Я твой ужас и страх (СИ)

Она инстинктивно, не глядя протянула дрожащую руку во тьму комнаты, туда, где маячило побежденное зло, которое на этот раз помешало осуществить ее план. В тот миг кто-то с силой дернул ее за запястье, буквально опрокидывая во мрак квартиры. Она практически упала обратно на разобранную кровать. Сердце бешено колотилось, она сидела, сцепив в замок руки, но отвечала непреклонно:

— Так и быть. Вот я снова на диване. Так лучше?

Она теперь злилась, наверное, на себя, на то, что все-таки поддалась воле Короля Кошмаров.

Впрочем, так ли страх всегда плох?

В этот раз, казалось, он оказался разумнее нее. Бугимен стоял напротив нее, скрестив руки, загораживая собой проем окна, а затем его неведомая сила захлопнула его, точно дверцу западни.

— Тебе стало страшно? — интересовался он. Снова его подопытная крыска реагировала не так, как следует; ждал, значит, когда она признает его превосходство над родом людским, но она лишь описала то, что с ней произошло:

— Да… Тело снова отказалось прыгать.

— Еще рано. Я так решил, — осклабился Король Кошмаров.

— У каждого здесь свои игры. Кто кого, — отвернулась Валерия, имея в виду не только участников этой микротрагедии в рамках одной холодной комнаты; но заинтересовалась, ухмыльнувшись: — Может, заключим пари?

Король Кошмаров оживился, наклоняясь поближе, заискивающе кивая:

— Пожалуй, интересно!

К тому времени уже первые лучи рассвета несмело пробивались через дым и смрад сотен туч. Сколько же тянулась эта пытка! Время потеряло стрелки и цифры, циферблат стек картиной Дали. Вдалеке уже меркла луна, отражалось гребнем зеленоватое солнце. Тучи на какое-то время рассеялись.

— Идет. До встречи, упырь, — отозвалась Валерия, когда поняла, что с наступлением рассвета Бугимен намерен уйти. На прощание он зловеще бросил:

— До скорой встречи, ненормальная. Но помни — страх всегда побеждает.

Комната очистилась от черного песка, однако Валерия точно знала, что темная субстанция ее мыслей все еще вьется над головой, просто закрылось иное зрение для ее созерцания.

«Что ж… Значит, играем, ужас и страх!» — подумала она, сжимая кулаки. А ставка в таких играх, как водится, жизнь. Или же что-то большее?

2. Но чей же страх?

Следующий скандал произошел через сутки, вечером, во время просмотра телевизора. Или это просто продолжился предыдущий, что более вероятно. Но в этот раз попало самой Валерии, незаслуженно, как и в большинстве случаев. Хотя это с чьей стороны посмотреть.

Крутили матч по боксу, очень неплохой, интересный, но кровавый. Рассеченные брови и скулы камера показывала намеренно крупным планом, как будто ничего другого не нашлось.

— Переключи! — попросила мать или вкрадчиво приказала. Она обращалась к отцу, который предпочитал футболу бокс и, кажется, втайне (да и открыто) жалел, что у него нет сына. Вдвоем они бы наверняка тренировались, наверняка ездили бы на соревнования от «вредной мамочки, которая держит мальчика у юбки». Но у него получилась только дочь, которая и танцевать-то толком не научилась, к большому сожалению своей безупречной матери. «Не ребенок, а сплошное расстройство!» — вот их совместный вердикт, негласный, но очевидный. Не удалось осуществить перенесенные на нее ожидания, их нереализованные мечты, поэтому она тоже не имела права на свою.

— Переключи! — процедила сквозь зубы мать, сминая край домашнего платья. — Я по-хорошему прошу.

— А мне нравится, — ответил нейтрально отец. Наверное, так он издевался, ведь ему ничего не стоило включить какой-нибудь нейтральный фильм, где и приключения, и обман любовной линии. Впрочем, по жанрам они никогда не совпадали, кому-то нравились исключительно боевики, кому-то только мелодрамы. Одна Валерия смотрела все, что под руку подворачивалось, лишь бы играли неплохо. Впрочем, все это бытовые мелочи, но почему-то из них вспыхивало настоящее пламя, когда дело доходило до выбора. Снова подобие семьи делились на два лагеря. Из мелочей складывалась обычная жизнь сотен таких же людей. Ничтожные проблемы на первый взгляд, корень которых крылся куда глубже.

— У нас у всех есть компьютеры! Идите и смотрите, что вам нравится! — тут же недовольно всплеснула руками мать, указывая на две соседние с гостиной комнаты. Мол, отправляйтесь туда, оставьте ее в одиночестве.

Определенно, собраться тем вечером за просмотром какой-то белиберды было одной из самых глупых идей. Кто ее предложил — неизвестно. Валерия с надеждой на перемирие присоединилась, притулившись в уголке дивана, сминая бежевый мягкий флок нервно подрагивающими пальцами. Теперь она предпочла бы тихонько уйти к себе, перебирать дальше истории крипипасты из группы в социальной сети, писать случайные комментарии малознакомым людям.

Друзей у нее практически не было ни в реальности, ни в Интернете. Не то, что у матери. Порой она собирала целую компанию таких же манерных высокомерных подруг. Хотя не Валерии судить, она-то лишний раз и помаду на губы не наносила. Глупая, наверное, не хотела аж в двадцать четыре года найти себе парня. Время-то тикало, проходило. А что сказали бы все стрелки и циферблаты, если сердце молчало? И не помадой с тенями-тушью его возможно разбудить.

Казалось, у них здесь у каждого сквозили какие-то неполадки в сердце, не по здоровью физическому, а по психике. Валерия даже могла бы назвать их научными терминами, но опасалась. Как-то раз попыталась разложить по науке, рассказать про типы характера — так поднялся скандал. С тех пор мать ей ставила в упрек каждый раз — «умная слишком стала», психолог в семье экономистов. С тех пор она помалкивала, лишь изредка вставляя неуверенные замечания по делу и не очень. Но ведь и на психолога пошла, казалось, чтобы разобраться, из-за чего именно в их доме такой разлад, что им так мешает и одновременно не позволяет разойтись. Каждая из сторон сумела бы прожить самостоятельно, но что-то примагничивало их друг к другу, заставляло мучить и мучиться. А их дочь — случайная жертва всего этого театра абсурда.

— Но мы же хотели собраться возле телевизора… — несмело пробормотала Валерия, ее тут же перебили.

— А зачем? Чтобы смотреть эту мерзость? — восклицала на экран мать, с показным отвращением отворачиваясь, когда боксерская перчатка влетала в челюсть, отправляя в нокаут оппонента будущего чемпиона. Может, и правда, бессмысленное зрелище, как и многое, что придумали люди, жестокое в этом беспощадном мире. С изобретением телевещания безжалостность приобрела формат зрелища, гиперреальности.

Валерия не рассказывала, что в тайне смотрит соревнования по боям без правил, она представляла себя в роли победителей, воображала, как бьет, вымещая свой гнев. Нет-нет, ни в коем случае не родителей, просто выплескивая весь накопившийся негатив. Но едва ли ее неумелое среднего сложения тело послушалось бы, у нее даже на костяшках никогда не обреталось мозолей. Во всей этой бренной суете она не научилась ничему, что было бы сверх требований родителей. И так уже подкачала, когда поступила на психолога. Кажется, они до сих пор считали, что она осталась неучем. Наверное, должность школьного психолога и правда была ниже их ожиданий, и они безотчетно злились уже персонально на нее. Сломали бы еще сто раз ее проклятый мольберт, который как-то раз сами же подарили. Они терялись, что еще следует запретить, чтобы их дочь сделалась идеальной, хотя ее, в целом, все устраивало. Работа нормальная, как у всех, помогала забыться, хуже то, что ждало каждый вечер дома.

Неопределенность и зыбкость сводили с ума, когда родители бились без шлемов и лат, но ломались сотнями незримые острые копья.

— Бокс — не мерзость! — немедленно вспыхнул отец, которого слова матери традиционно провоцировали, точно перед цепным псом по тонкой жердочке забора бродила кошка. Может, матери так самой нравилось? Вечно чувствовать себя несчастной, хотя сама же создавала их беды.

Может, отец и правда требовал слишком часто уступать его интересам. Ведь это из-за него мама отказалась от карьерного роста, еще лет двадцать назад он убедил ее, что женщине не следует занимать высоких постов, он — экономист — сам обеспечит семью, а ей лучше возиться с ребенком. И с тех пор Валерия стала вечным заложником этой неискупимой жертвы. А мать несла на себе бремя нереализованных амбиций. В конце концов, они с отцом были однокурсниками, оба начитанные, умные. Говорят, в их юности все шло чудесно, общие интересы, общие конспекты на сессии. Может, как они закончились, так и не о чем стало говорить. Кто знает… Только Валерия с тоской рассматривала свадебные фотографии: это счастье на лицах никто бы не сумел подделать. Но что-то сломалось и треснуло уже навсегда. И они не желали признать это.