Ночная духота (СИ)

Зачем граф затеял игру со мной? А если я до сих пор в неё не вступила? А если вступлю, что тогда? В вас, Ваше Сиятельство, нет ничего привлекательного. Ни красоты и шарма Лорана, ни небрежной хипповатости Клифа… Одна лишь французская педантичность, но я сниму её вместе с шелковыми брюки и шелковой рубашкой. Я не пожалею воскресенья и сейчас же отправлюсь за покупками….

— Если ты спрашиваешь моего мнения…

Я глядела на сидящую напротив Соню, на свои ноги, руки… Трава всегда действовала странно — я выпадала из действительности на какое-то время и возвращалась обратно счастливой как ребёнок. Пусть короткое мгновение, но всё же я не вспоминала в эти минуты Клифа… А сейчас я чувствовала себя разбуженным среди ночи младенцем, который в тёмном силуэте над кроваткой не может признать мать. Хорошо ещё, я не закричала!

— Я не стала бы тащить в постель отца своего работодателя, даже если тебе так хочется секса. И почему ты так уверена, что спокойно забудешь его, когда он вернётся в Париж? Это уже даже как-то не по-американски. И что за бред ты несёшь про энергетических вампиров… Неужели ты веришь в эту чушь?

Я смотрела на неё удивлёнными глазами. Вернее сказать — тупо, стараясь заставить мозг вернуться в нормальный режим.

— В жизни много чуши, в которую хотелось бы не верить, но реальность заставляет, — осторожно начала я. — К тому же, мне жутко одиноко. У тебя, кстати, нет никого на примете?

Я не ждала ответа, он не был мне нужен — я жаждала передышки, чтобы понять, что за этот час успела рассказать Соне. Я не помнила ничего, кроме своих воображаемых диалогов с Лораном и графом. Неужели я произносила их вслух?

— Откуда у меня знакомые мальчики, — ответила Соня. — Вся моя траектория передвижения: детская площадка — кухня, и если повезёт — гости с такими же папа-мамашами. Это ты дома не сидишь, у тебя постоянно какие-то презентации, музыкальные вечера, арт-воки, так они, кажется, называются?

Опаньки, пронеслось в моей просветлённой голове — точно! Пятница уже маячила на горизонте, и если я после недельного общения с графом все ещё останусь жива, то надо не забыть, что Лоран снизошёл до игры на выставке хозяина нашей очаровательной Софи, хотя абстрактное искусство и музыка Лорана не особо подходят друг к другу — проще было замутить музыкальную инсталляцию на пустых бутылках при помощи гитары Клифа, но это ведь меня не касается… Это музыкальный гений и гений от псевдо-искусства решают сами. Моё какое дело, мы с ним даже в разных залах будем… Я стану помогать Софи, ведь я не способна делать что-то своё… Мой удел теперь прислуживать всем: и вампирам, и их слугам…

— Ты уверена, что не ошиблась с выбором лака?

Соня скептически смотрела на мой фиолетовый лак с белыми разводами, но моя душа именно так сейчас себя чувствовала — она давно треснула и заросла паутиной… И вообще, как там говорили в России — мне фиолетово, фиолетово на все… Даже на зелёный лак на моих ногах… Боже, я чувствовала себя шестнадцатилетней дурой, но выбирать цвета надо было до травы… А вообще кому какое дело до цвета моего лака, а так я действительно больше соответствую комплименту графа…

— А с кем ты в цирк собралась? Я-то с детьми иду, а ты?

Это стало ещё одним откровением: о цирке я не помнила вообще, но телефон действительно высветил письмо о заказе двух билетов в цирк на эту среду. Мотоцикл в клетке… Со слонами…

— А я хочу отцу хозяина американский цирк показать, вернее наших оголтелых защитников животных…

Я сжимала в руке телефон, понимая, что даже словом не обмолвлюсь об этих билетах, чтобы не дать лишний повод Его Сиятельству поднять меня на смех. Да, бобер должен был вовремя выдохнуть, потому что я слишком надолго отпустила свой мозг на прогулку… Стресс, у меня просто стресс… Слишком много французских мужчин на мой больной американский мозг…

— Борщ будешь?

Я буду, я все буду, только бы посидеть в доме человека. Соня, ох если бы ты знала… Но я уже пришла в себя, хотя бы в той степени, чтобы не говорить, что живу с вампирами.

— Кстати, мне тут «Сумерки» подсунули, для моего уровня английского самое то… Как раз про вампиров… Только не понимаю, почему молодёжь так повёрнута на них…

Я медленно обернулась к Соне и сказала сухо и чётко:

— Я предпочитаю Франкенштейна гламурным мальчикам.

Соня как-то странно посмотрела на меня, и я поспешила улыбнуться. Она ставила на газ кастрюлю с борщом, а я стояла посреди гостиной, не зная куда спрятать глаза.

— Не порти платье, — А я и не заметила, что мну сарафан, как истинная неврастеничка. — Ты в нём королева, хоть на Бал к Сатане отправляйся.

— Там платье не нужно…

Я постаралась улыбнуться, но не вышло. Меня передёргивало от воспоминаний. Почему я не вспомнила о Маргарите, когда стояла обнажённой перед графом? От его ледяного взгляда веяло Воландом. Нет, я и в страшном сне больше не помыслю даже поцеловать вас. Мне вообще не нравятся мужчины настолько старше меня…

— Ты говоришь, ему лет сорок, — я вздрогнула от голоса Сони и звона тарелок. — Сколько же тогда твоему музыканту? Совсем ребёнок?

— Двадцать три. Ошибка молодости, — брякнула я, стараясь не выдавать своё замешательство. Неужели я все два часа говорила о графе! — Да я так, не серьёзно… Я просто давно не общалась с европейцем, а наши местные… Ну, немного отморозки…

— Гамбургеры, кола, — Соня уже разливала суп по тарелкам. — Утрируешь, дети здесь у них такие воспитанные. Вчера в очереди стояла с одним папой лет сорока, кстати. Мальчик его все пытался выклянчить конфеты, хватая упаковки со стеллажей возле кассы. Он тихо каждый раз упрашивал сына положить их обратно. Мой тут же орет на детей, сколько бы я его не одёргивала. Так что у тебя больше шансов отыскать приличного мужа, чем у русских девочек. Я вот снова думаю на курсы английского пойти.

— Не в языке дело, — опустилась я на стул. — Они все равно меня за свою не считают, несмотря на диплом, паспорт и идеальный английский. Я чужая…

— У тебя же был американский бойфренд? Ты как-то говорила.

— Был да сплыл. Он предпочёл мне мужчину. Надо было сразу обратить внимание на его ногти…

Соня не донесла ложку до рта.

— Ты что, серьёзно?

— Ну, да… Сан-Франциско, все дела… Ну да чёрт с ними со всеми. Как там говорилось, пусть плачет тот, кому мы не достались, пусть сдохнет тот, кто нами пренебрёг… Я не переврала?

— Нет, у тебя вообще прогресс в русском. Я всё жду, когда у меня дети начнут говорить по-английски.

— Потом будешь им кричать — мы дома говорим только по-русски! И станешь совать им борщ, а они станут его ненавидеть.

Я смотрела в тарелку, но вместо свекольного бульона видела кровавые разводы, заставившие меня задохнуться. Я замерла, чувствуя, как тошнотворный ком неумолимо поднимается из глубин живота.

— Прости, я не могу есть…

Я быстро схватила тарелку, каким-то чудом не расплескав и капли, и сладостно опрокинула содержимое в бездну раковины, а потом глядела, как красные разводы медленно уходят в воронку, но от этого зрелища спазмы в животе стали только сильнее. Я поспешила на патио, но в воздухе продолжал висеть душный сладковатый запах.

— Катя, ты там как?

Соня встала из-за стола и шагнула ко мне, но я отрицательно мотнула головой, боясь подпустить кого-либо в своё личное пространство. Я старалась дышать глубоко, как нас учили на классе йоги, чтобы насытить кровь кислородом, но та лишь закипала, выступая на коже горячим потом. Сарафан прилип к спине, а с шеи вниз ринулся целый горный поток.

— Катя, вернись в дом, не стой на солнце.

Я покорно перешагнула порог гостиной и замерла в двух шагах от дивана. Мой сумасшедший взгляд блуждал по комнате, пока не замер на висевшем на крючке индейском сувенире. Ловитель снов, дримкетчер: круг, замотанный кожаной лентой и украшенный перьями с бусинами, а в нем сетка из проволоки с вплетёнными камнями.

— Откуда это у тебя? — спросила я, потому что помнила лишь матрёшки.