В поисках будущего (СИ)

Заявляется дядя Чарли с какой-то женщиной по имени Фелис, с которой, как оказалось, он встречается последние два месяца. Дядя Чарли всегда с кем-нибудь «встречается», что на самом деле означает, что он их трахает, а потом бросает, когда от них устает. Чем старше он становится, тем моложе становятся эти девки, что было бы странно, если бы он не был таким классным. Он определенно один из самых любимых членов моей семьи. Однажды, когда мне было шесть, мы ездили навестить его в Румынию, и он позволил мне прокатиться на драконе, пока родители спали в гостинице. С тех пор он мой тайный любимчик.

Затем приходит дядя Джордж с тетей Анджелиной и Рокси. Они определенно ничего и всегда очень забавные, если не сказать иначе. Тетя Анджелина самая красивая из всех моих теток-не-вейл, и она всегда потрясающе одета. Дядя Джордж конечно смешон и психован, но ему всегда удается всех развеселить, и хотя бабушка все время грозится его убить, думаю, на самом деле, он ее тайный любимчик. Рокси – классная. Ей тринадцать, и, если бы она была постарше, я взяла бы ее в свою группу в школе. Но она еще недостаточно для этого взрослая, и это хорошо, потому что теперь у нее есть своя маленькая группа из студенток помладше. Она в точности повторяет мою, и, честно, это мне очень льстит. Фред не с ними, и я думаю, что он, как и Джеймс, валяется пьяный с какой-нибудь отвратительной шлюхой.

Кстати о тетках-вейлах, следующими появляются дядя Билл и тетя Флер. И наконец-то тут Луи. Наконец-то кто-то, кто мне по-настоящему нравится – кто не слишком стар и не слишком мал. Он выглядит совершенно нахрен скучающим до смерти, когда они прибывают через камин, так что я тут же хватаю его и увожу, чтобы спасти от перехода из рук в руки, от тетки к тетке, каждая из которых жаждет покрыть его поцелуями.

– Есть травка? – прямо спрашиваю я его, оглядываясь вокруг, проверяя, чтобы никто не подслушал.

– Конечно, – бормочет он в ответ.

– Отлично. Пошли.

Мы идем в старую комнату дяди Рона, потому что она на самом верху, под чердаком, и здесь есть симпатичное окошко, через которое легко выветрить любой дым. Именно сюда мы обычно ходим покурить, и это точно лучшее место для этого.

Луи всегда хорош с теми травками, которые не найдешь в теплицах Невилла, и это одна из причин, почему я так его люблю. Конечно он не единственный парень в школе, который может это достать, но он точно единственный, кто не будет ждать от меня чего-нибудь взамен. К тому же его фигня всегда хорошего качества, что я очень ценю. Я научилась ценить хорошее качество от Джеймса, который полностью обучил меня разнице между хорошей и плохой травкой.

– Ну, слышала что-нибудь от Миранды? – спрашивает он, подкуривая косяк и делая первую затяжку. Первая затяжка всегда самая лучшая, но я ничего не говорю, потому что это его травка, и я курю ее бесплатно. Не смотрите в зубы дареному коню, верно? Ну, или что-то в этом роде, не помню…

И я не знаю, с чего ему интересно, не слышала ли я чего от Миранды.

– А тебе какая разница? – спрашиваю я, делая свою первую затяжку и медленно выдыхая дым.

– Потому что, – нетерпеливо говорит он, пока возится со щеколдой, пытаясь открыть окно, – я хочу знать, что она обо мне сказала.

– Ты ведь знаешь, что это была не Миранда, верно? – недоверчиво спросила я. – Это была Мередит.

Он перестает бороться с окном и смотрит на меня, открыв рот. Он неделями доставал меня, уговаривая свести его с одной из близняшек, и, когда я наконец сделала это во время поездки домой, он, как оказалось, даже не знал, которая это из них? Ого.

– Да ну нафиг? – спрашивает он, широко раскрыв глаза. – Это была Мередит?

– Ты почти трахнул ее там, в поезде, Луи! – говорю я, протягивая ему косяк, когда он облокачивается о наконец-то открытое окно. – И ты не заметил, что это Мередит?

– Я их нахер не различаю, – выдавливает он, закатывая глаза. – Они нахер просто одинаковые.

Теперья закатываю глаза.

– Вовсе нет. У Мередит веснушка на левой стороне носа. У Миранды такой нет.

– Как будто я, блять, это помню…

– Хватит сквернословить, – говорю я, выхватывая косяк и затягиваясь второй раз. – Из-за тебя мои гребаные уши уже нахер кровоточат.

Мы молча курим в тишине, пока моя голова окончательно не проясняется, чтобы вспомнить нечто важное. Я выпрямляюсь и сажусь на ковре, скрестив ноги, как какой-то ребенок.

– Нам надо избавиться от Марии Мартинес.

Луи с растерянностью смотрит на меня. Его глаза ярко-красные и ужасно налиты кровью. Одного взгляда на него достаточно, чтобы понять, что он нахер обдолбан, и я не знаю, как мы собираемся это скрыть…

– Почему? Я думал, она нравится Хьюго? – спрашивает он, потирая затылок так, словно ищет ответ в корнях своих волос. Он такой странный. И такой обдолбанный.

– Она от него залетела, идиот, – отвечаю я и тут же чувствую, как мое лицо темнеет. Я тут же понимаю, конечно, что только что разболтала секрет, но это нормально, верно? Луи – член семьи…

Его налитые кровью глаза становятся в два раза больше обычного, и он с тридцать секунд сидит в обалделой тишине, прежде чем разразиться смехом.

– Заткнись! – предупреждающе глядя на него, шиплю я. – Ты же не хочешь, чтобы сюда кто-нибудь пришел? – я многозначительно смотрю на него, и он понимает. Если кто-нибудь сюда придет, нам обоим полный пиздец. Совершенно полный.

– Ты меня наебываешь, – понизив голос, говорит он, качая головой.

– А зачем, ты думаешь, он ходит с ней на глазах у всех? – спрашиваю я, наморщив нос.

– Она странная, – уступает он.

– Она жирная, – ровно говорю я.

– А разве не все жиреют, когда беременеют?

Я закатываю глаза.

– Ну, значит, она станет еще более жирной свиньей, чем уже есть… И вообще, я не об этом. Я говорю, что пусть даже Хьюго не знает, как прибрать свой мусор, нет никакой причины, чтобы он ходил за этим, как привязанный, – и под «этим» я имею в виду Марию Мартинес.

Прежде чем Луи получает возможность предложить мне какую-нибудь помощь, на лестнице раздаются шаги, и мы в ужасе смотрим друг на друга. Так быстро, как только могу, я прячу косяк и пытаюсь прогнать лишний дым в открытое окно. Луи быстро трет глаза, от чего, конечно, становится только хуже.

Но это всего лишь Хьюго. Вот уж помяни черта.

– Боже, ты меня до смерти напугал, – говорю я, перебрасывая волосы через плечо и двигаясь, чтобы дать ему место. – Где тебя нахер носило?

Он закатывает глаза и качает головой.

– Нам пришлось проторчать в доме бабушки просто вечность, потому что она расстроена и в депрессии, и маме ее жаль. Она пригласила нас к себе, но говорила, что не хочет навязываться, – он вздыхает и снова закатывает глаза.

Его дед умер прошлым летом, так что это их первое Рождество без него. Думаю, это должно быть трудно для его бабушки и, наверное, для его мамы тоже. Когда он умер, они были очень расстроены, но Хьюго и Роуз легко это перенесли. Лэндону, хоть он и младше, пришлось тяжелее, наверное потому, что он часто оставался со своими бабушкой и дедушкой, а Роуз и Хьюго едва их видели да и то лишь по праздникам, с тех пор как пошли в школу.

Конечно, упоминание о покойном мистере Грейнджере тут же испортило все настроение, так что мы молча сидим в неловкой тишине следующие несколько минут, пока Хьюго не решает, что пришло время что-то сказать.

– И что, вы серьезно будете вот так сидеть и даже не предложите? – Он кивнул на косяк, который я, как оказалось, плохо спрятала, потому что его видно из под моего колена. Я достаю его и передаю ему, так что он снова поджигает его и присоединяется к нашему духу Рождества.

Хьюго может быть и пай-мальчик во всем (кроме случаев подростковой беременности), но он так же любит покурить, как и все остальные. Его маленькая подружка Аманда не одобряет, конечно, так что он обычно делает это, когда мы дома или когда ему удается сбежать от нее минут на десять-пятнадцать.