ж вы тут калифорнийских девочек узрели? Зачем только ты снял с меня сарафан. Он отлично подошёл бы к сегодняшнему маскараду самобытности. Хотя, если вы для меня что-то из «Зоопарка» исполните…

Я говорила и проклинала свой язык, хотя даже приговорённый имеет право на последнее слово, так чего бы мне не молоть языком, если собачка в клетке льва уже не таит надежды на спасение.

— Я блюзы Боба Дилана не уважаю. Но если ты так хочешь услышать песни Майка в моем исполнении, то соблаговоли сама напеть их.

Я усмехнулась, вдруг вспомнив песню о мёртвых листьях. Ох, как же вы похожи с графом. Хорошо он тебя выдрессировал, вложив в уста не только улыбку, но и привычку издеваться над беззащитными. Господи, а я так любила тебя за твою заботу… Неужели всё закончилось в один вечер? Неужели ты не в состоянии простить меня? Тогда убей, только прекрати мучить… Ты ведь не такой, как твой отец. Ты добрый, я знаю это. И сейчас готова упасть перед тобой на колени и целовать тебе ноги. Прости меня и дай ещё один шанс, ведь я не прошу о невозможном. У всех пациентов бывают срывы! Ты знал, что я могу сорваться, знал… Так зачем оставил меня с Клифом, зачем? Я всё ещё больна, просто больна. Разве моя болезнь не является смягчающим обстоятельством?

— Когда я решу, что жизнь была напрасна, может быть в этот день я приду к тебе, — я перевела на английский строчку из песни Майка Науменко и хотела повернуться к хозяину спиной, но не смогла.

— Для нынешнего вечера больше подходит другая песня, — хозяин зло усмехнулся. — «Дрянь», потому что только это слово может обидеть. Скажи мне, что ты — дрянь, маленькая дрянь…

Лоран процитировал Майка в оригинале абсолютно без акцента. Или же не говорил, а пичкал меня своими мыслями, но я ответила ему по-русски, как он того желал:

— Я — дрянь.

— Теперь иди, — приказ он отдал по-английски.

Я бросилась к себе в комнату и рухнула на кровать вместе с барабаном. Только мой покой был недолгим — барабан куда-то исчез, а я оказалась стоящей у двери как слепой котёнок, потому что взгляд мне полностью закрыл кружевной платок.

— Спасибо, — прошептала я. — Я сейчас соберу себя по крупинкам. Только зачем мне возвращаться в гостиную? — Я вцепилась в косяк двери, будто он мог удержать меня против желания графа. — Лоран отпустил меня.

Ответом стал короткий смешок. Граф убрал платок в карман.

— Ты так и не ответила на мой вопрос: хочешь ли ты спать? Я лично сомневаюсь, что ты уснёшь без ещё одного бокала. Красная жидкость — чудодейственное лекарство.

Я не успела и ресницами моргнуть, а он уже стоял на кухне с бокалом Бордо. Я медленно двинулась по коридору, не отрывая взгляда от колышущейся в бокале кровавой жидкости. Она напоминала маятник в руке психиатра. И наконец я вцепилась в ножку бокала, боясь потерять сознание, с трудов вскарабкалась на высокий стул и принялась потягивать вино, полностью сфокусировав взгляд на мелеющем с каждым моим глотком кровавом прудике, и не заметила, когда граф вернулся на диван. Поставив пустой бокал на гранит столешницы, я обвела комнату подёрнувшимся рябью взглядом, поняв, что вошла в новую фазу опьянения. Вампиры о чем-то говорили, но я смотрела на них, будто на актёров, которые двигались на сцене в потусторонней вселенной. Голоса походили на стрекот насекомых, и я не понимала сказанного, пока не услышала чёткий голос хозяина:

— Да что ты пристал ко мне со своими Битлами! Это уровень твоей Кэтрин и её «Зоопарка». Поверь, Битлы даже после лечения музыкальных зубок ЛСД слишком просты для меня… Эй, бэйби, иди сюда.

Слезая со стула, я чуть не оступилась. Тело перестало слушаться, и мне стоило больших усилий прошествовать до рояля, ничего не снеся по пути бедром.

— Что ты хочешь, чтобы я исполнил?

Я смотрела на Лорана как баран на новые ворота в надежде вспомнить хоть одну песню, которую ему было бы не противно сыграть.

— Может быть, мы покончим с роком на сегодня, и ты сыграешь Лунную Сонату? Посмотри, какая луна…

Мой пьяный голос звучал слишком громко и даже отдавался эхом в ушах.

— Бэйби, это фонарь…

Я улыбнулась, вымучено, и даже не огрызнулась на очередной выпад хозяина. Всем телом я привалилась к роялю, но потом выпрямилась и гордо шагнула к открытой двери. Никто не остановил меня. В лицо пахнуло ночной прохладой, и в любой другой вечер я бы с удовольствием закуталась в кофту, а тут мной овладело непонятное желание скинуть всю оставшуюся одежду. Я протянула руку к стене и нажала на кнопку. Синяя резина начала скручиваться в рулон. На фоне чёрного ночного неба вода в бассейне казалась неестественно яркой. Я стянула кофту и бросила на траву.

Нечто странное случилось с моим сознанием. Я будто отделилась от тела и наблюдала со стороны, что делает эта странная девушка. Она переступила через юбку и в одних стрингах бросилась в ярко-голубую ледяную воду, чтобы вернуть меня обратно в собственное тело. Вода обжигала, но я не вынырнула и коснулась руками дна, развернулась и, не поднимаясь на поверхность, поплыла к другому краю бассейна. Вдруг кто-то схватил меня за ногу, и первая реакция была — закричать, но в воде я лишь выпустила на поверхность так нужный мне сейчас кислород. Я обернулась и с ужасом обнаружила, что нога запуталась в шланге робота, чистящего бассейн. Я дёрнула ногой, но лишь подтянула аппарат чуть ближе. Движения были слишком неуклюжими и скинуть даже слабую петлю я не сумела. Теперь я запаниковала по-настоящему, поняв, что начинаю задыхаться. Движения вовсе стали конвульсивными. В последнем рывке я откинула голову и через голубую толщу воды увидела бледное лицо и горящие серые глаза.

Похоже, граф давно наблюдал за мной. Осознание этого придало мне неимоверные силы. Я скинула путы и ринулась вверх, к звёздам и воздуху. Добравшись до мелководья, я ступила ногой на плитку и замерла, не в силах идти дальше. Не знаю, что тогда горело ярче: два огромных фонаря или два графских глаза. Я ненавидела и графа, и фонари.

— Вылезай!

Я подчинилась приказу. Только в действительности выползла. Пару раз поскользнулась на лестнице и рухнула спиной на траву, оставив ноги болтаться в бассейне. Силы ушли и пришла дрожь то ли от ночного холода, то ли от пережитого страха. Я прикрыла глаза, но тут же распахнула их, почувствовав на груди что-то холодное. То была ветка винограда. Граф стоял рядом и держал наготове вторую.

— Я не знал, что ты предпочтёшь, потому сорвал и тёмную, и светлую гроздь.

— Ага, не знаете… — отозвалась я хрипло и почти беззвучно добавила: — Выбросьте обе. Я не ем виноград из сада. Он не зрелый.

— Зачем? — граф присел подле меня на траву и стал рассматривать сквозь виноградную гроздь луну. — Настоящий художник нарисовал бы тебя вот так, с гроздью винограда между грудей.

— Надеюсь, это не констатация факта, и вы не отправитесь сейчас за бумагой и карандашами, потому что я окоченею здесь, позируя вам даже одну минуту.