Костантин (СИ)

Рон рассматривал все с большим и большим интересом. Ему никогда не доводилось ни бывать в магловском аэропорту, ни тем более летать на самолете через океан.

Отец Константина вернулся быстро. И подозвал всех за собой – вот-вот на полосу пригонят нужный самолет.

В частном самолете всем понравилось больше, конечно же чем в обыкновенном пассажирском. Рон часто смотрел в иллюминатор и восторгался всем: высотой и видом из окна, скоростью полета, удобными креслами и тем, что эта машина принадлежит лично Ивану.

- Ничего себе! И это действительно принадлежит вам? – не мог все поверить Рон.

Иван благосклонно, но уже устало (не в первый раз) кивнул, подтверждая свои слова:

- Да. Я важный государственный работник. Мне это по должности положено.

И в упор, немного с завистью во взгляде, уставился на заснувшего в кресле Константина. Тот спал, немного приоткрыв рот и склонив голову набок.

Гермиона то и дело негромко что-то обсуждала с родителями, и иногда глядела по сторонам, тоже рассматривая все. Впрочем, скоро она надела наушники и погрузилась в мир музыкальных звуков и нот. Предварительно показав это и Рону, и тот через некоторе время сделал тоже самое, что и она.

Иван глубоко вздохнул и поднялся со своего кресла. Самолет пока летел еще над Англией. Он достал плед и накинул его на сына.

Самолет повернул – он держал курс прямо на Москву.

Комментарий к Глава 7. Начало зимних каникул. (1) 23 декабря. В Москве учрежден Международный форум стран-экспортеров газа (ФСЭГ) – «газовая ОПЕК» получила официальный статус. 14 стран (в том числе Россия), владевших 73% мировых запасов газа и обеспечивавших 42% его мировой добычи, приняли устав ФСЭГ и подписали межправительственное соглашение. Примечание автора.

====== Глава 8. Зимние каникулы. ======

Они прилетели вечером, когда на улицах уже давно горели фонари. Все с преогромным удовольствием выскочили с трапа на свежий морозный воздух. Снег искрился под ногами, отображая свет мощных прожекторов, освещающих взлетную полосу.

Дыхание из груди выходило серебристым паром.

Иван, выходивший последним, раскланялся с пилотом, обнялся с ним напоследок и самолет вскоре начали отгонять в ангар. Рон, Гермиона с родителями и Константин двинулись в аэропорт, знакомый мальчику по многочисленным полетам.

Все вместе они дождались отца парня, а потом забирали багаж. Иван, тяжело нагруженный чемоданами сына, решил донести и пару чемоданов Рона. Константину достались ключи от машины, и сейчас он ими небрежно поигрывал, идя налегке.

– Ну, вы все идете? – зоркие глаза оглядели всю компанию с ног до головы. От мужчины не укрылась дрожь от мороза Рона и жест Гермионы – она поправила шапку на голове, одевая, точнее натягивая ее поплотнее. Так же он забрал ключи.

- Идем-идем, – заверил его паренек, даже не одевая перчаток на руки. – Сейчас.

Все дети покорно забрались в машину, и опять в лимузин.

- Х-х-холодно тут у вас, – выдыхает Рон, с облегчением садясь на сидение машины, и слегка стучит при этом зубами. – О-о-очень.

- Да нет, это не холод настоящий, – отмахнулся Константин от Рона, – вот в Сибири холода… Под минус тридцать – сорок.

Рон взглянул на него с безумным выражением лица и широко раскрытыми глазами. Иван тем временем сел за руль и надевал ремень безопасности.

Поездка не показалась детям очень долгой. И вот они въезжают в заснеженный двор через автоматические ворота. Сердце мальчика забилось быстрее: очень хотелось увидеть дом и Гила. Он по всему соскучился.

Обширный особняк-дом Ивана в пригороде Москвы выглядел так же как и обычно, единственное: что балкон был украшен еловой искусственной гирляндой с лампочками и входная металлическая дверь – рождественским венком, идеально повешенным четко посередине. Чувствовалось, что это все было дело рук Гилберта. Иван отличался особенной леностью в отношении украшений и мальчик, по обыкновению, наряжал все один – и живую ель, срубленную топором отца в ближайшем к ним лесу; и стены – они сразу же играли яркими красками из дождика, канители, что переливалась на свету; всякие гирлянды, в щедром количестве подаренные крестным Ваном Яо, так же занимали свои места. Лишь только звезду, большую и красную, ему было не повесить одному – отец, легко с его ростом, дотягивался до самой верхушки.

Обыкновенно хваля парня, тот возвращался к своей работе.

Гилберт встретил их всех у дверей. Ледяной ветер развевал его одежду, но воплощению не страшен холод или жара. Мальчик кинулся к нему в раскрытые объятия.

– Привееет, мой любимый, – мальчику привычно взлохматили волосы, – давно тебя я не видел!

Слегка насмешливым алые глаза осмотрели всех новоприбывших. Остановились они именно на Иване.

- Все готово, идите есть, все за стол! – позвал Гилберт, – чемоданы оставьте нам с Иваном! Всем ужинать!

Все вошли в просторную и большую прихожую и сейчас же повесили верхнюю одежду на крюки стены. И принялись снимать обувь. Гил и Иван уже несли чемоданы наверх – гости будут спать на втором этаже, а они оба временно займут пустые комнаты на первом.

Потом рванули мыть руки и смывать лица в ванной и на кухне.

Все прошли в большую комнату, иначе – гостиную.

В углу стояла нарядная, живая ель; перед ней – большущий стол. Еще в гостиной находился камин, который сейчас не горел, мягкий ковер. Стол был уставлен всякими блюдами, тарелками, мисками и прочей посудой с самой разнообразной русской едой. У Рона просто загорелись глаза при виде всех этих яств, хоть они были немного и необычными для англичан. Константин, с некоторым облегчением, налил себе в стакан из ближайшего графина рубиновый напиток, морс, по которому успел соскучиться за рубежом. Тыквенный сок он не любил, особенно в таком количестве что хоть залейся с ним.

Над камином висела картина, выполненная красками, написанная известным русским художником. Иван, точнее ипостась мужчины, Российская Империя, в белом мундире с золотыми эполетами и орденом на груди, спокойно и с величием во взгляде взирал на всех входящих в комнату. Еще была сделана каминная полка, пестрившая самыми разными фотографиями и с тульским старым пистолетом в немного пыльном футляре на красном бархате. Пистолет стрелял, Константин это знал по многочисленным рассказам своего папы.

Гермиона с интересом оглядывала комнату и окружающую обстановку, так же как и ее родители вместе с Роном. Ее страшно заинтересовал и портрет.

Иван и Гил вошли в большую комнату, негромко переговариваясь друг с другом по-немецки. Видимо эта информация, чем они именно сейчас оба обменивались, не предназначалась для ушей Константина и прочих. Они так же присоединились ко всем, сидящим за столом.

Мальчик уже приступил к трапезе; поедая жареный язык с горошком, он услышал голос Гермионы:

- Эээ, мистер Брагинский... – неуверенно начала девочка, внимательно разглядывая картину, – можно вас спросить?

- Конечно, – вежливо отозвался тот сразу же, отвлекаясь от своей порции мяса под соусом. – Спрашивай.

- А на картине – вы? – она кивает на нее.

- Не совсем, – приятно улыбнулся Иван, но Константин мгновенно понял – тот ничего не скажет: то, что он – воплощение, да и опасно все это, раскрывать информацию непроверенному источнику. – Это мой предок. Тоже, кстати, Иваном звали.

Прусс давится пюре, с трудом подавляя зарождающийся смешок. Иван холодно метнул на него недовольный взгляд. И приступил к курице, точнее к цыпленку-табака. Котервранка, к счастью, ничего не заметила.

Гости, в лице миссис и мистера Грейнджер, расхваливали разнообразную русскую еду. Иван, как и Гилберт, очень спокойно беседовали с ними на английском; Константин перешел на русский, немецкий и частично английский языки – так было понятнее и гостям, и самому Гилберту, и отцу.

- Кстати, я чуть не забыл, – отвлекся Иван от наливания чая в чайные чашки и оглядел троицу, – палочки, все три, сдать мне на хранение. Этот дом слишко накачен магией и тут мы все не колдуем, или стараемся колдовать ничтожно мало...