Телешоу «Научи меня любить» (СИ)

На потертой табличке большими черными витиеватыми буквами так и значилось «Безымянное». Шут осторожно обогнул перекособоченные ворота, сделанные из изогнутых в незатейливом узоре железных прутов, и ступил на шуршащий белый гравий. Нынешнее кладбище кардинально отличалось от кладбищ прошлого. Усопших перестали хоронить в земле еще несколько столетий назад, придя к выводу, что это слишком дорого, не говоря уже о расточительном использовании хорошего куска земли, так что обязательной и необходимой процедурой стала всем известная, и до того не особенно популярная, кремация. Людям больше не давали Выбора по поводу того, как они хотят быть захоронены. Когда закон о запрете хоронить людей в земле только вошел в силу, многие воспротивились этому и пошли против него. Это спровоцировало создание тайных кладбищ, владельцы которых здорово наживались на горе людей. Но последствия были не самыми приятными. Власти приезжали на подобные захоронения с эскаваторами, перерывали землю, смешивая полуразложившиеся трупы с землей и разломанными гробами, превращая их в однородную массу, которую затем обливали специальным составом и поджигали. Люди были в ужасе, но это никого не волновало.

После кремации тела, останки человека помещали в мраморную шкатулку, которую обычно заготавливали сами умершие. Не было ничего необычного в покупке шкатулки для себя любимого, а если ты наткнулся на шикарную распродажу таковых, то приобретение сего предмета и для пары тройки родственников. Получить погребальную шкатулку в подарок не считалось оскорблением, наоборот признаком заботы и внимания. Лучшим подарком, чем шкатулка, могла быть лишь кладбищенская ячейка, в которой шкатулка хранилась. Дело в том, что уносить сей предмет домой запрещалось. Защитники человеческих прав добились запрета на то, чтобы родственники могли забирать шкатулку с прахом себе.

«Человеческий прах – это не игрушка, он не должен стоять на одной полке с картиной, на которой изображен лес, и вазой с засохшими цветами!» – кричали гуманисты и никто так и не решился поинтересоваться у них, чем же им так не угодили лес и цветочки.

После того, как прах помещали в шкатулку, ее герметично закрывали, а после этого отдавали мастеру, который делал гравировку с именем, годами жизни и фотографией усопшего. Делать это до того, как прах окажется в шкатулке, считалось дурным тоном. По негласным правилам все родственники должны были внимательно наблюдать, как на крышке шкатулки появляется один символ за другим. Когда же процедура заканчивалась – длилась она обычно от одного до трех часов – шкатулку помещали в заготовленную для нее ячейку одного из похоронных стеллажей. Да, теперь кладбище больше походило на библиотеку, только вместо книг на ее стеллажах размещались останки людей. Настоящая библиотека смерти.

В самом центре кладбища располагался крематорий – серое одноэтажное здание с уродливыми башенками и потрескавшимися от времени статуями ангелов. У входа размещался небольшой палисадник с извечно жухлыми цветами. Вокруг же здания в десятки рядов возвышались тусклые стеллажи. Толщиной они были примерно в полметра, длинные и дугообразные, так, что один ряд таковых образовывал разорванный дорожками круг. Самое маленькое кольцо обступало здание. Каждое последующее – естественно было чуть больше предыдущего. Заканчивались стеллажи уже около забора. Причем каждый из них был высотой примерно в сто метров и хранил в себе бесчисленное количество шкатулок.

- О… Вы снова пришли! – практически полностью потерявший зрение и ориентирующийся при помощи других органов чувств, дряхлый старичок поприветствовал прошедшего мимо него Шута. Смотритель кладбища вяло обмахивал один из стеллажей сухой тряпочкой, пытаясь согнать пыль с давно поблекших и никому не нужных ячеек. Снизу располагались самые старые хранилища, за ними почти не ухаживали хотя бы потому, что родственники этих давно ушедших из жизни людей сами покоились всего парой этажей выше.

Шут на это лишь кивнул и, сойдя с главной дороги, пошел по одной из второстепенных. Он не беспокоился о старике, прекрасно понимая, что если тот даже очень захочет, ничего кроме походки, по которой он и определял приходившего, описать полиции он не сможет.

Рядом с каждым стеллажом стояла целая стопка магнитных досок квадратной формы, а также рулей и перил для них (в разобранном виде кладбищенские средства передвижения занимали куда меньше места). Любой желающий мог взять доску, настроить ее на магнитное поле необходимой ему полки и затем добраться до определенной ячейки независимо от того, насколько высоко она располагалась. Шут ввинтил в доску руль и перила, встал на нее и ввел координаты нужной ему ячейки на дисплее руля. Все, что оставалось ему делать после этого, всего лишь держаться за перила, наслаждаясь легким ветерком и маячащими перед глазами идентичными ячейками. Квадратная доска взмыла вверх на шестьдесят метров, а затем провела Шута вбок еще метров на пять и остановилась так, что перед глазами фигуры в капюшоне оказалась ячейка под семизначным номером. Шут ввел необходимый код на сенсорной панели ее дверцы, открыв тем самым электронный замок, распахнул ее и в нетерпении коснулся рукой черной шкатулки.

- Здравствуй, – тихо проговорил Шут, погладив холодную крышку, – Шут снова пришел, да.

На кладбище было тихо и пустынно. Посетители бывали здесь в основном три раза в год в особенные дни, которые так и именовались Кладбищенскими. В это время никто не работал и считал своим долгом посетить всех своих усопших родственников. В остальное время приходить сюда никто не рвался, так как и без того было слишком много дел. Но Шут бывал здесь куда чаще трех раз в году: перед каждой новой Работой.

- Помнишь, ты говорил Шуту, что человеческая психика подобна тонкой нитке с бесконечным числом узелков, каждый из которых олицетворяет собой кладезь страхов, комплексов и предубеждений. И эту ниточку можно вытягивать из человека узелок за узелком, постепенно и неторопливо разрушая его личность, оголяя его нервы, заставляя думать о собственном уничтожении. Помнишь же? Конечно, помнишь, ведь Шут помнит, да. И сегодня Шут начнет тянуть очередную ниточку, да-да, из того самого Черного Короля. В этот раз Шуту приказали поторопиться. Якобы с Мэлани Шут был слишком медлителен. Они ничего не понимают! И Шут не позволит им диктовать, как ему надо работать. Шут общался с Мэлани четыре месяца, наслаждаясь каждым ее узелком, а затем еще полтора – прикасаясь к ее телу. Но и в тот день, когда она ушла от Шута, Королева оставалась Королевой. И это было восхитительно. Самое восхитительное, что только мог испытывать Шут! Поэтому Шут не подчинится приказу. Он не будет торопить событий, о нет. Шут хочет мучить Короля, и Шут будет мучить короля, Шут сделает его своим, да.

- Ты издеваешься? – Дэй вяло подавился воздухом. – Я не хочу.

- Тебя никто, собственно, и не спрашивает, – пожал плечами Крис, пожевывая кончик электронной ручки.

- Но это… Это не справедливо, – продолжал слабо возмущаться Дэй. Сильно возмущаться ему не позволяло его состояние. Головная боль прожигала виски, перед глазами то и дело мелькали мушки, а горло пересыхало, несмотря на то, что парень успел выпить три литра фильтрованной воды и два стакана чая.

- Скажи это не вышедшей на работу Ксин! По идее, моим напарником на сегодня числилась именно она. Но Койне не пришла на работу. Более того, я звонил ей не единожды, но она ни разу не взяла трубку. Учитывая, что она самая ответственная из всех, кто состоит в ГОР, я пришел к выводу, что с ней случилось что-то серьезное. Раз она не оставила записки и не предупредила, возможно что-то произошло с ней или ее семьей. Так или иначе, последний раз ее видели вчера вечером в нашем архиве. Сказать по правде я… Я очень волнуюсь, – пробормотал Крис, чуть краснея и отводя взгляд. Хотя, что уж там. Все и так знали, как ему нравилась Ксин. Так же как знали и то, что это было не взаимно. По крайней мере, его признание в любви успехом не увенчалось. Но чувства от этого не угасли, и Крис и сейчас тихо страдал по единственной девушке в ГОР.